— Мрачный ты какой, Ищейка.
— Много лет как. Зато ты больно радостный, и мне это не по нраву. Надежда нам не к лицу, Логен. Ответь: ты хоть кому-нибудь в жизни не причинил боли? Что в твоей жизни не обернулось в грязь?
Логен задумался. Его жена и дети, отец и народ — все вернулось в грязь. Форли, Тридуба и Тул… добрые люди — и все мертвы. Кто-то пал от его руки, кто-то — по вине его небрежения, гордыни и глупости. Он видел перед мысленным взором их лица, и все они были печальны. Да разве бывают мертвые счастливы? И это если оглядываться на бредущую за спиной мрачную армию, армию призраков. Изрубленных и окровавленных. Всех, кого он убил: Шама Бессердечный, с распоротым брюхом и вывалившимися потрохами; Черноногий, с перебитыми ногами и обгорелыми руками; ублюдок Финниус, без одной ноги и с пробитой грудью. Впереди всех стоял Бетод с размозженным о камень хмурым лицом. Из-за его спины выглядывал паренек Круммоха. Целое море убитых. Логен крепко зажмурился, а когда снова открыл глаза, мертвые никуда не делись. Они по-прежнему маячили перед мысленным взором.
Ответить было нечем.
— Так и думал, — сказал Ищейка. — Не ты ли мне говорил: надо смотреть правде в глаза? Вот и смотри.
Он пошел дальше по дороге, освещаемой холодными звездами. Молчун еще некоторое время брел рядом с Логеном, потом пожал плечами и ушел вслед за Ищейкой, унося с собой факел.
— Человек может измениться, — прошептал Логен, обращаясь то ли к Ищейке, то ли к себе, то ли к бледным трупам, что маячили во мраке. Вокруг было много людей, и все же он оставался один. — Может.
Вопросы
Солнце опускалось за горизонт, и с моря полз осенний туман, превращая искалеченную Адую в город-призрак. В сотне шагов очертания домов уже размывались, в двух сотнях выглядели бесплотными.
«Хорошая погодка для дурного дела. А дел впереди немало».
Не гремели взрывы, гуркхульские катапульты умолкли.
«Хоть на какое-то время, и то хорошо. Адуя уже почти у них в руках, так зачем сжигать собственный город?»
Тут, вдали от боя, в крайней восточной части Адуи было тихо, время словно замерло.
«Словно и не было никаких гурков».
Поэтому, когда во мраке раздались тяжелые шаги — судя по звуку, хорошо вооруженных людей, — Глокта нервно вздрогнул и как можно плотнее вжался в живую изгородь у дороги. Во мгле замаячил смутный огонек, затем проступили очертания фигуры: человек беспечно держал одну руку на эфесе шпаги, а сам шел развязно, что говорило о непростительной самоуверенности. Из головы у него торчало нечто длинное, что колыхалось в такт шагам.
Глокта внимательно вглядывался во мрак.
— Коска?
— Он самый! — рассмеялся стириец. Он щеголял кожаной шляпой с нелепым высоким плюмажем. — Я тут гардероб обновил, — сказал наемник, щелкнув по перу пальцем. — Или правильнее было бы сказать, что это вы мне его обновили, наставник?
— Заметно. — Глокта окинул взглядом и перо на шляпе, и вычурную гарду-корзину на шпаге. — Мы вроде бы договорились соблюдать конспирацию.
— Кон… спи… рацию? — Стириец нахмурился и пожал плечами. — Ах, вы об этом. Да, что-то такое припоминаю. Еще помнится, я не понял смысла сказанного. — Он поморщился и почесал в паху. — Похоже, я подцепил попутчиков от одной из пташек в таверне. Маленькие ублюдки не дают покоя.
«Хех, женщине ты хотя бы заплатил, а вот гниды могли бы проявить побольше вкуса».
Из темноты за спиной у Коски проступила целая толпа силуэтов; некоторые несли с собой фонари. Сначала прибыла одна дюжина волосатых фигур, за ней — вторая. От каждого из незнакомцев веяло угрозой, как веет вонью от дерьма.
— Твои люди?
У ближайшего к Глокте на лице были самые ужасные чирьи, что он видел за свою жизнь. У стоявшего рядом вместо одной руки поблескивал жуткого вида крюк. За ними шел высокий толстяк, на шее которого синели дрянные татуировки. Был еще одноглазый мелкий человечек, чье лицо напоминало крысиную мордочку; из-под сальных волос проглядывала пустая глазница, потому как повязкой он не озаботился. Список злодеев на них не закончился. Две дюжины самых уродливых отъявленных преступников предстали перед Глоктой.
«А видел я преступников достаточно. Незнакомцы в ванной, к примеру. И все они выглядят так, что за марку продадут родную сестру».
— Какие-то они ненадежные с виду, — пробормотал он.
— Ненадежные? Бросьте, наставник! Им просто в жизни не повезло, а ведь мы оба знаем, что такое непруха. Я родную мать вверил бы заботам любого из этих мужей.
— Серьезно?
— Матушка вот уж двадцать лет как преставилась, так что дурного они могут ей сделать? — Коска обнял Глокту за плечи и притянул его к себе, отчего у него стрельнуло в бедрах. — Выбор-то небогатый. — Его теплое дыхание разило спиртом и гнилыми зубами. — Все, кто не отчаялся, покинули город, стоило на горизонте показаться гуркам. Да и какая нам разница? Я нанял этих людей не за красивые глаза, а за крепкие мускулы и смелость. Мне всегда нравились отчаянные ребята! Нам с вами легко их понять, разве нет? Бывает работа, которая под силу только отчаянным парням, верно, наставник?
