— Я рад, что мои мольбы возымели эффект.
— О, возымели, только в ней ещё остается некоторая… — Джезаль помахал рукой в воздухе, подыскивая правильное слово. — Печаль. Иногда… я слышу, как она плачет, по ночам. Она стоит перед открытым окном и рыдает, по нескольку часов подряд.
— Рыдает, ваше величество? Возможно, она просто тоскует по дому. Я всегда подозревал, что она намного мягче духом, чем выглядит.
— Так и есть! Так и есть. Мягкая духом. — Джезаль немного подумал об этом. — Вы знаете, я думаю, вы правы. Тоска по дому. — В его голове начал оформляться план. — Возможно, нам стоит переделать сады во дворце, чтобы придать им духа Талина? Мы могли бы провести здесь ручьи, наподобие каналов, и так далее!
Глокта усмехнулся своей беззубой ухмылкой.
— Потрясающая идея. Я поговорю с королевским садовником. Возможно, ещё кратко поговорю с её величеством, и посмотрю, не смогу ли я как-нибудь унять её слезы.
— Я был бы благодарен за всё, что вы сможете сделать. А как ваша жена? — бросил он через плечо, надеясь сменить тему, а потом понял, что начал ещё более трудную.
Но Глокта лишь снова продемонстрировал свою беззубую улыбку.
— Она стала мне громадным утешением, ваше величество. Я правда не знаю, как бы я без неё справлялся.
Некоторое время они шли в неловкой тишине, а потом Джезаль прочистил горло.
— Я всё думал, Глокта, о том своём плане. Помните, о налогах на банки? Может, мы смогли бы заплатить за новый госпиталь возле доков. Для тех, кто не может позволить себе лечение. Простолюдины хорошо к нам относились. Они помогали нам прийти к власти и страдали от нашего имени. Правительство должно предоставить что-то своим людям, разве нет? Чем слабее и несчастнее, тем больше они нуждаются в нашей помощи. Король на самом деле настолько богат, насколько богат самый бедный из его подданных, вы так не думаете? Вы не могли бы попросить верховного судью что-нибудь придумать? Поначалу немного, а потом мы могли бы пойти дальше. Бесплатные дома, например, для тех, кто остался без дома. Нам нужно рассмотреть…
— Ваше величество, я разговаривал об этом с нашим общим другом.
Джезаль замер, как вкопанный, по его позвоночнику поползло холодное чувство.
— Разговаривали?
— Боюсь, что я был обязан. — Тон калеки был услужливым, но его впалые глаза ни на миг не отводились от Джезаля. — Наш друг… без восторга отнёсся к этому.
— Он правит Союзом, или я? — Но на этот вопрос они оба отлично знали ответ.
— Вы король, разумеется.
— Разумеется.
— Но наш общий друг… мы бы не хотели его разочаровывать. — Глокта нетвёрдо шагнул вперёд, его левый глаз омерзительно задёргался. — Уверен, ни один из нас не хотел бы заставить его снова посетить Адую…
Колени Джезаля неожиданно сильно ослабли. От лёгкого воспоминания о той ужасной, непереносимой боли в животе у него заныло.
— Нет, — прохрипел он, — нет, конечно не хотели бы.
Голос калеки был чуть громче шёпота.
— Возможно, со временем найдутся финансы на какой-нибудь маленький проект. В конце концов, наш друг не может видеть всего, а то, чего он не видит, не принесёт вреда. Между нами говоря, тихо… мы могли бы сделать что-то хорошее. Но не сейчас.
— Нет. Вы правы, Глокта. Вы лучше понимаете такие вещи. Не делать ничего, что могло бы вызвать малейшее неудовольствие. Пожалуйста, проинформируйте нашего друга, что его мнение будет всегда цениться превыше всех прочих. Пожалуйста, скажите нашему доброму другу, что он может на меня положиться. Вы скажете это ему, пожалуйста?
— Скажу, ваше величество. Он будет рад это услышать.
— Хорошо, — пробормотал Джезаль. — Хорошо. — Подул прохладный ветер, и он повернулся спиной ко двору, запахивая мантию. В конце концов это оказался не такой приятный день, как он надеялся.
Недоделанные дела
Грязная белая коробка с двумя дверьми друг напротив друга. Потолок был слишком низким, а лампы горели слишком ярко. В одном углу ползла сырость, и штукатурка вздулась осыпающимися пузырями, покрылась пятнами чёрной плесени. Кто-то некогда пытался соскрести длинное пятно крови с одной стены, но его усилий было явно совершенно недостаточно.
У стены, скрестив руки, стояли два огромных практика. Один из стульев за прикрученным к полу столом был пуст. На другом сидела Карлотта дан Эйдер. Говорят, история ходит по кругу. Как же всё изменилось. И тем не менее, насколько же всё осталось по-прежнему. Её лицо побледнело от тревоги, под глазами темнели круги от бессонницы, но она всё ещё казалась прекрасной. В каком-то смысле даже прекраснее обычного. Красота пламени почти догоревшей свечи. Снова.
Садясь на другой стул, Глокта слышал её испуганное дыхание. Приставил трость к исцарапанному столу и хмуро посмотрел ей в лицо.
— Я всё думаю, получу ли я через несколько дней то письмо, о котором вы говорили. Вы знаете, какое. Которое должен был прочитать Сульт. То, в котором изложена история моей маленькой милости по отношению к вам. То, которое должно быть отправлено архилектору… в случае вашей смерти. Как вы думаете, попадет ли оно теперь на стол мне? Последняя ирония.
