— К соглашению?
— Именно. Вы остаётесь здесь. Мы идём дальше. Вы ничего не видели, как принято говорить в старых районах города. Тебе прекрасно известно, что Сульту доверять нельзя. Он же оставил тебя псам в Дагоске, так ведь? И в любом случае, с ним покончено. Гурки стучат в дверь. Пора нам попробовать что-то новое, как думаешь?
Маска Витари шевельнулась — она стиснула зубы. Думает, думает. Глаза убийц сверкали, клинки оружия блестели. Только не заставляй меня раскрывать карты, сука, даже не смей…
— Ладно! — Она указала рукой и её практики недовольно отошли назад, всё ещё злобно глядя на наёмников. Витари кивнула своей шипастой головой в сторону двери в конце помещения. — По тому коридору, по ступеням в конце, и там есть дверь. Дверь с чёрными железными заклёпками.
— Великолепно. — Несколько слов могут быть эффективнее множества клинков, даже в такие времена, как эти. Глокта захромал прочь, Коска со своими людьми пошли следом.
Витари хмуро смотрела им вслед, смертоносно прищурившись.
— Только тронь моих…
— Да-да. — Глокта махнул рукой. — Мой ужас не знает границ.
Когда останки разбитого здания осели на площади Маршалов, наступила тишина. Едоки стояли изумлённым кругом, потрясённые не меньше Ферро. Казалось, одного Байяза не напугал масштаб разрушений. Его жёсткий смех эхом отразился от стен.
— Работает! — крикнул он.
— Нет! — закричал Мамун, и Сотня Слов помчались вперёд.
Они приближались, сверкали отполированные клинки прекрасного оружия, голодные рты разевались, блестели белые зубы. Ещё ближе — они неслись с жуткой скоростью, с криками ненависти, от которых даже кровь Ферро стыла в жилах.
Но Байяз лишь рассмеялся.
— Да свершится правосудие!
Ферро зарычала сквозь стиснутые зубы, когда Семя запылало холодом в её ладони. Мощный порыв ветра подул по площади из её центра, и едоки попадали, словно кегли, покатились и заметались. Ветер разбил все окна, вырвал все двери, сорвал все крыши каждого здания.
Огромные инкрустированные ворота Круга Лордов распахнулись, а потом их сорвало с петель и потащило по площади. Тонны дерева всё кружились и кружились, как листы бумаги в бурю. Они безумно рубили беспомощных едоков, разрывали тела в белых доспехах. В воздух взлетали части конечностей, фонтанами и брызгами взметались кровь и пыль.
Ладонь Ферро замерцала, как и половина предплечья. Она часто хватала ртом воздух — холод пошёл по венам, проникал в каждую её частичку, обжигал внутренности. Семя расплывалось и дрожало, словно она смотрела на него через быстротекущую воду. Ветер хлестал по глазам, а белые фигурки взлетали в воздух, как игрушки, и корчились в вихре разбитого стекла, расколотого дерева, раздробленного камня. Уже не больше дюжины едоков стояло на ногах — они шатались, цепляясь за землю и отчаянно стараясь удержаться против порывов ветра, сияющие волосы струились на их головах.
Один из них добрался до Ферро, рыча на ветру. Женщина — её блестящая кольчуга развевалась, руки цеплялись за воющий воздух. Она подбиралась всё ближе и ближе. Гладкое, гордое лицо, с печатью презрения.
Как лица едоков, которые пришли за Ферро около Дагоски. Как лица рабовладельцев, которые украли у неё жизнь. Как лицо Уфмана-уль-Дошта, который улыбался, глядя на её гнев и беспомощность.
Яростный вой Ферро смешался с завыванием ветра. Она и не знала, что может так сильно махать мечом. Потрясение только стало проступать на идеальном лице едока, когда искривлённый клинок отрубил её протянутую руку и снёс голову с плеч. Труп унесло прочь, и пыль сыпалась из зияющих ран.
Воздух был полон мелькающих фигур. Ферро стояла, замерев — вокруг неё с шумом кружились обломки. В грудь сопротивлявшегося едока врезалась балка и унесла его высоко в воздух, как саранчу на шомполе. Другой внезапно взорвался облаком крови и плоти, его останки по спирали взмыли в дрожащее небо.
Огромный бородатый едок с трудом пробирался вперёд, поднимая над головой свою громадную дубину, рыча слова, которых никто не слышал. Через пульсирующие вихри воздуха Ферро увидела, как Байяз приподнял бровь, глядя на едока, увидела, как его губы прошептали одно слово:
— Гори.
На миг едок заполыхал ярче звезды, и его образ впечатался в глаза Ферро. Потом его почерневшие кости унесло бурей.
Остался один Мамун. Он пробирался вперёд, волочил свои ноги по камням, по железу, отчаянно двигаясь дюйм за дюймом в сторону Байяза.
От его ноги оторвало щиток доспехов и унесло прочь, в обезумевший воздух, потом за щитком последовал наплечник. Порванная одежда развевалась. Кожа на его рычащем лице начала покрываться рябью и вытягиваться.
— Нет! — Одна рука отчаянно вытянулась в сторону Первого из Магов, кончики пальцев дрожали от напряжения.
— Да, — сказал Байяз, и воздух вокруг его улыбающегося лица дрожал, словно над пустыней. Из пальцев Мамуна вырвало ногти, вытянутая рука согнулась назад, щёлкнула, и её вырвало из плеча. Безупречная кожа отслоилась от костей, развеваясь, как парусина в шквал, коричневая пыль вылетала из его разорванного тела, словно песчаная буря над дюнами.
