— Печати ломаются.
— Одиннадцать стражей.
— И одиннадцать стражей отражённых.
— Двери отворяются.
— Да, — донеслись голоса, говорящие одновременно.
Тени толпились всё ближе. Дыхание Ферро стало частым и быстрым, её зубы стучали, руки и ноги дрожали, холод достиг до самого её сердца[30]. Она стояла на коленях перед пропастью — бездонной, безграничной, полной теней, полной голосов.
— Скоро мы будем с тобой.
— Очень скоро.
— Время на нашей стороне.
— Обе стороны разделённого объединятся.
— Как должно быть.
— Как было до того, как Эус произнес Первый Закон.
— Впусти нас…
Ей нужно было всего лишь держать Семя ещё немного дольше. И тогда ей дадут её месть. Байяз был лжецом, она знала это с самого начала. Она ничего ему не должна. Её веки задрожали, закрывшись, её рот раскрылся. Шум ветра становился всё громче, и наконец она могла слышать только голоса.
Шепчущие, успокаивающие, праведные.
— Мы захватим мир, и сделаем его правильным.
— Вместе.
— Впусти нас…
— Та поможешь нам.
— Ты нас освободишь.
— Можешь доверять нам.
— Доверься нам…
Доверять?
Это слово используют только лжецы. Ферро вспомнила развалины Аулкуса. Пустые руины, про́клятая грязь. Существа Другой Стороны созданы из лжи. Уж лучше пустота внутри, чем заполнить её этим. Ферро сунула язык между зубами и сильно прикусила, почувствовала, как рот наполнился солёной кровью. Она втянула воздух и заставила себя открыть глаза.
— Верь нам…
— Впусти нас!
Ферро увидела ящик Делателя — движущиеся, плавающие очертания. Она нагнулась над ним, вцепилась в него онемевшими пальцами, пока ветер хлестал по ней. Она не будет ничьей рабыней. Ни Байяза, ни Рассказчиков Тайн. Она отыщет свой путь. Может и тёмный, но свой.
Крышка распахнулась.
— Нет. — Одновременно зашипели голоса ей на ухо.
— Нет!
Ферро стиснула окровавленные зубы и зарычала от ярости, заставляя свои пальцы разжаться. Мир стал плавящейся, бесформенной неразберихой тьмы. И постепенно, постепенно её онемевшая ладонь раскрылась. Вот её месть. Всем лжецам, всем нахлебникам, всем ворам. Земля содрогнулась, закрошилась, разорвалась — тонкая и хрупкая, как лист стекла — и с бездной пустоты под ней. Ферро повернула дрожащую руку, и Семя упало из ладони.
И все как один голоса закричали свою жёсткую команду:
— Нет!
Ферро слепо схватила ручку крышки.
— Хуй вам! — прошипела она.
И с последним остатком сил захлопнула ящик.
После дождя
Логен опирался на парапет одной из высоких башен дворца и хмурился на ветру. То же самое когда-то он делал наверху Башни Цепей — и казалось, это было сотню лет назад. Тогда он онемело таращился на бескрайний город, раздумывая, есть ли на свете такое же горделивое, прекрасное и незыблемое творение рук человеческих, как Агрионт.
Во имя мёртвых, как же меняется время.
Зелёное пространство парка было завалено мусором, деревья изломаны, трава вырвана, половина озера вытекла, и оно превратилось в грязную трясину. На его западном краю всё ещё стояло несколько прекрасных белых зданий, хотя их окна зияли пустыми проёмами. Дальше на запад у зданий не было крыш, торчали голые стропила. А ещё дальше и стены были разломаны и ободраны — пустые остовы, набитые камнями.
А дальше не было ничего. Огромный зал с золочёным куполом исчез. Площадь, на которой Логен наблюдал за игрой на мечах, исчезла. Башня Цепей и мощная стена под ней, и все грандиозные здания, по которым Логен убегал вместе с Ферро. Всё исчезло.
На месте западной части Агрионта виднелся колоссальный круг разрушения, и остались только многие акры бесформенных развалин. А дальше город был покрыт чёрными шрамами. От последних пожарищ и тлеющих судов, дрейфующих по заливу, поднимался дым. Надо всем этим возвышался Дом Делателя — отчётливая чёрная глыба под нависшими облаками, безучастная и равнодушная.
Логен стоял, снова и снова почёсывая шрамы на лице. Его раны ныли. Их было так много. Каждая частичка тела была побита, потрёпана, порезана и поломана. От боя с едоком, от боя за рвом, от поединка с Наводящим Ужас, от семи дней резни в Высокогорье. От сотен боёв, стычек и старых походов. Слишком много их было, всех и не упомнишь. Он так устал, ему было так больно и тошно.
Логен хмуро посмотрел на свои руки на парапете. Голый камень проглядывал там, где раньше был его средний палец. Логен всё ещё оставался Девятипалым. Девять Смертей. Человек, созданный из смерти, как и сказал Бетод. Вчера он чуть не убил Ищейку, и знал это. Своего самого старого друга. Единственного друга. Логен поднял свой меч, и если бы не фокус судьбы, он бы его прикончил.
Логен вспомнил, как стоял высоко в Великой Северной библиотеке, глядя на пустую долину и на спокойное озеро, похожее на огромное зеркало. Вспомнил, как ветер обдувал его свежевыбритый подбородок, и как он тогда думал, может ли человек измениться.
