– Я говорила с Тягачевым. Он отказал.
– Для этого есть причины? – осторожно поинтересовался Кирилл.
– Нет, никаких. Зам главного бухгалтера выполняла мое поручение и за это была уволена.
– Странно… – сказал Кирилл и спросил: – Ты сейчас где?
– В кабинете у Дениса Андреевича.
– Он рядом с тобой? Передай ему трубку.
Ульяна молча протянула свой телефон, и Тягачев взял его.
– Здравствуй, Кирилл. – Выслушав несколько фраз, он ответил: – Ну хорошо. – И положил трубку на стол так, словно ему было неприятно присутствие Ульяны и он хотел минимизировать взаимодействие с ней. Но все же ему пришлось сказать ей несколько слов:
– Дюкову в должности восстановят.
– И ей не будут чинить препятствия, – подсказала Ульяна в расчете на положительный ответ.
– Не будут.
– Ее не уволят при первом удобном случае.
– Я сказал! – прикрикнул Тягачев. – Дюкова будет работать. Точка! Необязательно было привлекать к разговору своего брата-молокососа!
Ульяна взяла телефон и, продемонстрировав экран, сказала:
– Вы забыли нажать отбой. Боюсь, что молокосос услышал ваши слова.
Тягачев хватил кулаком по столу и злобно выругался:
– Черт! Все одно к одному!
Вернувшись в пансионат, Ульяна забрала на ресепшене ключ от комнаты заседаний и, расположившись там за большим столом, разложила копии договоров. К тому времени, когда появился Богданов, она изучила отчет и сделала выводы.
– Вы уже здесь? – Следователь прошел к своему столу. – Меня предупредили, что ключи у вас.
– Есть результат по финансовой деятельности Флеера. – Ульяна кивнула на документы. – Судя по всему, он еще тот проходимец. Зарабатывал на всем, даже на покупке одежды для Тягачева – выдавал рыночный ширпотреб за фирменные бренды.
– Главное, Тягачев был уверен в том, что надевает фирму. Самодовольных, богатых дураков проще обманывать.
– И знаете, – продолжила Ульяна. – Возвращаясь к скандалу в номере Гуровых, я склоняюсь к тому, что Елена Петровна ругалась с Флеером.
– Зря. – Богданов сел за стол, деловито огляделся и, в попытках сосредоточиться, передвинул пару предметов.
– Почему?
– Флеер сдал биоматериал.
– И что показал анализ?
– Гурова царапала кого-то другого. – Богданов тяжело вздохнул. – Теперь это факт.
– У нас остается Милана. Они могли договориться…
– Нет! – перебил ее следователь. – Не могли.
– А как же утерянные девятнадцать минут?
Богданов раскрыл папку и протянул ей листок:
– Вот, читайте.
– Что это? – Ульяна с опаской отодвинулась. – Лучше расскажите мне своими словами.
– Это показания охранника, который, делая обход территории, наткнулся на парочку, совокуплявшуюся в кустах. Прошу прощения, но он так и написал. И это было в день убийства Гуровой между одиннадцатью часами и половиной двенадцатого. Вот вам ваши девятнадцать минут.
– Какая-то ерунда… – Ульяна на мгновение замолчала, потом продолжила: – Они только что вышли из коттеджа, где явно не книжки читали. Зачем через десять минут лезть в кусты, чтобы заняться сексом?
– И я на это отвечу. – Богданов усмехнулся. – Во-первых, желания нас не спрашивают. Во-вторых, женщина, практикующая ролевые игры, свободна в своих желаниях.
– Ну что же… – Ульяна расстроенно вздохнула. – Все говорит о том, что эта версия отработана.
– А другой у нас нет, – дополнил следователь. – Вот такая у нас печалька. Есть еще одно соображение, которое ставит меня в тупик.
– Неужели? – с очевидной издевкой поинтересовалась Ульяна.
– Зря язвите, – спокойно заметил следователь.
– Так в чем же там дело?
– Документы на развод, которые доставили Гурову. Я сделал официальный запрос в адвокатскую контору «Фейгин и сыновья». Если они фальшивые, то настоящий убийца рассчитывал этим подставить Гурова.
– Должна признаться, что я тогда очень удивилась.
– Почему? – спросил Богданов.
– По многим причинам. Если по порядку, во-первых, Елена Петровна очень любила мужа.
– Во-вторых?
– Гуровы обслуживаются в другой адвокатской конторе. Помните, на допросе Гурова представлял адвокат Аксенов?
– Давайте, что там у вас третье?
– С адвокатским бюро «Фейгин и сыновья» договор у Тягачева. Номинальная хозяйка бюро – его жена, Маргарита Леонардовна Фейгин. Но, поскольку Марго занимает высокий пост в правительстве Московской области, формальным хозяином числится ее двоюродный брат.
Богданов покрутил головой, не понимая, как встроить этот факт в общую картину расследования.
– Теперь нам следует разобраться с этим моментом и выяснить, причастен ли Тягачев к преступлению.
– Мне бы не хотелось иметь к этому отношения, – проговорила Ульяна. – Я только сегодня имела с ним неприятный разговор.
– И что явилось предметом? – заинтересовался следователь.
– Информация, которую я получила от Дюковой в обход запрета Тягачева.
– Насчет похорон?
– И не только.
