Он лежал на спине, уставившись в потолок, и тяжело дышал. Некоторое время спустя он собрал всю свою отвагу, перекатился и нетвёрдо поднялся на четвереньки. Стояла неприятная вонь, и не только от рвоты, размазанной по лицу. Со слабым проблеском стыда он понял, что обгадился. По-прежнему вялый, как тряпка, Джезаль дополз до окна, охнув, поднялся на колени и посмотрел в прохладные сады.
В следующий миг в поле зрения появился Байяз, который шагал по дорожке из гравия между аккуратными лужайками, макушка его лысины блестела. Рядом с ним шел Йору Сульфур с посохом в одной руке и с ящиком из тёмного металла под другой. Тот же ящик, который в повозке ехал с Джезалем, Логеном и Ферро через половину Земного круга. Какими счастливыми казались теперь эти дни.
Неожиданно Байяз остановился, повернулся и поднял голову. Он посмотрел наверх, прямо в окно.
Всхлипнув от ужаса, Джезаль прижался к занавескам, всё его тело дрожало, воспоминания о непереносимой боли, холодные, как лёд, давили на внутренности. Первый из Магов постоял там немного, на его лице играла лёгкая улыбка. Потом он быстро повернулся, зашагал между кланяющимися рыцарями-телохранителями, стоявшими у ворот, и исчез.
Джезаль стоял на коленях, вцепившись в занавески, как ребенок в юбки матери. Он подумал о том, каким счастливым был когда-то, и как слабо это понимал. Играл в карты, окружённый друзьями, и впереди было большое будущее. Он тяжело вздохнул, от слёз перехватывало горло, щипало глаза. Никогда в своей жизни он не чувствовал себя таким одиноким. Сын королей? У него нет никого и ничего. Он шмыгал носом и бессвязно лопотал. В глазах стоял туман. Его сотрясали безнадежные рыдания, губа со шрамом дрожала, слёзы капали на плиты пола.
Он рыдал от боли и от страха, от стыда и гнева, от разочарования и беспомощности. Но Байяз был прав. Он был трусом. Так что больше всего он рыдал от облегчения.
Добрые люди, злые люди
Серым утром в холодных мокрых садах Ищейка просто стоял и думал о том, как раньше всё было лучше. Стоял тут, посреди круга коричневых могил, уставившись на землю над Хардингом Молчуном. Удивительно, как человек, который так мало говорил, мог оставить после себя такую дыру.
Путешествие Ищейки за последние несколько лет получилось длинным и странным. Из ниоткуда в никуда, и по пути он потерял много друзей. Он вспомнил всех, кто вернулся в грязь. Хардинг Молчун. Тул Дуру Грозовая Туча. Рудда Тридуба. Форли Слабейший. И ради чего? Кому от этого стало лучше? Напрасные потери. От такого кому угодно станет тошно. Даже тому, кто славится своим спокойным характером. Все ушли, оставив Ищейку одного. Без них мир стал тесным.
Он услышал шаги по мокрой траве. Логен шёл под моросящим дождём, дыхание па́ром поднималось вокруг его покрытого шрамами лица. Ищейка вспомнил, как он был счастлив, той ночью, когда Логен вошёл в свет костра, всё ещё живой. Тогда казалось, что всё начнется заново. Хороший миг, который обещал лучшие времена. Получилось всё не совсем так. Странно, что Ищейка уже не чувствовал радости, видя Логена Девятипалого.
— Король Севера, — пробормотал он. — Девять Смертей. Как дела?
— Мокро, вот как. Год идёт к концу.
— Ага. Очередная зима наступает. — Ищейка поковырял жёсткую кожу на ладони. — Они наступают всё быстрее и быстрее.
— Наверное, самое время мне возвращаться на Север, а? Кальдер и Скейл всё еще на свободе, бедокурят, и только мёртвые ведают, какие проблемы готовит Доу.
— Ага, наверное. Самое время нам возвращаться.
— Я хочу, чтобы ты остался.
Ищейка посмотрел на него.
— Чё?
— Кто-то должен поговорить с южанами, заключить сделку. Ты всегда умел разговаривать лучше всех, кого я знаю. Может, кроме Бетода, но… он уже не в счёт, да?
— Что за сделку?
— Возможно, нам понадобится их помощь. На Севере полно народу, кому не нравится, как всё обернулось. Народу, которому не нужен король, по крайней мере такой. Союз на нашей стороне мог бы помочь. Не помешало бы, если б ты привёз с собой оружия, когда вернёшься.
Ищейка поморщился.
— Оружия, да?
— Лучше иметь его, когда не хочешь, чем…
— Я знаю, что там дальше. А как же насчёт того, что это было последнее сражение? Ты вроде хотел что-то вырастить?
— Этому придётся расти без нас, пока. Послушай, Ищейка, я никогда не искал сражений, ты же знаешь, но надо быть…
— Даже. Не. Думай.
— Я пытаюсь быть лучше, Ищейка.
— Да ну? Я не вижу, чтобы ты особо старался. Ты убил Тула?
Логен прищурил глаза.
— Это Доу болтал, да?
— Неважно, кто это сказал. Ты убил Грозовую Тучу, или не ты? Не так уж сложно ответить. Всего лишь да или нет.
Логен фыркнул, словно собирался засмеяться или заплакать, но не сделал ни того ни другого.
— Я не знаю, что я сделал.
— Не знаешь? Какой толк от твоих "не знаю"? Это ты скажешь, после того, как ударишь меня в спину, пока я буду пытаться спасти твою бесполезную жизнь?
