Прошу, прошу, прошу. Мои поздравления, ваше преосвященство.
— Даю вам слово. Я прослежу, чтобы с графиней обращались наилучшим образом. — Он мягко облизал кислые дёсны. — А вы наилучшим образом обращайтесь с вашим мужем.
Джезаль сидел в темноте. Он смотрел, как пляшет огонь в огромном камине и думал о том, что могло бы быть. Думал об этом с некоторой горечью. Сколькими путями могла пойти его жизнь, а кончил он здесь. В одиночестве.
Он услышал, как скрипнули петли. Маленькая дверь, ведущая в спальню королевы, медленно со скрипом открылась. Джезаль никогда и не думал закрывать её со своей стороны. Не предвидел обстоятельств, в которых она когда-нибудь захочет ею воспользоваться. Несомненно, он допустил какую-то ошибку в этикете, и она не смогла дождаться утра, чтобы сделать ему за это выговор.
Он встал, быстро, глупо занервничав.
Тереза прошла в тёмную дверь. Она выглядела настолько необычно, что поначалу он её даже едва узнал. Волосы были распущены, на ней была надета только сорочка. Она смиренно смотрела в пол, лицо скрывала темнота. Босые ноги ступали по доскам, по толстому ковру, в сторону очага. Неожиданно она показалась ему очень юной. Юной и маленькой, слабой и одинокой. Он смотрел на неё очень озадаченно, немного испуганно, но ещё, когда она подошла ближе, и свет огня осветил контуры её тела, слегка возбуждённо.
— Тереза, моя… — он подыскивал слово. Вряд ли "дорогая" тут подходило. Как и "любовь". "Злейший враг" подошло бы, но вряд ли было бы уместно. — Могу ли я…
Она его оборвала, как всегда, но не тирадой, как он ожидал.
— Я прошу прощения за то, как относилась к тебе. За всё, что я говорила… ты наверное думаешь, что я…
В её глазах стояли слёзы. Настоящие слёзы. До этого момента он почти не верил, что она способна плакать. Он поспешно шагнул к ней, протянув руку, понятия не имея, что делать. Он никогда и надеяться не смел на извинения, и уж точно не на столь искренние и честные.
— Я знаю, — заикаясь проговорил он, — я знаю… не такого мужа ты себе хотела. И я прошу за это прощения. Но я такой же пленник, как и ты. Я только надеюсь… что, быть может, мы могли бы добиться лучшего с тем, что у нас есть. Возможно, мы могли бы найти способ… заботиться друг о друге? У нас ведь нет никого, кроме нас. Прошу, скажи, что я должен сделать…
— Тссс. — Она поднесла палец к его губам, глядя ему в глаза. Одна половина её лица светилась оранжевым от огня, а другая была чёрной в тени. Она запустила пальцы в волосы Джезаля и притянула к себе. Поцеловала его, мягко, почти неловко, их губы сперва касались, а потом неуклюже прижались друг к другу. Его рука скользнула под ухом ей за шею, большой палец коснулся её гладкой кожи. Их губы механически соприкасались под свист дыхания в его носу, под тихое хлюпанье слюны. Не самый страстный поцелуй из тех, которыми он когда-либо наслаждался, но это было намного больше всего, что он когда-либо от неё ожидал. В паху началось приятное покалывание, когда он просунул свой язык ей в рот.
Джезаль провёл ладонью по её спине, чувствуя изгибы позвоночника под своими пальцами. Тихо заворчал, скользнув рукой по её попе, по бедру и потом вверх между её ног, подол сорочки собрался на его запястье. Он почувствовал, как Тереза содрогнулась, как задрожала и прикусила губу — от потрясения, или даже от отвращения. Он отдёрнул голову, и они разъединились, глядя в пол.
— Прости, — пробормотал он, про себя проклиная свою поспешность. — Я…
— Нет. Это моя вина. У меня… не много опыта… с мужчинами… — Джезаль удивлённо моргнул, а потом едва не улыбнулся от волны облегчения. Разумеется. Теперь всё стало ясно. Она была такой уверенной, такой резкой, и ему никогда не приходило в голову, что она может быть девственницей. Она дрожала от простого страха. От страха разочаровать его. Он почувствовал прилив симпатии.
— Не волнуйся, — тихо прошептал он, шагнув вперёд и взяв её за руки. Он почувствовал, как она напряглась, несомненно от нервозности, и мягко коснулся её волос. — Я могу подождать… нам нет необходимости… пока.
— Нет. — Она сказала это с трогательной решимостью, бесстрашно глядя ему в глаза. — Нет. Есть.
Тереза стащила сорочку через голову и уронила на пол. Близко подошла к нему, взяла его за запястье и направила назад к своему бедру, а потом вверх.
— Ах, — гортанно прошептала она, и её губы коснулись его щеки, а её дыхание горячо обжигало его ухо. — Да… вот так… не останавливайся. — И она повела его, бездыханного, к кровати.
— Если это всё, — Глокта осмотрел стол, но старики молчали. Все ждут моего слова. Короля снова не было, так что он без необходимости заставил всех ждать слишком долго. Просто чтобы поставить на место всех сомневающихся в том, кто здесь главный. А почему бы и нет, в конце концов? Цель власти не в том, чтобы быть учтивым. — Тогда собрание Закрытого Совета окончено.