Глокта еще раз окинул взглядом ряд лиц: худых и раздутых, обезображенных шрамами или болезнью.
«Как вышло, что подававший большие надежды полковник Глокта, удалой командир первого полка Собственных Королевских, теперь якшается с подобным сбродом?»
Глокта тяжело вздохнул.
«Но уже поздновато искать наемников приличной наружности, так что и эти более чем сгодятся».
— Отлично, ждите здесь.
Взглянув на дом, Глокта свободной рукой открыл калитку в изгороди и прошел во двор. В щель между ставнями фасадного окна проникало немного света. Глокта постучал в дверь рукоятью трости и дождался, пока внутри раздадутся ленивые шаги.
— Кто там?
— Я. Глокта.
Щелкнул замок, дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянула Арди: ее лицо осунулось, под глазами залегли серые круги, нос покраснел.
«Ни дать ни взять, кошка при смерти».
— Наставник! — Она широко улыбнулась и, взяв его под локоть, едва не втащила в дом. — Рада видеть! Будет, с кем поболтать, а то умираю со скуки.
В углу гостиной выстроился целый ряд пустых бутылок, что резко поблескивали в свете чадящих свечей и тлеющего огня в камине. Стол буквально ломился от грязной посуды и бокалов. Пахло потом, вином, прокисшей едой и свежим отчаянием.
«Напиваться в одиночестве, что может быть ничтожнее? Вино поддерживает счастье, если только ты счастлив. Если опечален, тебе становится хуже».
— Я вновь пыталась прочесть эту дурацкую книгу. — Арди похлопала ладонью по раскрытой книге, что лежала обложкой кверху на кресле.
— «Падение Мастера Делателя», — пробормотал Глокта. — По-моему, полная белиберда. Магия, подвиги — это ведь о них? Я и первый том не осилил.
— Сочувствую. Как раз читаю третий том, и легче не становится. Чертовски много волшебников, я их всех путаю. Сплошь битвы и бесконечные кровавые походы туда и обратно. Если мне попадется еще одна карта, клянусь, я убью себя.
— Вас могут избавить от этих хлопот.
— Что-что?
— Оставаться здесь более не безопасно. Вам лучше пойти со мной.
— Спасете меня? Благодарение судьбе! — Арди отмахнулась. — Мы это уже проходили. Гурки на другой стороне города, им Агрионт подавай. Опасность грозит вам…
— Бояться надо не гурков, а моих кавалеров.
— Ваши приятели мне угрожают?
— Вы недооцениваете их пыл и ревность. Как бы женишки не стали угрожать всем, кто есть в моей жалкой жизни, друзьям и врагам.
Глокта снял с крючка на стене плащ с капюшоном и протянул его Арди.
— И куда же мы?
— Есть один милый домик, у порта. Он уже видал свои лучшие дни, однако не утратил очарования. Совсем как мы с вами.
Из коридора послышались тяжелые шаги, и в гостиную просунул голову Коска.
— Наставник, пора отправляться, если хотим прийти в порт до…
Он замолк, увидев Арди. Повисла неловкая пауза.
— Это еще кто? — пробормотала Арди.
Коска напыщенно ввалился в комнату и, сняв шляпу, обнажил свою неблагородную лысину. Наемник наклонялся все ниже и ниже.
«Еще чуть-чуть и уткнется носом в половицы».
— Прошу простить, миледи. Никомо Коска, прославленный солдат удачи, к вашим услугам. И у ваших ног.
У него из-за пазухи выпал метательный нож.
Все трое уставились на клинок, затем Коска поднял голову и улыбнулся.
— Видите вон ту муху на стене?
Глокта прищурился.
— Пожалуй, сейчас не время…
Пролетев через всю комнату, клинок ударился рукоятью в стену — в целом шаге от цели — и, выбив кусок штукатурки, упал на пол.
— Дерьмо… — хотел ругнуться Коска и вовремя спохватился. — То есть… проклятье!
Арди мрачно посмотрела на нож.
— Да нет, и правда, дерьмо.
Коска пропустил ответ мимо ушей, ощерив гнилые зубы.
— Я поражен. Когда наставник описывал мне вашу красоту, я решил, что он… как бы это сказать?.. преувеличивает. Теперь вижу, что он попал в цель. — Коска спрятал нож и надел шляпу, залихватски сдвинув ее набок. — Прошу, позвольте признаться в любви.
— Что вы ему наговорили? — спросила Арди у Глокты.
— Ничего. — Глокта досадливо облизнул десны. — Мастер Коска имеет склонность к преувеличению.
— Особенно когда влюблен, — вставил наемник. — Особенно. Влюбляясь, я влюбляюсь не по уши, а по самую маковку. И делаю это не чаще одного раза в день.
Арди уставилась на Коску.
— Не знаю даже, что и думать. Я вроде как должна быть польщена. Или напугана?
— Одно другому не помеха, — сказал Глокта. — Разобраться в чувствах можете по дороге.
«Времени в обрез, а мне еще заросший сад пропалывать».
Жалобно скрипнули ржавые петли ворот, и Глокта переступил через полусгнивший порог. Нога и спина жутко болели после долгой прогулки до порта. На противоположном конце разоренного дворика проглядывала во мраке туша особняка.
«Отличный мавзолей, подходящая могила для умерших чаяний».