– Смотрите, как интересно! – воскликнул он. – У нас прорисовывается новая версия!
– Вы про Тягачева? – удивилась Ульяна. – Не говорите глупости!
– Кажется, мы с вами об этом уже говорили. Труднее всего заподозрить в преступлении близких тебе людей, – серьезным тоном произнес Богданов. – Не стоит вам идти на поводу стереотипов.
– В таком случае надо выяснить, где находился Тягачев в момент ссоры с Еленой Петровной и в момент ее убийства.
– Только не у него самого! – предостерег следователь. – Он правды не скажет.
– Я поговорю с Миланой, – предложила Ульяна.
– Поговорите, и поскорее. Думаю, она будет рада сказать правду и оказаться вне подозрений.
– А что Гаврилов? Вернулся из Ярославля?
Богданов деловито кивнул:
– Сегодня утром. Приехал и уже отдал материал на анализ. Завтра ждем результаты. – Он замолчал, и Ульяна догадалась, что биоматериал, который привез Гаврилов, не самое главное.
– Что-то еще? – вкрадчиво поинтересовалась она.
– Сестра Тыртычной многое рассказала. Например, что Софья занималась танцами.
– Думаю, это мало чем нам поможет.
– Тогда вот вам главное: примерно за год до своего исчезновения Тыртычная попала в психушку. Точнее, в психоневрологический диспансер, который располагался на территории вашего пансионата. – Он оглядел стены комнаты. – И никто не даст вам гарантии, что ее не держали в этом помещении.
– Она была психически нездоровым человеком?
– До определенного времени отклонений не было. Все началось в сентябре девяносто шестого. Кто-то заявил в милицию, что Тыртычная заговаривалась, несла несусветную чушь и угрожала ножом подругам. Ее тут же упекли в городскую больницу, а оттуда после обследования перевели в диспансер с диагнозом «Шизофрения».
– Как долго она там оставалась?
– Ее выписали за день до исчезновения.
– Похоже на какую-то многоходовку, – проронила Ульяна. – Трудно поверить, что кому-то могла помешать наивная восемнадцатилетняя девушка.
– Нам неизвестно, насколько наивной была Тыртычная, – возразил Богданов. – И насколько она была осведомлена.
– Намекаете, что Тыртычная могла быть свидетелем какого-то преступления?
– А почему бы и нет? – Следователь безучастно пожал плечами. – Могла оказаться не в то время не в том месте. Иначе зачем ею так плотно занялись?
– Надо отыскать ее историю болезни в медицинском архиве. – Ульяна стала загибать пальцы, что-то высчитывая. – Ах как жаль! Прошло двадцать пять лет. Скорее всего она уже уничтожена.
– Можно попробовать найти кого-нибудь, кто в то же время работал в диспансере. – Богданов безнадежно махнул рукой. – Тухлый вариант. Даже если найдем кого-нибудь, о ней вряд ли вспомнят.
– Есть одна мысль, – задумчиво обронила Ульяна и в ответ на заинтересованный взгляд следователя пообещала: – Расскажу после того, как поговорю с одним человеком.
– Значит, за вами разговор с Миланой Кузуб и этим загадочным человеком. На все про все даю вам два дня.
– Но-но… Не командуйте, – усмехнулась Ульяна.
Богданов посмотрел на нее и, не отрывая взгляда, заметил:
– Вы определенно со мной кокетничаете.
Звук открывшейся двери заставил их обернуться.
В комнату забежал Кирилл:
– Как хорошо, что ты здесь, Уля. Не смог до тебя дозвониться! Будь она неладна, эта паршивая связь!
– Что случилось? – Ульяна резко вскочила на ноги.
– Быстро собирайся, бери мою машину и дуй в Зареченский дворец культуры.
– Зачем?
– Там сегодня торжественное заседание и концерт художественной самодеятельности, посвященные юбилею «Технопласта». Тягачев должен был выступить с речью, но ему стало плохо. Я поехать не смогу, здесь закрываю дыры. Вся надежда на тебя. Выступишь, вручишь грамоты и премии. Ну и, конечно, чисто из вежливости, останешься на концерт.
Ульяна осведомилась:
– Могу взять с собой Надежду?
– Бери, – разрешил Кирилл.
Глава 18Берлинская полька
Поездка была обычной. Ничто в ней не могло бы опечалить или развлечь, и эта отвлеченная ситуация создавала иллюзию, что мир не сошел с ума и не потерял реальность.
Надежда сидела на пассажирском сиденье рядом с Ульяной и, высунув от старания язык, красила ресницы.
– Ты это… Давай помедленнее. Опять попала кисточкой в глаз.
– Дорога здесь не очень – пни да ухабы. Может, остановиться? – предложила Ульяна.
– Тогда мы точно опоздаем, и ты не произнесешь эпохальную речь. Мы ведь за этим едем?
– Придется задержаться после торжественной части.
– Зачем?
– Должны поприсутствовать на концерте художественной самодеятельности. Если что, в темноте смоемся с середины.
– Да я бы до конца посидела. – Закончив с ресницами, Надежда выкрутила тюбик губной помады. – В кои-то веки.
И все же к назначенному времени они опоздали. Надежда сразу прошла в зал, а Ульяна пробралась на сцену в президиум. Торжественный вечер скроили по лекалам советских мероприятий, не успела она присесть, как ей предоставили слово.