Логен поморщился, глядя в траву.
— Может быть. Я не знаю. — Он снова поднял взгляд на Ищейку и сурово посмотрел ему в глаза. — Но такова цена, не так ли? Ты знаешь, кто я. Мог бы выбрать другого человека и идти за ним.
Ищейка смотрел, как он уходит, не зная, что сказать, не зная даже, что думать. Просто стоял посреди могил и промокал. Он почувствовал кого-то рядом. Красная Шляпа, который смотрел в дождь, как чёрная фигура Логена исчезает за серой пеленой. Он покачал головой, поджав губы.
— Я никогда не верил в байки, которые про него рассказывали. Насчёт Девяти Смертей. Одна болтовня, думал я. Но теперь верю. Я слышал, он убил мальчонку Круммоха, в бою в горах. Беспечно разрезал, как давишь жука, без причин. Этому человеку на всё наплевать. Думаю, никогда на Севере не было человека хуже. Даже Бетод. Самый злобный ублюдок.
— Да ну? — Ищейка понял, что смотрит прямо Красной Шляпе в лицо и кричит. — Да насрать на тебя, говнюк! Хули ты тут судишь?
— Просто сказал, вот и всё. — Красная Шляпа уставился на него. — Я к тому… ну, думал, ты тоже так считаешь.
— Ну так нет! Чтобы думать, нужны мозги побольше твоей горошины, а тебе думать нечем, идиот! Ты не отличил бы доброго человека от злого, даже если б он нассал на тебя!
Красная Шляпа удивлённо моргнул.
— Ты прав. Похоже, я ошибся. — Он отступил на шаг, а потом пошёл прочь в дождь, качая головой.
Ищейка, стиснув зубы, смотрел, как он уходит, и думал, как бы ему хотелось кого-нибудь ударить, только он не знал, кого. В любом случае сейчас здесь не было никого, кроме него. Ищейка и мёртвые. Но, может, когда сражение заканчивается, именно это происходит с человеком, который умеет только сражаться. Он сражается с собой.
Ищейка глубоко вдохнул холодный влажный воздух и хмуро посмотрел на землю могилы Молчуна. Всё думал, может ли он сам ещё отличать доброго человека от злого. Думал, какая разница между ними.
Серым утром в холодных мокрых садах Ищейка просто стоял и думал о том, как раньше всё было лучше.
Не то что вы хотели
Глокту разбудил полный танцующих пылинок луч мягкого солнечного света, падавший через занавески на смятое постельное бельё. Он попытался перевернуться и поморщился от щелчка в шее. Ах, первый спазм за день. Вскоре пришёл и второй. Пронзил левое бедро, когда Глокта пытался перевернуться на спину, и перехватил дух. Боль ползла по позвоночнику, прокралась в ногу и там и осталась.
— Ах, — проворчал он. Он попытался очень осторожно вывернуть лодыжку, пошевелить коленом. Боль постоянно становилась всё сильнее. — Барнам! — Он вытащил простынь с одной стороны и до его ноздрей добралась привычное зловоние нечистот. Ничто не возвещает плодотворного утра лучше, чем вонь собственного дерьма.
— Ай! Барнам! — Он всхлипнул, всплакнул и вцепился в иссохшее бедро, но ничего не помогало. Боль становилась всё сильнее и сильнее. Жилы в иссохшей плоти натянулись, как металлические тросы, беспалая ступня гротескно болталась на конце, совершенно не поддаваясь контролю.
— Барнам! — вскричал он. — Барнам, уёбок! Дверь! — Слюна свисала с беззубого рта, слезы бежали по дёргающемуся лицу, руки цеплялись и мяли простыню в коричневых пятнах.
Он услышал быстрые шаги по коридору, заскрипел замок.
— Заперто, болван! — завопил он, стиснув дёсны, сотрясаясь от боли и злобы. Ручка повернулась, и дверь открылась, к его большому удивлению. Какого…
Арди быстро подошла к его кровати.
— Убирайся! — прошипел он, бессмысленно закрыв рукой лицо, а другой вцепившись в постельное бельё. — Убирайся!
— Нет. — Она вырвала простыню, и Глокта поморщился, ожидая, что её лицо побледнеет, что она отшатнется, зажав рот рукой, а глаза расширятся от шока и отвращения. Я вышла замуж… за это измазанное дерьмом чудище? Но она лишь нахмурилась на миг, потом взялась за его изуродованное бедро и нажала своими большими пальцами.
Он охнул, задёргался и попытался вывернуться, но её хватка была безжалостной, две точки мучений пульсировали посреди его скрученных судорогой мышц.
— Ай! Ты, ёбаная… ты… — Иссохшая мышца неожиданно расслабилась, и Глокта расслабился вместе с ней, откидываясь назад на матрас. И вот уже то, что я измазался собственным дерьмом, начинает казаться всего лишь небольшим затруднением.
Некоторое время он беспомощно лежал.
— Я не хотел, чтобы ты видела меня… таким.
— Поздно. Ты женился на мне, не забывай. Теперь мы одно целое.
— Думаю, мне досталась лучшая часть сделки.
— А мне моя жизнь, разве не так?
— Вряд ли такая жизнь, о какой мечтает большинство юных женщин. — Он смотрел на неё — полоска солнечного света блуждала по её мрачному лицу, когда она шевелилась. — Я знаю, что я не тот, кого ты хотела… в мужья.
— Я всегда мечтала о мужчине, с которым смогу танцевать. — Она посмотрела ему в глаза. — Но, думаю, ты мне лучше подходишь. Мечты для детей. А мы оба уже выросли.