Второй стражник попятился. Едок посмотрел на него, на его идеальном лице отразилась печаль. Воздух вокруг него коротко задрожал, меч мужчины со стуком упал, а сам он издал долгий вопль и вцепился себе в голову. Та взорвалась, окатывая фрагментами черепа и плоти стены белого здания позади него. Безголовый труп рухнул на землю. Последовала пауза.
— Добро пожаловать в Агрионт! — крикнул Байяз.
Взгляд Ферро приковало к себе движение наверху. Там, высоко, по крыше промчалась фигура в белых доспехах. Совершила невозможный прыжок через большую прореху до соседнего здания и исчезла из вида. На улице внизу из тени на площадь выплыла женщина, одетая в блестящую кольчугу. Её бедра покачивались, когда она медленно прошла вперёд. На безупречном лице играла счастливая улыбка, в одной руке она свободно несла длинное копьё. Ферро сглотнула и крепче сжала пальцы на Семени.
Часть стены позади женщины обрушилась, на площадь полетели обломки камня. В неровную прореху вышел огромный мужчина, держащий в руках громадную деревянную дубину, обитую чёрным железом. Его доспехи и длинная борода покрылись пылью. За ним последовало ещё двое — мужчина и женщина, оба с одинаково гладкой кожей, с одинаково юными лицами и одинаковыми старыми чёрными глазами. Ферро хмуро посмотрела на них, вынимая свой меч; блеснул холодный металл. Может и бесполезно, но меч в руке несколько успокаивал.
— Добро пожаловать, все вы! — крикнул Байяз. — Я ждал тебя, Мамун!
Первый из едоков нахмурился, осторожно переступая через безглавый труп.
— А мы тебя. — Белые фигуры слетали с крыш зданий, с шумом приземлялись на площадь, пригнувшись, и выпрямлялись. — Где твоя ползучая тень, Юлвей?
— Он не может присутствовать.
— Захарус?
— Завяз на разрушенном западе, пытаясь вылечить бинтами труп.
— Конейль?
— Она слишком влюблена в то, что было раньше, чтобы задумываться о том, что грядёт.
— Значит в конце концов ты остался один, за исключением этой. — Мамун обратил на Ферро свой пустой взгляд. — Она странная.
— Так и есть, она исключительно трудная, но многообещающая. — Ферро насупилась и ничего не сказала. Если понадобиться поболтать, она сможет высказаться при помощи меча. — Ах, ну что ж. — Байяз пожал плечами. — Я всегда считал себя лучшим советчиком.
— А какой у тебя остаётся выбор? Ты уничтожил свой собственный орден своей гордыней, своим высокомерием и своей жаждой власти. — Из дверей вокруг площади выходили всё новые фигуры и не спеша шагали с улиц. Некоторые шли важно, словно лорды. Другие протягивали руки, как любовники. — Тебя всегда волновала только власть, и ты остался даже без неё. Первый из Магов, и последний.
— Похоже на то. Разве это тебя не радует?
— Мне это не доставляет удовольствия, Байяз. Это то, что должно быть сделано.
— А-а. Праведная битва? Святой долг? Священная война, быть может? Как думаешь, Бог улыбается, глядя на твои методы?
Мамун пожал плечами.
— Бог улыбается, глядя на результаты. — Всё больше фигур в белых доспехах выходило на площадь и распределялось по её краю. Они двигались с беспечной изящностью, с лёгкой силой, с бездонным высокомерием. Ферро хмуро смотрела на них, плотно зажав Семя у одного бедра, а меч у другого.
— Если у тебя есть план, — прошипела она. — Сейчас самое время.
Но Первый из Магов лишь смотрел, как их окружали, на его лице ходили желваки, он сжимал и разжимал кулаки.
— Как жаль, что сам Кхалюль не смог нанести визит, но я вижу, ты привёл с собой нескольких друзей.
— Одна сотня, как я и обещал. У некоторых есть другие задания в городе. Они шлют свои сожаления. Но большинство из нас здесь, ради тебя. Более чем достаточно. — Едоки замерли. Они стояли, распределившись огромным кольцом, с Первым из Магов в центре, и смотрели на него. Ферро Малджин не чувствовала страха, разумеется.
Но шансы были неважные.
— Ответь мне на один вопрос, — крикнул Мамун, — раз уж мы подошли к концу. Зачем ты убил Иувина?
— Иувина? Ха! Он думал, что сможет сделать мир лучше одними улыбками и добрыми намерениями. Добрые намерения ведут в никуда, и мир не исправить без боя. Я говорю, что никого не убивал[27]. — Байяз искоса взглянул на Ферро. Его глаза лихорадочно горели, а череп блестел от пота. — Но какая разница, кто кого убил тысячу лет назад? Важно то, кто умрёт сегодня.
— Верно. Сейчас, наконец, тебя будут судить. — Медленно, очень медленно круг едоков начал сжиматься, они мягко шли вперёд, все как один, плавно направляясь к центру.
Первый из Магов мрачно улыбнулся.
— О, Мамун, сегодня здесь свершится правосудие, можешь на это положиться. Магия утекла из мира. Моё Искусство стало тенью того, каким было раньше. Но, набивая себе брюхо человеческим мясом, ты забыл, что знание — это корень власти. Высокому Искусству я научился у Иувина. Созидание я взял от Канедиаса.
— Тебе понадобится большее, чтобы победить нас.
— Конечно. Для этого мне понадобится более тёмное колдовство.
