— И как жаль, что армия гурков уже не с нами.
— Как я понимаю, они заняты где-то в другом месте. — Он смотрел, как она подходит к столу, смотрит в окно в сторону улицы, и дневной свет просвечивает через её тёмные волосы на край щеки.
— Надеюсь, у вас всё в порядке? — спросила она.
— Занят больше гурков. Очень много работы. Как ваш брат? Я собирался навестить его, но… — Сомневаюсь, что даже я смог бы вынести вонь моего лицемерия. Я причиняю боль. Облегчение боли для меня — иностранный язык.
Арди посмотрела под ноги.
— Его постоянно тошнит. Каждый раз, как я его навещаю, он становится тоньше. Один зуб выпал, пока я была с ним. — Она пожала плечами. — Выпал, когда он пытался поесть. Он им едва не подавился. Но что я могу поделать? Что может сделать кто угодно?
— Мне правда жаль это слышать. — Но это ничего не меняет. — Уверен, что вы ему сильно помогаете. — Уверен, что ему ничто не поможет. — А как вы?
— Лучше многих, наверное. — Она глубоко вздохнула, встряхнулась и попыталась улыбнуться. — Хотите вина?
— Нет, но пусть это вас не останавливает. — Раньше не останавливало.
Но Арди лишь подержала бутылку, а потом поставила на место.
— В последнее время я пытаюсь пить меньше.
— Мне всегда казалось, что вам это не помешало бы. — Он сделал шаг к ней. — Значит, по утрам тошнит?
Она резко глянула вбок, потом сглотнула — на её шее напряглись тонкие мышцы.
— Вы знаете?
— Я архилектор, — сказал он, подходя ближе. — Я должен знать всё.
Её плечи поникли, голова повисла, Арди наклонилась вперёд, уперев руки в край стола. Глокта видел, как дрожат её веки. Моргает, чтобы не заплакать. Несмотря на всю злость, на весь ум, она, как и любой, нуждается в помощи. Но никто не придёт на помощь. Здесь только я.
— Видимо, я сильно напортачила, как и предупреждал мой брат. Должно быть, вы разочарованы.
Глокта почувствовал, как его лицо кривится. Что-то вроде улыбки, наверное. Но в ней немного радости.
— Большую часть своей жизни я провёл в разочаровании. Но только не в вас. Это тяжёлый мир. Никто не получает то, что заслуживает. — Как долго мы будем тянуть это, прежде чем наберёмся храбрости? Легче не станет. Пора.
— Арди… — голос казался грубым на слух. Глокта сделал ещё один неловкий шаг, его ладонь вспотела на рукояти трости. Арди посмотрела на него, влажные глаза блестели, одна рука лежала на животе. Она шевельнулась, словно чтобы сделать шаг назад. Возможно, след страха? И кто бы мог её винить? Могла ли она догадаться, что случится?
— Вы знаете, что я всегда очень любил и уважал вашего брата. — Его рот пересох, язык неловко касался пустых дёсен. Сейчас самое время. — За последние месяцы я начал чувствовать большую симпатию и уважение к вам. — По лицу пробежала череда судорог, из дёргающегося глаза покатилась слеза. Сейчас, сейчас. — Или… по крайней мере стал испытывать чувства, какие только может испытывать такой человек, как я. — Глокта сунул руку в карман, осторожно, чтобы она не заметила. Почувствовал холодный металл, твёрдые безжалостные края, касавшиеся кожи. Сейчас. Сердце сильно стучало, горло так перехватило, что он едва мог говорить. — Это трудно. Я… прошу прощения.
— За что? — спросила она, хмуро глядя на него.
Сейчас.
Он качнулся к ней и выхватил руку из кармана. Она отшатнулась к столу, широко раскрыв глаза… и они оба замерли.
Между ними блестело кольцо. Колоссальный искрящийся бриллиант, такой большой, что толстая золотая окантовка казалась тоненькой. Такой большой, что выглядит, словно шутка. Словно подделка. Абсурдно невероятно. Самый большой камень из предложенных Валинтом и Балком.
— Я должен попросить вас выйти за меня замуж, — прохрипел он. Рука, державшая кольцо, дрожала, как сухой лист. Вложи в неё мясницкий нож, и она тверда, как скала, но попроси подержать кольцо, и я едва не мочусь в штаны. Мужайся, Занд, мужайся.
Арди уставилась на блестящий камень, её рот глупо раскрылся. От потрясения? От ужаса? Выйти замуж за эту… тварь? Да я лучше умру!
— Гм… — пробормотала она. — Я…
— Я знаю! Я знаю, я отвратителен, но… дайте мне сказать. Прошу вас. — Она уставилась в пол, её рот скривился, когда он это сказал. — Я не настолько глуп, чтобы притворяться, будто вы когда-нибудь могли бы полюбить… такого мужчину, как я, или испытывать ко мне что-либо больше жалости. Это вопрос необходимости. Вам не стоит отказываться из-за того… кто я. Они знают, что вы носите королевское дитя.
— Они? — пробормотала она.
— Да. Они. Это дитя — угроза для них. Вы угроза для них. Так я смогу вас защитить. Я могу дать вашему ребёнку законные права. Это будет наш ребёнок, сейчас и навсегда. — Она молча смотрела на кольцо. Как узник в ужасе таращится на инструменты и решает, сознаться или нет. Два жутких варианта, но какой хуже?
