ую сторону.
Гойл презрительно усмехнулся:
— Объединить силы с этим лицемерным любителем крестьян? Вы в своем уме?
— Молчите, Гойл. — Сульт долго и пристально смотрел на Глокту, поджав губы. «Придумывает наказание? Больше слов? Или на этот раз реальное? Или же мое раздутое тело скоро найдут в порту…»
— Вы правы, — сказал наконец архилектор. — Отправляйтесь и поговорите с Маровией.
«Занд дан Глокта снова герой!»
У Гойла отвисла челюсть.
— Но… — пробормотал он, — ваше преосвященство!..
— Пора забыть о гордыне! — перебил его Сульт. — Надо хвататься за любую возможность и не дать Броку и прочим взойти на трон. Мы пойдем на самые унизительные компромиссы, будем искать любых союзников. Ступайте! — прошипел он, чуть обернувшись к Глокте. Скрестил руки на груди и вернулся к бумагам. — Заключите сделку с Маровией.
Глокта с трудом поднялся из кресла.
«Жаль покидать столь теплую компанию, но раз долг зовет…»
Глокта мельком улыбнулся Гойлу беззубым ртом, подхватил трость и похромал к двери.
— Да, вот еще что, Глокта! — Полковник, поморщившись, обернулся. — Может, сейчас наши с Маровией цели и совпадают, но доверять ему нельзя. Тщательно выверяйте каждый свой шаг.
— Конечно, ваше преосвященство.
«Когда это я не следил за своими шагами? Каждый из них причиняет жесточайшую боль».
Личный кабинет верховного судьи был огромен, как амбар: потолок со старыми резными плинтусами терялся в тени. Кабинет утопал в вечном сумраке даже в самый разгар дня — а все из-за густого плюща и толстого слоя сажи на окнах. Каждую горизонтальную поверхность тут занимали покосившиеся стопки бумаг, клинья перехваченных черной лентой документов и горы регистров в кожаных переплетах, а также кипы пергамента, испещренного витиеватым размашистым почерком и скрепленного большими печатями красного воска с позолотой. Казалось, что сами законы королевства находятся здесь.
«И так оно, наверное, и есть».
— Добрый вечер, наставник Глокта. — Маровия расположился у погасшего очага за длинным столом, накрытым для обеда. Посуда мерцала при свете колеблющегося пламени свечей в канделябре. — Надеюсь, вы не станете возражать, если я перекушу во время нашей беседы? Я бы с удовольствием обедал у себя в комнате, однако все чаще и чаще есть приходится здесь, в кабинете. Дел, знаете ли, невпроворот. А тут, похоже, еще один из помощников неожиданно отправился на отдых.
«Отдых на бойне. Лежит себе там на полу, пройдя сквозь потроха свиного стада».
— Не составите ли мне компанию? — Маровия указал на плавающую в собственном соку лопатку с кровью.
Облизнув пустые десны, Глокта присел напротив верховного судьи.
— Я бы с удовольствием, ваша милость… увы, законы зуболечения не позволяют.
— Ах да, конечно. Этих законов и верховному судье не отменить. Искренне вам сочувствую, наставник. Среди всего прочего, я обожаю хороший кусок мяса, и чем больше в нем крови, тем лучше. Я всегда говорю поварам: ненадолго поднесите мясо к огню. Ненадолго!
«Занятно. Я с того же советую начинать допросы своим практикам».
— Чем же я обязан неожиданному визиту? — спросил Маровия. — Вы по личным соображениям или по поручению начальства, моего уважаемого коллеги-советника, архилектора Сульта?
«Ты хотел сказать, заклятого врага в закрытом совете?»
— Его преосвященство в курсе, что я здесь.
— Правда? — Маровия отрезал себе кусок истекающего соком мяса. — И с каким посланием он отправил вас ко мне? Наверное, это как-то связано с завтрашними делами открытого совета?
— Все-то вы знаете, ваша милость. Можно мне говорить откровенно?
— Извольте.
Глокта улыбнулся беззубым ртом.
— Это голосование — сущий кошмар, не дает покоя никому. Выматывает душу и лишает уверенности.
— Кого-то больше, кого-то меньше. — Срезая слой жира с мяса, Маровия скрипнул ножом по тарелке.
— Разумеется. Особенно рискуют члены закрытого совета и те, кто трудится от их имени. Они вряд ли сохранят свободу действий, если на трон сядет могущественный человек вроде Брока или Ишера.
«А некоторые из нас и недели не протянут на этом свете».
Маровия вилкой подцепил кусочек морковки и кисло уставился на него.
— Прискорбное положение дел. Было бы намного лучше, если бы Рейнольт или Ладислав остались в живых. — Чуть подумав, он добавил: — Или хотя бы только Рейнольт. Мы можем сколько угодно рвать на себе волосы, но голосование состоится завтра. Пути к исцелению нет. — Он перевел взгляд с морковки на Глокту. — Или вы полагаете, что есть?
— За вас, ваша милость, голосуют от двадцати до тридцати членов открытого совета.
Маровия пожал плечами.
— У меня есть определенное влияние, не смею отрицать.
— Архилектор набирает лишь тридцать голосов.
— Рад за его преосвященство.
— Погодите. Если вы двое продолжите противостояние, ваши голоса не будут иметь никакого значения. Победят Ишер или Брок, но разницы для вас нет.