Воздух вокруг плеч Байяза задрожал. Едоки помедлили, некоторые подняли руки к лицу. Ферро прищурилась, но почувствовала лишь лёгкое дыхание ветра. Едва заметного ветерка, исходившего от Первого из Магов волной, которая подняла все опилки с камней и белым облаком унесла на самый край площади Маршалов.
Мамун посмотрел вниз и нахмурился. Круги, линии и символы, и круги в кругах покрывали всё широкое пространство единым огромным узором.
— Одиннадцать стражей[28]. И одиннадцать стражей отражённых, — сказал Байяз. — Железо. Закалённое в солёной воде. Это улучшение, которое Канедиас получил в результате своих исследований. Гластрод использовал простую соль. Это была его ошибка.
Мамун поднял взгляд, и ледяное спокойствие испарилось с его лица.
— Неужели ты… — Взгляд его чёрных глаз метнулся к Ферро, потом к её руке, сжимавшей Семя. — Нет! Первый Закон…
— Первый Закон? — Маг оскалил зубы. — Правила для детей. Это война, а на войне есть лишь одно преступление — поражение. Слово Эуса? — Байяз скривил губу. — Ха! Пусть придёт и остановит меня!
— Довольно! — Один из едоков бросился вперёд, мелькнув над металлическими кругами в сторону центра. Ферро охнула, когда камень в её руке неожиданно стал ужасно холодным. Воздух вокруг Байяза искажался и плясал, словно отражался в покрытой рябью луже.
Едок подпрыгнул, раскрыв рот, засиял блестящий клинок меча. А потом исчез. Как и ещё двое позади него. Длинная струя крови запятнала землю там, где стоял один из них. Ферро проследила за ним, и глаза у неё раскрывались всё шире и шире. Её челюсть отвалилась.
На здании позади них появилась гигантская зияющая дыра, разлом от земли до высокой крыши. Великий каньон, ограниченный разломанным камнем, висящей штукатуркой, расщепленными балками и разбитым стеклом. От рваных краёв в зияющую дыру сыпалась пыль. В пустом воздухе летали, опускаясь, клочья порванных бумаг. Всхлипы. Вопль боли. Множество голосов. Голосов тех, кто укрывался в этом здании.
Не повезло им.
Рот Байяза медленно изогнулся в улыбку.
— Работает, — выдохнул он.
Тёмные пути
Джезаль спешил через тёмный арочный проход в дворцовые сады, его рыцари бежали вокруг него. Примечательно, что верховный судья Маровия не отставал от них на всём пути через Агрионт. Старик даже не сбился с дыхания.
— Заприте ворота! — взревел он. — Ворота!
Огромные двери захлопнулись, две балки толщиной с корабельные мачты встали на свои места. Джезаль позволил себе вздохнуть чуть свободнее. Мощь этих тяжёлых ворот, высота и толщина стен дворцового комплекса, внушительное число отлично обученных и вооружённых защитников — всё это обнадёживало.
Маровия мягко положил руку на плечо Джезаля и стал направлять его вниз по мощёной дорожке в сторону ближайшей двери во дворец.
— Мы должны отыскать самое безопасное место, ваше величество…
Джезаль стряхнул его руку.
— Запрёте меня в спальне? Или мне укрыться в темнице? Я останусь здесь и буду координировать оборону….
С другой стороны стены донёсся леденящий кровь вопль и эхом пролетел по пустым садам. И этот вопль словно проделал в Джезале дыру, через которую быстро вытекла вся его уверенность. Ворота за могучими балками слегка дрогнули, и поразительно быстро идея спрятаться в темнице стала очень заманчивой.
— Строй! — рявкнул Горст пронзительным голосом. — К королю! — Стена тяжеловооружённых людей немедленно сомкнулась вокруг Джезаля — мечи обнажены, щиты подняты. Остальные встали на колено впереди, вытаскивая болты из колчанов, крутя ручки тяжёлых арбалетов. Все глаза сосредоточились на мощных двойных дверях. Те снова слегка застучали, немного покачиваясь.
— Сюда! — крикнул кто-то со стен вверху. — Сю… — Раздался вопль, и со стены на землю рухнул человек в доспехах. Его тело затряслось, а потом он затих.
— Как… — пробормотал кто-то.
Со стены нырнула белая фигура, грациозно перевернулась в воздухе и с глухим стуком опустилась на дорожку перед ними. Выпрямилась. Темнокожий мужчина в белых с золотом доспехах, с гладким, как у мальчика, лицом. В руке он держал копьё с древком из тёмного дерева и длинным изогнутым клинком на конце. Джезаль уставился на него, а тот бесстрастно посмотрел в ответ. Было что-то в этих чёрных глазах, или, может, чего-то в них не хватало. Джезаль знал, что это не человек. Это был едок. Нарушитель Второго Закона. Один из Сотни Слов Кхалюля, который пришел свести древние счёты с Первым из Магов. Довольно нечестно, но похоже, что их счёты каким-то образом включали в себя и Джезаля. Едок поднял одну руку, словно благословляя.
— Пусть Господь допустит всех нас на небеса.
— Стреляй! — завопил Горст. Арбалеты застучали и защёлкали. Пара болтов чиркнула по доспехам едока, ещё пара вонзилась в плоть, один под нагрудник, другой в плечо. Один болт попал ему прямо в лицо, оперение торчало прямо под глазом. Любой человек уже упал бы замертво. Едок бросился вперёд с потрясающей скоростью.