— Порезов глубже этого у тебя уже не будет.
— Тогда режьте, друг мой, я готов. — Глокта откинул голову назад и вытянул шею, прижав её к холодному металлу. — Я готов уже давно.
Пальцы Реуса пошевелились на рукояти ножа. Его обожжённое лицо задрожало, глаза прищурились до ярких щелочек в розовых глазницах. Сейчас.
Его расплавленные губы оскалили зубы. Жилы на шее вспучились — он приготовился взмахнуть кинжалом. Давай.
Дыхание Глокты быстро шипело, его горло кололо от предвкушения. Сейчас, наконец-то… сейчас…
Но Реус не шевельнулся.
— И всё же, вы колеблетесь, — прошептал Глокта через пустые дёсны. — Не из жалости, конечно, не из слабости. Они давно замёрзли в вас, не правда ли? В Инглии? Вы медлите, потому что поняли — за всё это время, мечтая убить меня, вы никогда и не подумали о том, что будет дальше. Что вы на самом деле получите после всего, что перенесли? Со всей вашей хитростью и после всех усилий? За вами будут охотиться? Вас пошлют обратно? Я же могу предложить вам намного больше.
Хмурое расплавленное лицо Реуса нахмурилось ещё сильнее.
— Что вы можете дать мне? После этого?
— О, это ерунда. Я переношу вдвое больше боли и в десять раз больше унижения, поднимаясь по утрам. Такой человек, как вы, может быть мне очень полезен. Человек… который доказал, что он такой крепкий, как вы. Человек, который потерял всё, включая все свои сомнения, жалость и страх. Мы оба потеряли всё. И оба выжили. Я понимаю вас, Реус, как никто другой.
— Теперь моё имя Пайк.
— Разумеется. Позвольте мне подняться, Пайк.
Нож медленно убрался от горла. Человек, который раньше был Салемом Реусом, стоял над ним и хмуро смотрел вниз. Кто может предвидеть, как обернётся судьба?
— Так поднимайтесь.
— Легче сказать, чем сделать. — Глокта несколько раз резко вздохнул, а потом, ворча от огромного и мучительного напряжения, перекатился на четвереньки. Поистине героическое достижение. Он медленно проверил руки и ноги, морщась всякий раз, как щёлкал скрюченный сустав. Ничего не сломано. Во всяком случае, сломано не больше обычного. Он потянулся, взял двумя пальцами рукоять упавшей трости и подтащил её к себе по разбросанным бумагам. Почувствовал, как кончик клинка прижался к его спине.
— Не принимайте меня за дурака, Глокта. Если попытаетесь…
Он схватился за край стола и поднялся.
— То вы проткнёте мне печень и всё такое. Не волнуйтесь. Я слишком искалечен, чтобы попытаться сделать что-то, кроме как обосраться. Но я должен кое-что показать вам. То, что, как мне кажется, вам понравится. Если я не прав, что ж… сможете перерезать мне горло чуть позже.
Глокта захромал к тяжёлой двери своего кабинета, Пайк за ним, словно тень у его плеча, аккуратно убрав нож из вида.
— Оставайтесь здесь, — бросил Глокта двум практикам в приёмной, хромая мимо хмурого секретаря за громадным столом. Выйдя широкий коридор, который вёл через сердце Дома Вопросов, Глокта захромал быстрее, трость стучала по плитам. Ему было больно, но он держал голову прямо, холодно скривив губы. Уголками глаз он замечал клерков, практиков, инквизиторов, которые кланялись, пятились, уходили с дороги. Как они меня боятся. Больше, чем любого человека в Адуе, и не без причин. Как же всё изменилось. И тем не менее, насколько же всё осталось по-прежнему. Его нога, шея, дёсны. Всё это не изменилось. И не изменится. Если только меня снова не станут пытать, разумеется.
— Выглядите хорошо, — бросил Глокта через плечо. — За исключением ужасных ожогов на лице, разумеется. Вы похудели.
— От голода такое бывает.
— Действительно. Я сбросил вес в Гуркхуле. И не только из-за тех кусков, которые они от меня отрезали. Сюда.
Через тяжёлую дверь, по бокам которой стояли хмурые практики, Глокта и Пайк прошли в раскрытые ворота из металлических прутьев. В длинный равномерно опускающийся коридор без окон, слишком слабо освещённый несколькими фонарями и наполненный густыми тенями. Стены были оштукатурены и побелены, хотя и довольно давно. Здесь всё обветшало и пахло сыростью. В точности как и всегда. Стук трости Глокты, шипение его дыхания, шелест белой мантии — всё приглушалось в холодном влажном воздухе.
— Моя смерть не принесёт вам удовлетворения, вы же знаете.
— Посмотрим.
— Я сомневаюсь. Вряд ли я был единственным ответственным за ваше маленькое путешествие на север. Может, я и выполнял работу, но приказы отдавали другие.
— Они не были моими друзьями.
Глокта фыркнул.
— Я вас умоляю. Чтобы сделать жизнь сносной, притворяешься, будто кто-то тебе нравится — вот что такое друзья. Людям вроде нас такое притворство ни к чему. О нас судят по нашим врагам. — И здесь мой враг. Глокте противостояли шестнадцать ступеней. Этот старый знакомый пролёт. Ступени, вырезанные из гладкого камня, немного стоптанные посередине.