Маровия тяжело вздохнул.
— Печальный конец наших блестящих карьер.
— Если только не объединить усилия. Вдвоем вы можете набрать шестьдесят голосов. Почти столько же, сколько есть у Брока. И этого будет достаточно, чтобы посадить на трон Скальда, Барезина, Хайгена или кого-то вовсе не известного. Решим по обстоятельствам. Кого-то, на кого в будущем можно будет повлиять. Кого-то, кто сохранит закрытый совет в прежнем составе.
— Король, который всех нас осчастливит?
— Если у вас есть предпочтения, скажите, и я сообщу это имя его преосвященству.
«Новый шаг — очередная лесть, еще больше унижений. Ох, мне бы такой кабинет. Сиди себе в уюте, пока за дверью выстраивается очередь из раболепных ублюдков, готовых улыбаться моим оскорблениям, верить лжи и выпрашивать себе на погибель поддержку».
— Хотите знать, что осчастливило бы меня, наставник Глокта?
«Ну вот, выслушивать соображения очередного старого властолюбивого хрыча».
— Хочу, ваша милость, очень.
Сложив столовые приборы на тарелке, Маровия откинулся на спинку кресла и устало вздохнул.
— Я бы вообще предпочел отказаться от королей, чтобы у всех в стране были равные права и равная ответственность перед законом, чтобы каждый мог принять участие в управлении и мог сам выбирать себе вождя. Не нужны ни король, ни знать, пусть будет только закрытый совет, избираемый народом и перед ним же отвечающий. Скажем так, закрытый совет, открытый для всех. Что скажете?
«Кое-кто назвал бы это изменой, остальные — безумием».
— Я скажу, что ваши соображения похожи на сказку.
— Отчего же?
— Бо́льшая часть людей только и ждет, чтобы ими командовали. Им проще слушаться, нежели самим принимать решения.
Верховный судья рассмеялся.
— Возможно, вы правы, но все переменится. Восстание наглядно это продемонстрировало. Мало-помалу, шаг за шагом все переменится.
— Уверен, лорд Брок на троне — не тот шаг, который мы хотели бы предпринять.
— Лорд Брок действительно имеет сильные притязания на трон и по большей части думает лишь о себе. Тут я с вами согласен, наставник. — Маровия откинулся на спинку кресла, сцепил руки на животе и сквозь прищур уставился на Глокту. — Что ж, хорошо, передайте архилектору, что на сей раз я выступлю заодно с ним. Если нейтральный кандидат с хорошей поддержкой заявит о себе, я отдам ему свои голоса. Надо же, закрытый совет объединяется, кто бы мог подумать! — Он медленно покачал головой. — Воистину, странные времена…
— Воистину, ваша милость. — Глокта встал, поморщился, перенося вес на больную ногу, и зашаркал через сумрак кабинета к двери.
«Очень странно, что наш верховный судья столь философски отнесся к тому, что не сможет завтра выиграть. Человека спокойнее я в жизни не встречал». Взявшись за ручку двери, Глокта на мгновение замер. «Можно подумать, что он знает нечто, неведомое нам. Или у него в голове созрел некий план».
Глокта обернулся и спросил:
— Могу ли я доверять вам, верховный судья?
Маровия, с ножом в руке, резко взглянул на полковника.
— Занятно и необычно слышать подобный вопрос от человека вашей профессии. Будьте уверены, что я действую в своих интересах. Я же буду уверен, что вы действуете в своих. На этом наше взаимное доверие исчерпывается. Вы умный человек, наставник, и нравитесь мне. — Маровия вонзил вилку в мясо, выпустив ручеек крови. — Вам стоило бы найти себе другого начальника.
Глокта вышел из кабинета.
«Какое заманчивое предложение… Но у меня их и так вдвое больше, чем надо бы».
Узника, сухопарого и жилистого типчика, как обычно, раздели, накинули ему на голову мешок, а руки надежно сковали за спиной. Глокта смотрел, как Иней тащит его из подвалов в сводчатую комнату, и пленник едва поспевал, запинаясь и шлепая босыми ступнями по холодному полу.
— Найти его оказалось не так уж трудно, — доложил Секутор. — Он сразу отбился от компании и шатался по городу, не желая исчезать, как вонь — из сортира. Взяли ночью.
Иней рывком усадил узника на стул.
«Где я? Кто меня схватил? Что им надо? Минуты ужаса перед тем, как все начнется. Страх, беспомощность, спазмы отвращения. Мою память освежили всего день назад в руках очаровательной магистра Эйдер. Правда, отпустили меня, не тронув».
Узник сидел перед ним, его голова клонилась на сторону, мешковина впереди то поднималась, то опускалась от прерывистого дыхания.
«Сомневаюсь, что ему повезет так же».
Глокта лениво посмотрел на потолочную роспись. «Наш старый друг Канедиас», — подумал он, глядя в суровые глаза фигуры на фреске: та широко раскинула руки на фоне яркого огня.
«Делатель упал, пылая огнем…»
Глокта не спеша взялся за тяжелый молот, взвесил его в руках.
— Давайте уже начинать, — сказал он, и Секутор с видимым удовольствием сдернул мешок с головы узника.
Навигатор сощурился, когда в глаза ему ударил яркий свет лампы. Лицо его было сильно обветрено и изборождено глубокими морщинами, голова — обрита, как у священника.