Последовала пауза.
— Я понимаю, что совершила ужасную ошибку, вернувшись назад. — И даже хуже, когда не уехала достаточно быстро. — Я надеюсь, что вы примете мои извинения. Я всего лишь хотела предупредить вас о гурках. Если вы найдёте в своем сердце чуть-чуть милосердия…
— Вы в прошлый раз ожидали, что я буду милосерден?
— Нет, — прошептала она.
— Тогда каковы шансы, на ваш взгляд, что я совершу одну и ту же ошибку дважды? Никогда не возвращайтесь, так я сказал. Никогда. — Он взмахнул рукой, и один из чудовищных практиков вышел вперёд и поднял крышку ящика.
— Нет… нет. — Её взгляд метался на инструменты и обратно. — Вы победили. Вы победили, конечно. Мне следовало быть благодарной в первый раз. Прошу. — Она наклонилась вперёд, глядя ему прямо в глаза. Её голос звучал низко и сипло, — пожалуйста. Наверняка ведь есть … что-то, что я могла бы сделать… чтобы загладить свою глупость.
Специфическая смесь фальшивого желания и непритворного отвращения. Поддельная страсть и искреннее омерзение. И становится ещё отвратительнее из-за усиливающегося ужаса. От этого я начинаю задумываться, почему я проявил милосердие в первый раз.
Глокта фыркнул.
— Неужели это должно быть настолько же неловко, насколько и мучительно?
Попытка обольщения быстро закончилась. Но отмечу, что страх никуда не делся. Сейчас к нему добавилась нотка нарастающего отчаяния.
— Я знаю, что совершила ошибку… я пыталась помочь… пожалуйста, я не собиралась причинять вам вреда… я и не причинила, вы же знаете! — Он медленно потянулся к ящику, глядя, как её испуганные глаза следят за его рукой в белой перчатке. Её голос поднялся до панического визга. — Только скажите, что я могу сделать! Пожалуйста! Я могу вам помочь! Я могу быть полезной! Скажите, что я могу сделать!
Рука Глокты помедлила в беспощадном путешествии по столу. Он постучал пальцем по дереву. Пальцем, на котором в свете лампы блестело кольцо архилектора.
— Возможно, есть способ.
— Что угодно, — пробулькала она, блеснули ее залитые слезами глаза. — Что угодно, только назовите!
— У вас есть контакты в Талине?
Она сглотнула.
— В Талине? Ра… разумеется.
— Хорошо. Я, и некоторые мои коллеги в Закрытом Совете обеспокоены той ролью, которую герцог Орсо собирается играть в политике Союза. Нам кажется — очень сильно кажется — что ему следует заниматься запугиванием стирийцев, и держать свой нос подальше от наших дел. — Глокта многозначительно помедлил.
— Как я…
— Вы отправитесь в Талин. Будете моими глазами в городе. Предательница, сбежавшая ради жизни, без друзей, одинокая, которая ищет место, где можно всё начать с нуля. Прекрасная, и всё же несчастная предательница, отчаянно нуждающаяся в твёрдой руке для защиты. Вы поняли мысль.
— Наверное… Наверное, мне это по силам.
Глокта фыркнул.
— Ещё бы.
— Мне понадобятся деньги…
— Ваши активы изъяты Инквизицией.
— Все?
— Вы, возможно, заметили, что здесь очень многое нужно восстанавливать. Королю нужна каждая марка, до которой он сможет дотянуться, так что в такие времена сознавшийся государственный изменник вряд ли может ожидать, что вернёт себе имущество. Я организовал вам проезд. Когда прибудете, свяжетесь с банкирским домом Валинт и Балк. Они предоставят вам займ на первое время.
— Валинт и Балк? — Эйдер выглядела более напуганной, чем прежде, если такое возможно. — Я бы предпочла попасть в долги к кому угодно, кроме них.
— Мне знакомо это чувство. Но или так, или ничего.
— Как я…
— Такая находчивая женщина, как вы? Уверен, вы найдёте способ. — Он поморщился и поднялся со стула. — Я хочу, чтобы вы засы́пали меня письмами, как снегом. Что происходит в городе. Каковы намерения Орсо. С кем он затевает войну, с кем договаривается о мире. Кто его союзники и враги. Вы отплываете с ближайшим приливом. — У двери он кратко повернулся. — Я буду наблюдать.
Она онемело кивнула, вытирая дрожащей рукой слёзы облегчения. Сначала так поступают с нами, потом мы так поступаем с другими, а потом приказываем сделать это за нас. Такова жизнь.
— Вы по утрам всегда пьяны к этому времени?
— Ваше преосвященство, ваши слова ранят меня. — Никомо Коска ухмыльнулся. — К этому времени я обычно пьян уже несколько часов.
Хм. Каждый из нас находит свой способ прожить этот день.
— Я должен поблагодарить вас за помощь.
Стириец замысловато махнул рукой. Как отметил Глокта, на этой руке блестела пригоршня тяжёлых колец.
— К чертям ваши благодарности, у меня есть ваши деньги.
— И, думаю, каждый пенни будет потрачен. Надеюсь, вы останетесь в городе и ещё немного насладитесь гостеприимностью Союза.
— А знаете, что? Наверное останусь. — Наёмник задумчиво почесал сыпь на шее, оставляя на шелушащейся коже красные отметины от ногтей. — По крайней мере, пока не кончится золото.