— Я многое могу вам дать. Безопасность. Защиту. Уважение. У вас будет всё самое лучшее. Высокое положение в обществе, чего бы оно ни стоило. Никто не посмеет и пальцем вас тронуть. Никто не осмелится говорить с вами свысока. Разумеется, люди будут шептаться за вашей спиной. Но они будут шептать о вашей красоте, о вашем уме, и о ваших непревзойдённых добродетелях. — Глокта прищурился. — Я за этим прослежу.
Она посмотрела на него и сглотнула. А вот приближается отказ. Благодарю вас, но я уж лучше умру.
— Я должна быть с вами честной. Когда я была моложе… я совершала глупости. — Её рот скривился. — Это даже не первый бастард, которого я ношу. Мой отец сбросил меня с лестницы, и того я потеряла. Он едва не убил меня. Я не думала, что это может снова случиться.
— Все мы совершаем поступки, которыми не гордимся. — Вам бы как-нибудь послушать мои признания. А лучше их никому никогда не слышать. — Это ничего не меняет. Я обещал, что прослежу за вашим благосостоянием. Я не вижу другого способа.
— Тогда да. — Она безо всяких церемоний взяла кольцо и надела на палец. — Тут ведь не о чем думать, так? — Это не похоже на трогательное признание, на слезоточивое согласие, или на радостную капитуляцию, о которых можно прочитать в сказках. Неохотное деловое соглашение. Печальный повод порассуждать о том, что могло бы быть, но так и не случилось.
— Кто бы мог подумать тогда, столько лет назад, — пробормотала она, глядя на камень на своём пальце, — когда я смотрела, как вы фехтуете с моим братом, что однажды надену ваше кольцо? Вы всегда были мужчиной моих снов.
А теперь — ваших кошмаров.
— Удивительно оборачивается жизнь. Обстоятельства не из тех, что любой мог бы предсказать. — Итак, я спас две жизни. Сколько зла это может перевесить? И всё же, это, по крайней мере, хоть что-то на правильной чаше весов. Каждому человеку нужно хоть что-то на правильной чаше весов.
Она подняла свои тёмные глаза и посмотрела в глаза Глокте.
— Вы не могли позволить себе камень побольше?
— Только если бы ограбил сокровищницу, — прохрипел он. По традиции здесь должен быть поцелуй, но с учетом обстоятельств…
Она шагнула к нему, подняв руку. Он отшатнулся и поморщился от боли в бедре.
— Простите. В некотором роде… давно не практиковался.
— Если я это сделаю, то собираюсь сделать правильно.
— Вы имеете в виду, добиться лучшего с тем, что у вас есть?
— По крайней мере, добиться хоть чего-нибудь. — Арди подошла ещё ближе. Ему пришлось заставить себя стоять на месте. Она посмотрела ему в глаза. Медленно потянулась и коснулась щеки Глокты, отчего его веко задёргалось.
Глупость. Сколько женщин трогало меня раньше? Но всё же, это была другая жизнь. Другая…
Её рука скользнула по его лицу, пальцы плотно прижались к подбородку. Арди притянула его к себе, и шея Глокты щёлкнула. Он почувствовал тёплое дыхание на своём подбородке. Её губы мягко коснулись его губ, и отпрянули. Он услышал тихий стон, и от этого его дыхание перехватило. Притворяется, конечно. Как может женщина хотеть прикасаться к этому изуродованному телу? Целовать это изуродованное лицо? Даже мне неприятна сама мысль об этом. Притворяется, и всё же, могу только поаплодировать ей за усилия.
Его левая нога задрожала, и ему пришлось крепче вцепиться в трость. Частое дыхание сипело в носу. Её лицо было напротив его лица, их рты сомкнулись, влажно прижались. Кончик её языка лизнул его пустые дёсны. Притворство, конечно, чем же ещё это может быть? И всё же, у неё получается так отлично…
Первый закон
Ферро села и уставилась на свою руку. На руку, которая недавно держала Семя. Она выглядела такой же, как и обычно, и всё же, ощущалась иначе. Всё ещё холодная. Очень холодная. Ферро заворачивала руку в одеяло. Грела в тёплой воде. Подносила к огню — так близко, что чуть не спалила.
Ничего не помогало.
— Ферро… — Такой тихий шёпот, что это вполне мог быть ветер за окном.
Она рывком вскочила на ноги, сжав в ладони нож. Уставилась в углы комнаты. Нагнулась, чтобы посмотреть под кровать, под высокий шкаф. Свободной рукой отдёрнула занавески. Никого. Она знала, что там никого не будет.
И всё же, она их слышала.
Раздался стук в дверь, и она снова резко развернулась, хрипло дыша сквозь зубы. Ещё один сон? Очередной призрак? Раздались новые тяжёлые удары.
— Входи? — прорычала она.
Дверь открылась. Байяз. Он поднял бровь, глянув на её нож.
— Ферро, ты слишком любишь клинки. У тебя здесь нет врагов.
Она сердито смотрела на мага, прищурив глаза. Она в этом сомневалась.
— Что случилось, там, в ветре?
— Что случилось? — Байяз пожал плечами. — Мы победили.
— Что это были за фигуры? Тени.
— Я ничего не видел, кроме Мамуна и его Сотни Слов, которые получали наказание, как и заслуживали.
— Ты не слышал голосов?
— Поверх грохота нашей победы? Ничего не слышал.