— Ты собираешься прислушаться к этому безумцу? — пробормотал Тул, когда они удалились за пределы слышимости. — Ведьмы и колдуны, и вся эта чёртова чепуха? Да он всё это на ходу сочиняет!
Логен почесал лицо.
— Круммох далеко не так безумен, как кажется. Он все эти годы держался против Бетода. Один. Уже двенадцать зим он прячется, совершает набеги и всегда на шаг впереди. Да, высоко в горах, но всё же. Чтобы такое провернуть, надо быть скользким как рыба и прочным, как железо.
— Значит, ты ему доверяешь? — спросил Ищейка.
— Доверять ему? — Логен фыркнул. — Блядь, нет. Но его вражда с Бетодом даже глубже нашей. Он прав насчет этой ведьмы. Я видел её, и другого повидал за этот год… если он говорит, что она нас видит, я, наверное, ему верю. А если не видит, и Бетод не придёт — ну, тогда мы ничего не потеряем?
У Ищейки снова появилось это ощущение пустоты, хуже прежнего. Он посмотрел на Круммоха, сидевшего на камне со своими детьми вокруг — безумец улыбнулся в ответ, показав полный рот желтых зубов. Не очень-то похож на человека, на которого хочется возлагать все свои надежды, но Ищейка чувствовал, как меняется ветер. — Мы чертовски рискуем, — пробормотал он. — Что если Бетод догонит нас и сделает всё по-своему?
— Тогда надо шевелиться поживее! — прорычал Доу. — Это война. Если собираешься победить, то придётся рискнуть!
— Угу, — проворчал Молчун.
Тул кивнул большой головой.
— Надо что-то сделать. Я пришёл сюда не затем, чтобы смотреть, как Бетод сидит на холме. Надо его оттуда спустить.
— Спустить туда, где сможем им заняться! — прошипел Доу.
— Но это твой выбор. — Логен положил руку на плечо Ищейке. — Ты вождь.
Он вождь. Он вспомнил, как они принимали это решение, собравшись у могилы Тридубы. Следовало признать, что Ищейка предпочёл бы послать Круммоха нахуй, а потом вернуться и сказать Весту, что они не нашли ничего, кроме леса. Но если получил задание, надо его выполнять. Так сказал бы Тридуба.
Ищейка глубоко вздохнул, и то чувство в животе поднялось так высоко, что его чуть не стошнило.
— Ладно. Но этот план заведёт нас прямиком в могилу, если Союз не будет готов выполнить свою задачу, и к тому же вовремя. Надо всё рассказать Свирепому, чтобы их вождь Берр знал, что к чему.
— Свирепому? — спросил Логен.
Тул ухмыльнулся.
— Долгая история.
Цветы и овации
Джезаль по-прежнему не имел ни малейшего понятия, зачем ему обязательно нужно надевать свой лучший мундир. Эта проклятая штука была жёсткой, как доска и скрипела от галунов. Мундир был придуман, чтобы стоять по стойке смирно, а не ехать верхом, и в результате больно впивался в живот от каждого движения лошади. Но Байяз настаивал, и было удивительно сложно ответить "нет" старому дураку, несмотря на то, что считалось, будто Джезаль во главе этого похода. В конце концов казалось, легче просто делать, что велено. Так что Джезаль с некоторым неудобством ехал во главе длинной колонны, постоянно поправляя куртку и обильно потея под ярким солнцем. Одно утешение — он мог дышать свежим воздухом. Всем остальным приходилось глотать его пыль.
Хуже того, Байяз снова принялся болтать на темы, которые вводили Джезаля в тоску на всём пути до края мира и обратно.
— …для короля жизненно важно поддерживать в подданных хорошее отношение к себе. И это не так уж сложно сделать. У простых людей скромные запросы, и они будут рады даже маленьким милостям. Им не нужно справедливое отношение. Им нужно только думать, будто к ним относятся справедливо…
Некоторое время спустя Джезаль понял, что игнорировать бубнёж старика можно так же, как игнорировать лай старой собаки, которая постоянно тявкает. Он расслабился в седле и позволил своим мыслям свободно течь. И куда же ещё они могли устремиться, как не к Арди?