Теперь он знал ответ.
— Мастер Девятипалый!
Логен быстро обернулся, и зашипел сквозь сжатые зубы, когда швы на боку пронзила боль. В дверь на открытый воздух вышел Первый из Магов. Он каким-то образом изменился. Теперь он выглядел молодо. Даже моложе, чем в тот день, когда Логен его впервые встретил. В движениях мага появилась резкость, а в глазах блеск. Казалось даже, что в седой бороде вокруг дружелюбной ухмылки появилось несколько тёмных волосков. Первая улыбка, которую Логен увидел за долгое время.
— Ты ранен? — спросил Байяз.
Логен кисло втянул воздух через зубы.
— И далеко не впервые.
— И всё же, легче с каждым разом не становится. — Байяз положил мясистые руки на камень рядом с руками Логена и радостно посмотрел вокруг. Словно смотрел на поле цветов, а не на грандиозные развалины. — Я даже и не ожидал увидеть тебя так скоро. И видеть, что ты так сильно продвинулся. Как я понимаю, твоя вражда окончена. Ты победил Бетода. Сбросил с его собственной стены, как я слышал. Неплохо. Всегда думай о песне, которую о тебе сложат, да? А потом занял его место. Девять Смертей, король Севера! Представить себе только.
Логен нахмурился.
— Не так всё было.
— Это детали. Результат тот же, разве нет? Мир на Севере, наконец-то? В любом случае, поздравляю.
— Бетод кое-что рассказал.
— Неужели? — беспечно спросил Байяз. — Я всегда находил его разговоры довольно пресными. О нём самом, о его планах, о его достижениях. Это так утомительно, когда человек совершенно не думает о других. Плохие манеры.
— Он сказал, что не убил меня из-за тебя. Что ты выторговал мою жизнь.
— Должен признаться, это правда. Он задолжал мне, и ты был ценой, которую я потребовал. Мне нравится заглядывать в будущее. Даже тогда я знал, что мне может понадобиться человек, который умеет разговаривать с духами. То, что ты оказался таким полезным спутником в путешествии, оказалось непредвиденным преимуществом.
Логен заметил, что говорит через сжатые зубы.
— Неплохо было бы знать всё это заранее.
— Ты никогда не спрашивал, мастер Девятипалый. Насколько я помню, ты не хотел знать мои планы, а я не хотел, чтобы ты чувствовал себя чем-то мне обязанным. "Я как-то раз спас тебе жизнь" было бы плохим началом нашей дружбы.
Достаточно разумно, как и всё, что когда-либо говорил Байяз. Но у Логена оставался кислый привкус, что с ним обращались, как с боровом.
— А где Ки? Я хотел бы с ним…
— Умер. — Байяз произнес это слово быстро, словно бросил нож. — Мы очень скорбим по этой утрате.
— Вернулся в грязь, а? — Логен припомнил усилия, которые потратил, чтобы спасти ему жизнь. Все те мили, которые он прошлёпал под дождём, пытаясь совершить правильный поступок. Всё напрасно. Возможно, он должен был чувствовать больше. Но это нелегко, когда вокруг столько смертей. Логен был ошарашен. Или так, или же ему и впрямь было на всё насрать. Сложно сказать, что именно он чувствовал.
— Вернулся в грязь, — снова пробормотал он. — Но ты, похоже, продолжаешь жить.
— Конечно.
— Этим и приходится заниматься выжившим. Вспоминаешь их, говоришь им какие-то слова, а потом продолжаешь жить и надеешься на лучшее.
— Действительно.
— В таких делах надо быть реалистом.
— Точно.
Логен потрогал рукой больной бок, пытаясь заставить себя почувствовать хоть что-то. Но дополнительная боль никак не помогла.
— Я вчера потерял друга.
— Это был кровавый день. Но он принёс победу.
— Да ну? Для кого? — Логен видел людей, которые ходили, как насекомые, среди развалин, копались в мусоре, кричали выжившим и находили только мёртвых. Он сомневался, что сейчас многие из них чувствовали аромат победы. Сам-то он точно не чувствовал. — Мне надо быть со своими, — пробормотал он, но не двинулся с места. — Помогать хоронить. Помогать раненым.
— И всё же ты здесь, смотришь вниз. — Зелёные глаза Байяза были твёрдыми как камень. Эту твёрдость Логен отметил с самого начала, но почему-то забыл. Почему-то перестал обращать внимание. — Я полностью понимаю твои чувства. Лечение для молодых. А когда становишься старше, то замечаешь, что раненые всё больше и больше выводят из терпения. — Он поднял бровь, поворачиваясь к жуткой картине внизу. — Я очень стар.
Логен поднял кулак, чтобы постучать, потом помедлил и нервно потёр пальцами ладонь.
Он помнил кислый запах её пота, силу её рук, нахмуренный лоб в свете костра. Помнил её тепло, когда она так плотно прижималась к нему в ночи. Он знал, что между ними было что-то хорошее, даже если все слова, что они говорили, были жёсткими. Некоторые люди не находят мягких слов, как бы сильно они не пытались. Конечно, Логен не очень-то надеялся. Такому человеку, как он, лучше без надежды. Но ничего не получишь, если ничего не вложишь.
Так что Логен стиснул зубы и постучал. Нет ответа. Он покусал губу и постучал опять. Ничего. Он нахмурился, занервничал и внезапно потерял терпение, повернул ручку и распахнул дверь.