Бентс изложил свои планы, и Дир изумился их размаху. Очевидно, Бентс твердо решил занять свое место в мире могущества.
Для начала он собирался заключить соглашение с Мело Стюартом о том, чтобы Мело предоставил «ЛоддСтоун» приоритетное право отбора всех Талантов из своего агентства.
— Это я могу уладить, — сообщил Дир. — Я дам ему ясно понять, что открою зеленый свет его любимым проектам.
— Я особенно заинтересован в том, чтобы Афина Аквитана участвовала в нашей следующей картине, — сказал Бобби Бентс.
Ага, подумал Дир, теперь, когда студия оказалась в руках у Бентса, он надеется затащить Афину в постель. Диру пришло в голову, что у него, руководителя производства, тоже появился шансик на это.
— Я велю Клавдии начать работу над проектом для нее прямо сейчас.
— Великолепно, — одобрил Бентс. — Тогда помни, что я всегда знал, чего Элай хотел на самом деле, но не мог осуществить, потому что был слишком мягок. Нам надо избавиться от кинокомпаний Доры и Кевина. Они всегда работали в убыток, а, кроме того, я не хочу делиться с ними.
— Тут тебе надо быть поосторожней, — заметил Дир. — Им принадлежит изрядная часть пакета акций компании.
— Ага, — ухмыльнулся Бентс, — но Элай передал мне власть на пять лет. Так что мальчиком для битья будешь ты. Ты перестанешь давать зеленый свет их проектам. Думаю, через годик-другой они сами выйдут из студии в гневе, виня в этом тебя. Такова методика Элая. При нем всегда все шишки сыпались на меня.
— По-моему, тебе будет нелегко вывести их. Здесь их второй дом, они тут прижились.
— Я постараюсь. Еще одно. В ночь перед смертью Элай согласился дать Эрнесту Вейлу проценты с валовых доходов всех картин, сделанных нами по его дерьмовому роману. Элай дал это обещание, потому что Молли Фландерс и Клавдия терзали его на смертном одре — очень нечистоплотный поступок с их стороны. Я письменно уведомил Молли, что ни юридически, ни морально не обязан выполнять это обещание.
Дир немного поразмыслил над этой проблемой.
— Он ни за что не покончит с собой, но может умереть естественной смертью в ближайшие пять лет. Нам надо как-то подстраховаться на этот случай.
— Нет, — возразил Бентс. — Мы с Элаем проконсультировались с юристами, и те сказали, что доводы Молли в суде рухнут. Я готов поторговаться насчет каких-то денег, но не насчет участия в прибылях. Это просто высасывание нашей крови.
— Ну, и что же Молли ответила?
— Да обычным вздорным адвокатским письмом. Я велел ей отправляться в задницу.
Бентс снял трубку телефона и позвонил своему психоаналитику. Его жена много лет подряд настаивала, чтобы он прошел курс терапии и стал более приятным в общении.
— Я только хотел подтвердить назначенную на четыре часа встречу, — сказал Бентс в трубку. — Да, о вашем сценарии мы поговорим на будущей неделе.
Повесив трубку, он лукаво ухмыльнулся Диру.
Дир знал, что у Бентса назначено свидание с Фалиной Фант в бунгало студии в отеле «Беверли». Так что психоаналитик служил Бобби прикрытием, потому что студия приняла к рассмотрению оригинальный сценарий психоаналитика о психиатре — убийце-маньяке. Весь юмор тут заключался в том, что Дир прочитал сценарий и подумал, что из него получится отличный низкобюджетный фильм, хотя Бентс счел сценарий дерьмовым. Дир сделает кино, а Бентс будет убежден, что Скиппи просто оказывает ему любезность.
Затем Бентс с Диром поболтали о том, почему времяпрепровождение с Фалиной доставляет им такую радость. Оба сошлись в том, что это ребячество для таких важных людей, как они. Вдобавок они сошлись в том, что секс с Фалиной настолько приятен, потому что доставляет массу радости и потому что она не предъявляет никаких прав на них. Конечно, не обошлось без косвенных требований, но она талантлива, и в свое время они дадут ей шанс.
— Меня беспокоит, — заметил Бентс, — что, если она станет более-менее приличной звездой, нашим забавам придет конец.
— Угу, — поддержал Дир. — Так всегда ведут себя Таланты. Впрочем, наплевать, зато тогда она заработает нам кучу денег.
Они вдвоем прошлись по планам производства и выпуска. «Мессалина» будет закончена через два месяца и станет локомотивом рождественского сезона. А продолжение сериала по Вейлу уже печатается и будет выпущено в ближайшие две недели. Эти два фильма принесут «ЛоддСтоун» миллиард долларов при мировом прокате, включая видео. Бентс получит премию в двадцать миллионов долларов, а Дир миллионов пять. Бобби провозгласят гениальным преемником Марриона в первый же год. Его признают администратором Номер Один.
— Жаль, что нам приходится платить Кроссу пятнадцать процентов с валового дохода «Мессалины», — задумчиво проронил Дир. — Почему бы нам просто не вернуть ему деньги с небольшим барышом, а если это придется ему не по вкусу, пускай подает иск. Яснее ясного, что в суд его не тянет!
— А он не связан с мафией? — поинтересовался Бентс.