Неожиданно его унесло прочь и ударило в стену вершины одного из высоких зданий. От неровной дыры, которую он пробил, откалывались булыжники и падали внутрь здания и наружу. Они присоединились к трепещущей бумаге, кружащемуся камню, крутящимся доскам, бьющимся трупам, которые вертелись в воздухе по краю площади всё быстрее и быстрее — по кругу разрушения, который следовал за железными кругами на земле. Вот вихрь достиг высоты самых высоких зданий, а вот поднялся ещё выше. Он хлестал и обдирал всё, чего касался, вырывал всё больше камня, стекла, дерева, металла и плоти, с каждым мигом становясь всё темнее, быстрее, громче и мощнее.
Поверх безумного гнева ветра Ферро слышала лишь голос Байяза.
— Бог улыбается, глядя на результаты[29].
Ищейка поднялся и потряс больной головой — из уха посыпалась грязь. По руке текла кровь, красная на белом. Похоже, что в конце концов мир всё-таки не закончился.
Впрочем, похоже, всё к тому и шло.
Мост и надвратная башня исчезли. Там, где они стояли, не осталось ничего, кроме огромной кучи изломанного камня и зияющей трещины в стене. А ещё огромное количество пыли. Кто-то продолжал убивать, но намного больше людей катались по земле, задыхались и стонали, бродили по обломкам. Боевой дух в них иссяк. Ищейка знал, что они чувствовали.
Кто-то карабкался по той куче хлама, где раньше был ров, направляясь в сторону бреши. Кто-то со спутанной копной волос и длинным мечом в руке.
Кто же ещё, как не Логен Девятипалый?
— Ох, бля, — ругнулся Ищейка. У него внезапно появились дурацкие идеи, у Логена-то, но это было ещё далеко не худшее. Кое-кто полз за ним по этому мосту из обломков. Трясучка, с топором в одной руке, со щитом на другой, и с хмурой гримасой на грязном лице, как у человека, у которого что-то тёмное на уме.
— Ох, бля!
Молчун пожал своими покрытыми пылью плечами.
— Лучше бы отправиться за ними.
— Ага. — Ищейка дёрнул пальцем в сторону Красной Шляпы, который как раз поднимался с земли и стряхивал с куртки кучу песка. — Собери парней, а? — Он указал клинком меча в сторону бреши. — Мы идём в ту сторону.
Проклятье, ему хотелось отлить, как и всегда.
Джезаль попятился по тёмному коридору, едва осмеливаясь даже дышать, и чувствуя, как пот покалывает ладони, шею и спину.
— Чего они ждут? — пробормотал кто-то.
Сверху раздался тихий скрип. Джезаль посмотрел наверх, в сторону чёрных балок.
— Вы слышали…
Сквозь потолок прорвалась фигура и белым размытым пятном рухнула в коридор, сбив с ног одного из рыцарей-телохранителей — ноги оставили две огромных вмятины на его нагруднике, и кровь брызнула из-под забрала.
Она улыбнулась, взглянув на Джезаля.
— Вам привет от Пророка Кхалюля.
— За Союз! — взревел другой рыцарь, бросаясь вперёд. В одно мгновение его меч со свистом летел в её сторону. В следующее она уже оказалась на другой стороне коридора. Клинок безвредно лязгнул по каменному полу, и мужчина шатнулся вперёд. Она схватила его под мышку, слегка согнула колени и швырнула через потолок. Штукатурка посыпалась вниз, когда она схватила другого рыцаря за шею и с такой силой врезала в стену, что тот впечатался в камень; закованные в броню ноги повисли. Античные мечи попадали со своих крюков и застучали в коридоре вокруг его обмякшего трупа.
— Сюда! — Верховный судья тащил ошеломлённого и беспомощного Джезаля в сторону двойных золочёных дверей. Горст поднял один тяжёлый сапог, пнул по створкам, и те распахнулись. Они ворвались в Палату Зеркал, из которой были убраны все столы, стоявшие здесь на свадьбе Джезаля. Пустое пространство отполированных плит.
Джезаль побежал к дальней двери, звуки его хлопающих шагов и тяжёлого, хриплого, испуганного дыхания эхом разносились по огромной комнате. Он увидел сам себя — бегущего, искажённого в зеркалах далеко впереди, в зеркалах слева и справа. Нелепое зрелище. Клоун-король, бегущий по собственному дворцу, с перекошенной короной; лицо со шрамом покрыто потом, вытянулось от ужаса и истощения. Джезаль резко остановился, чуть не упал назад, и в спину едва не врезался Горст.
Одна из близнецов сидела на полу возле дальней двери, прислонившись к зеркальной стене, и отражалась в ней, словно прислонялась к своей сестре. Она вяло подняла одну руку, измазанную алой кровью, и помахала.
Джезаль повернулся к окнам. Прежде чем он даже подумал побежать, одно из окон взорвалось внутрь. Вторая сестра влетела в фонтане блестящего стекла, несколько раз перекатилась по отполированному полу, поднялась на ноги и замерла.
Она провела длинной рукой по своим золотым волосам, зевнула и причмокнула губами.
— У вас когда-нибудь было чувство, что всё веселье достаётся кому-то другому? — спросила она.