— Лестницы. Чёртовы штуковины. Если бы я мог выбрать одного человека, чтобы пытать, знаете, кто бы это был? — Лицо Пайка оставалось единым невыразительным шрамом. — Что ж, неважно. — Глокта с трудом добрался до низа без происшествий, прохромал ещё несколько мучительных шагов до тяжёлой деревянной двери, окованной железом.
— Мы на месте. — Глокта вытащил из кармана белой мантии связку ключей, перебирал их, пока не нашёл нужный, отпер дверь и вошёл.
Архилектор Сульт был уже не тем, кем раньше. Как и все мы. Величественная копна белых волос засалилась и облепила узкий череп, с одной стороны которого жёлто-коричневым пятном запеклась кровь. Пронзительные голубые глаза утратили командную искру, ввалились глубоко в глазницы и воспалились. Его избавили от одежды, и жилистое старческое тело, немного волосатое у плеч, покрылось грязью темницы. На самом деле он выглядел, как безумный старый попрошайка. Неужели он и в самом деле когда-то был одним из самых влиятельных людей во всём Земном круге? Никогда бы не догадался. Благотворный урок всем нам. Чем выше взбираешься, тем больнее падать.
— Глокта! — зарычал он, беспомощно забившись, прикованный к стулу. — Вероломный, скрюченный негодяй!
Глокта протянул руку в белой перчатке, пурпурный камень на его архилекторском кольце блестел в ярком свете ламп.
— Думаю, правильное обращение "ваше преосвященство".
— Ты? — Сульт резко расхохотался. — Архилектор? Иссохшая, жалкая шелуха человека? Ты мне отвратителен!
— Не болтайте чепухи. — Глокта опустился, морщась, на другой стул. — Отвращение для невиновных.
Сульт злобно посмотрел на Пайка, который угрожающе маячил над столом, его тень упала на отполированный ящик с инструментами Глокты.
— А это ещё кто?
— Это, мастер Сульт, наш старый друг, который только недавно вернулся с войны на Севере и ищет новых возможностей.
— Мои поздравления! Я и не думал, что тебе удастся найти помощника ещё омерзительнее себя!
— Вы неучтивы, но к счастью нас не так легко оскорбить. Давайте скажем, что мы одинаково омерзительны. — И, надеюсь, одинаково безжалостны.
— Когда состоится мой процесс?
— Процесс? А зачем он мне? Предполагается, что вы мертвы, и я не прилагал усилий, чтобы это опровергнуть.
— Я требую права обратиться к Открытому Совету! — Сульт безуспешно подёргал цепи. — Я требую… будь ты проклят! Я требую слушаний!
Глокта фыркнул.
— Требуйте, но только оглянитесь. Никому не интересно вас слушать, даже мне. Все слишком заняты. Открытый Совет на каникулах на неопределённый срок. Весь Закрытый Совет изменился, а о вас забыли. Теперь всем управляю я. Намного полнее, чем вы когда-либо мечтали.
— На поводке у этого беса Байяза!
— Верно. Может быть со временем мне удастся немного ослабить его намордник, как удалось с вашим. Достаточно, чтобы делать что-то по-своему, кто знает?
— Никогда! Ты никогда от него не освободишься!
— Посмотрим. — Глокта пожал плечами. — Но есть судьба и похуже, чем быть первым среди рабов. Намного хуже. Я видел такое. — Я такое пережил.
— Глупец! Мы могли бы быть свободными!
— Нет не могли. И в любом случае, свобода сильно переоценена. У всех есть свои обязанности. Все мы кому-то должны. Только совершенно бесполезные совершенно свободны. Бесполезные и мёртвые.
— Какая теперь разница? — Сульт скривился, глядя в стол. — Какая разница в чём угодно? Задавай свои вопросы.
— О, мы здесь не за этим. Не в этот раз. Не ради вопросов, не ради правды, не ради признаний. Свои ответы я уже получил. — Тогда зачем я это делаю? Зачем? Глокта медленно наклонился над столом. — Мы здесь исключительно ради развлечения.
Некоторое время Сульт таращился на него, а потом взвизгнул диким смехом.
— Развлечение? Ты никогда не вернёшь себе зубы! Ты никогда не вернёшь ногу! Ты никогда не вернёшь свою жизнь!
— Разумеется не верну, но могу забрать ваши. — Глокта повернулся, медленно, чопорно, мучительно и беззубо ухмыльнулся. — Практик Пайк, будьте так любезны, продемонстрируйте нашему узнику инструменты.
Пайк хмуро посмотрел на Глокту. Хмуро посмотрел на Сульта. Немного постоял неподвижно.
А потом сделал шаг вперёд и поднял крышку ящика.
Знает ли дьявол о том, что он дьявол?
Начало
Обе стороны долины были покрыты белым снегом. Чёрная дорога прорезала её, словно застарелый шрам — к мосту, через реку и к воротам Карлеона. Чёрные листья осоки, пучки чёрной травы, чёрные камни торчали в чистом белом одеяле. Каждую чёрную ветку покрывала своя белая полоса. Город казался скоплением белых крыш и чёрных стен, столпившихся вокруг холма, вжавшихся в излучину чёрной реки под каменно-серым небом.
Логен раздумывал, не таким ли видела мир Ферро Малджин. Чёрное и белое, и больше ничего. Никаких цветов. Он раздумывал, где она сейчас, чем занимается. Думает ли она о нём.