Они поднялись — быстро, тихо и организованно. Торлихорм, Халлек, Крой и все остальные медленно пошли из комнаты. Сам Глокта с трудом поднялся — его нога всё ещё ныла от воспоминаний об утренних спазмах — только чтобы обнаружить, что лорд-камергер снова остался позади. И выглядит он далеко не радостно.
Хофф дождался, пока дверь не закроется, прежде чем заговорить.
— Представьте себе моё удивление, — резко бросил он, — когда я услышал о вашей недавней свадьбе.
— Быстрая и маленькая церемония. — Глокта продемонстрировал лорд-камергеру остатки передних зубов. — Юная любовь, сами понимаете, не терпит задержек. Прошу прощения, если отсутствие приглашения вас оскорбило.
— Приглашения? — прорычал Хофф, сильно хмурясь. — Вряд ли! Мы не это обсуждали!
— Обсуждали? Думаю, произошло недопонимание. Наш общий друг, — и Глокта многозначительно посмотрел на пустой тринадцатый стул в дальнем конце стола, — оставил меня за главного. Меня. И никого иного. Он полагает необходимым, чтобы Закрытый Совет говорил одним голосом. И с этих пор этот голос будет звучать в точности как мой.
Красное лицо Хоффа слегка побледнело.
— Конечно, но…
— Вам известно, полагаю, что я прошел через два года пыток? Два года в аду, так что перед вами я могу выстоять. Или выгнуться, искривлённый, как корень старого дерева. Искалеченный, шаркающий, несчастный — насмешка, а не человек, а, лорд Хофф? Давайте будем честны друг с другом. Иногда я теряю контроль над своей ногой. Над глазами. Над своим собственным лицом. — Он фыркнул. — Если можно назвать это лицом. И мои кишки тоже бунтуют. Я часто просыпаюсь измазанным в своём собственном дерьме. Я испытываю постоянную боль, и меня бесконечно терзают воспоминания обо всём, что я потерял. — Он почувствовал, как дёргается глаз. Пусть дёргается. — Так что, видите ли, несмотря на мои постоянные усилия быть человеком с весёлым характером, я нахожу, что презираю этот мир, и всё в нем, и себя более всего. Такое положение дел достойно сожаления, и от него нет лекарств.
Лорд-камергер неуверенно облизал губы.
— Я вам сочувствую, но не вижу связи.
Глокта неожиданно наклонился к нему очень близко, игнорируя спазм в ноге, прижав Хоффа спиной к столу.
— Ваше сочувствие совершенно бесполезно, а связь вот в чём. Зная, кто я, и что перенёс, и что до сих пор переношу… неужели вы полагаете, что в этом мире есть хоть что-то, чего я боюсь? Любое действие, от которого я съёжусь? Самая непереносимая боль других для меня, в худшем случае… неприятность. — Глокта дёрнулся ещё ближе, оскалив искалеченные зубы. Его лицо дрожало, а из глаза текла слеза. — Зная всё это… можете ли вы считать разумным… для человека в вашем положении… угрожать? Угрожать моей жене? Моему нерожденному ребенку?
— Никаких угроз, разумеется, я бы никогда…
— Они просто не сработают, лорд Хофф! Просто не сработают. При самом малейшем намёке на насилие по отношению к ним… да что там, я бы не хотел, чтобы вы даже представляли нечеловеческий ужас моего ответа.
Ещё ближе, так близко, что брызги слюны летели на дрожащие щёки Хоффа.
— Я не могу допустить никаких дальнейших обсуждений этого вопроса. Никогда. Я даже не могу допустить никаких слухов, что здесь может быть какой-либо вопрос. Никогда. У куска мяса без глаз, без языка, без пальцев и без хера, который будет занимать ваше место в Закрытом Совете, это просто… не…получится, лорд Хофф. — Он отступил, ухмыляясь своей самой отвратительной ухмылкой. — Лорд-камергер, кто же тогда выпьет всё вино?
В Адуе стоял чудесный осенний денёк, и солнце приятно светило сквозь ветви ароматных фруктовых деревьев, которые отбрасывали пятнистые тени на траву. В саду дул приятный ветерок, который развевал алую мантию короля, величественно шагавшего вокруг своей лужайки, и белый плащ архилектора, упрямо хромавшего на почтительном расстоянии. Птицы щебетали на деревьях, и хруст тщательно отполированных сапог его величества по гравию лёгким эхом разносился от белых зданий дворца.
Из-за высоких стен доносились тихие звуки отдалённой работы. Стук кирок и молотков, скрежет земли и грохот камня. Тихие крики плотников и строителей. На слух Джезаля это были самые приятные звуки. Звуки восстановления.
— Разумеется, это займёт время, — говорил он.
— Разумеется.
— Возможно, годы. Но большая часть мусора уже расчищена. Уже началось восстановление некоторых самых слабо повреждённых зданий. Агрионт станет ещё прекраснее, чем когда-либо. Эта задача для меня превыше всего.
Глокта склонил голову ещё ниже.
— А, следовательно, для меня, а также для вашего Закрытого Совета. Могу ли я осведомиться… — прошептал он, — здоровьем вашей жены, королевы?
Джезаль пошевелил губами. Из всех людей ему меньше всего хотелось бы обсуждать свои личные дела с этим человеком. Но нельзя было отрицать — что бы там ни сказал калека, в этом были впечатляющие перемены к лучшему.
— Оно существенно изменилось. — Джезаль покачал головой. — Теперь она оказалась женщиной почти… ненасытного аппетита.