«Этот субъект — настоящий трус», — подумал Дир. А вслух произнес:
— Я знаю Кросса. Он вовсе не крутой парень. Его сестра Клавдия сказала бы мне, будь он по-настоящему опасен. Кто меня беспокоит, так это Молли Фландерс. Мы обвели вокруг пальца двоих ее клиентов за раз.
— Ладно, — согласился Бобби. — Господи, да мы в самом деле славно поработали! Сэкономили двадцать «лимонов» на Вейле и еще «лимонов» десять на Де Лене. Это покроет наши премиальные. Мы просто герои.
— Ага, — согласился Дир, бросив взгляд на часы. — Без малого четыре. Не пора ли тебе отправляться к Фалине?
В этот миг дверь кабинета Бобби Бентса с грохотом распахнулась, и на пороге выросла Молли Фландерс в боевом костюме — брюки, жакет и белая шелковая блузка. Туфли без каблука. Ее красивое лицо побагровело от гнева. В глазах стояли слезы, отчего она стала прекрасна, как никогда. А в голосе звучали нотки горького злорадства.
— Лады, выродки, — провозгласила она, — Эрнест Вейл мертв. Я получила судебное постановление, запрещающее выпуск вашей новой серии по его книге. Ну, дуболомы, теперь вы готовы сесть за стол и прийти к соглашению?
Эрнест Вейл понимал, что самое трудное для него в осуществлении самоубийства — избежать насильственных методов. Он был чересчур труслив, чтобы прибегнуть к наиболее популярным средствам. Пистолеты внушали ему ужас, ножи и яд — чересчур прямолинейны и не гарантируют успеха. Надышаться газом в духовке или угореть в автомобиле — тоже чересчур ненадежные способы. Вскрывать себе вены — метод слишком кровавый. Нет, ему хотелось умереть смертью приятной — быстрой, верной, да еще не изувечив себя и сохранив благородный вид.
Эрнест гордился рациональностью своего решения, выгодного для всех, кроме студии «ЛоддСтоун». Оно принесет ему финансовую выгоду и вернет ему самоуважение. Он снова станет хозяином собственной жизни; эта мысль вызвала у него смех. Еще одно доказательство его интеллектуального здоровья — он сохранил чувство юмора.
Заплыть далеко в море — чересчур «киношный» ход; броситься под колеса автобуса — чересчур болезненно, да еще и унизительно, будто он какой-то бездомный бродяжка. Пока что его больше всего прельщал один вариант: снотворное, уже вышедшее из моды, — свеча, которую надо всего-навсего сунуть в задний проход. Но опять же это выглядит не очень достойно, да и не внушает особой уверенности.
Отринув все эти средства, Эрнест подыскивал какой-нибудь иной способ, обеспечивающий верную и счастливую смерть. Процесс изысканий так развеселил его, что Эрнест чуть было не отказался от задуманного. Как и написание набросков посмертных писем. Ему хотелось пустить в ход все свое искусство, чтобы в письмах не прозвучали нотки жалости к себе или обвинения в чей-либо адрес. Более всего ему хотелось, чтобы самоубийство выглядело совершенно рациональным поступком, а не трусливым бегством от жизни.
Начал он с послания первой жене, которую считал своей единственной истинной любовью. Очень старался, чтобы первая же фраза прозвучала сугубо объективно и практично.
«Как только получишь это письмо, свяжись с моим адвокатом Молли Фландерс. У нее для тебя важные новости. Благодарю тебя и детей за череду счастливых лет, подаренных мне. Не хочу, чтобы ты думала, будто я решился на подобное тебе в укор. Перед расставанием мы с тобой невыносимо наскучили друг другу. Пожалуйста, не считай, что я так поступил из-за больного рассудка или несчастья. Мой адвокат объяснит тебе, что подоплека моих действий совершенно рациональна. Передай детям, что я их люблю».
Эрнест отодвинул письмо. Его еще придется переписывать и переписывать. Набросал записки второй и третьей женам, показавшиеся холодными даже ему самому, где извещал их, что оставил им небольшие доли своей недвижимости, благодарил за дарованное счастье и заверял, что они ничуть не повинны в его поступке. Пожалуй, сегодня он отнюдь не настроен на лирический лад. Так что написал короткую записку Бобби Бентсу, простое «На-ка, выкуси».
Потом начертал записку Молли Фландерс, гласившую: «Возьми этих ублюдков за жабры». Это немного развеселило его.
Кроссу Де Лене он написал: «Наконец-то я поступил правильно», чувствуя, что Де Лена презирал его за пустозвонство.
Когда же он принялся за письмо к Клавдии, сердце его наконец-то раскрылось.
«Ты доставила мне счастливейшие моменты в жизни, а ведь мы даже не любили друг друга. Что ты думаешь по этому поводу? И как получилось, что все, что ты делала в своей жизни, было правильным, а все, что делал я, — ошибочным? До сих пор. Пожалуйста, выбрось из головы все, что я сказал о твоем творчестве. То, как я принижал твою работу, проистекало только из зависти старого романиста, чье ремесло так же устарело, как ремесло кузнеца. И спасибо за то, что сражалась за мои проценты, хотя в конечном итоге проиграла. Я всем сердцем благодарен тебе за эту попытку».
Он сложил в стопку послания, написанные на желтой писчей бумаге. Они ужасны, но он их перепишет, вся хитрость всегда заключается в переписывании. Но составление посланий расшевелило его подсознание. Наконец-то он придумал идеальный способ самоубийства.