Ладно, он поставил себя в довольно щекотливое положение. Там, на равнинах, всё казалось таким простым. Вернуться домой, жениться на ней, жить долго и счастливо. А теперь, когда он вернулся в Адую, во влиятельные круги, к своим старым привычкам, всё становилось сложнее день ото дня. Нельзя было просто отмахнуться от того, что он может нанести урон своей репутации и своим перспективам. Он был полковником в Личной Королевской, а это означало определённые стандарты, которые нужно поддерживать.
— … Гарод Великий всегда уважал простолюдинов. И не раз это стало залогом его побед над аристократами…
И, кроме того, сама Арди вживую была настолько сложнее, чем в его безмолвной памяти. На девять десятых остроумная, талантливая, бесстрашная, привлекательная. И на одну десятую жалкая разрушительная пьяница. Каждый миг с ней был лотереей, но возможно именно это чувство опасности и высекало искры, когда Джезаль с ней соприкасались, от которых у него покалывало кожу и пересыхало во рту… его кожу покалывало даже сейчас, от одной только мысли. Он никогда прежде не чувствовал такого к женщине, никогда. Определённо, это любовь. Скорее всего. Но достаточно ли одной любви? Сколько она продлится? В конце концов, женитьба это навсегда, а "навсегда" — это очень долгий промежуток времени.
Предпочтительней всего было бы затянуть их текущий не такой уж тайный роман на неопределённый срок, только вот этот козёл Глокта наступил своей искалеченной ногой на эту возможность. Наковальни, мешки и каналы. Джезаль вспомнил, как тот белый монстр прямо на улице натягивал мешок на голову узнику, и содрогнулся от этих воспоминаний. Но следовало признать, что калека был прав. Визиты Джезаля плохо влияли на репутацию Арди. К другим относиться нужно так, как хочешь, чтобы относились к тебе — как сказал однажды Девятипалый. Но определённо, это было чертовски неудобно.
— … вы вообще слушаете, мой мальчик?
— Э-э? Э-э-э… да, конечно. Гарод Великий, и так далее. Он очень уважал простолюдинов.
— Делал вид, что уважает, — проворчал Байяз. — А ещё он знал, как важно извлекать уроки.
Они уже приближались к Адуе, проезжая по фермерским землям, мимо кучек лачуг, импровизированных жилищ, дешёвых таверн и ещё более дешёвых борделей, которые росли вокруг всех городских ворот, теснились вдоль дороги, и сами по себе образовывали почти полноценный городок. Потом они въехали в длинную тень стены Казамира — первой линии городских укреплений. Суровые стражники стояли по обе стороны высокой арки, ворота с нарисованным золотым солнцем Союза были распахнуты. Они проехали через темноту и выехали на свет. Джезаль заморгал.
За аркой на мостовой собралось невообразимое количество людей — они прижались по обеим сторонам дороги, удерживаемые городской стражей. Толпа взорвалась приветственными криками, увидев, как Джезаль проезжает в ворота. Сначала Джезаль подумал, что его перепутали с кем-то действительно важным. С Гародом Великим, например, как знать. Однако вскоре в шуме он стал различать повторяемое имя "Луфар". Девушка впереди бросила Джезалю цветок, который потерялся под копытами лошади, и крикнула что-то, чего он не смог разобрать. Но её поведение не оставило Джезалю никаких сомнений. Эти люди собрались здесь ради него.
— Что происходит? — прошептал он Первому из Магов.
Байяз ухмыльнулся, словно он, по крайней мере, этого ожидал.
— Как я понимаю, люди Адуи желают отпраздновать вашу победу над повстанцами.
— Неужели? — Джезаль поморщился, вяло помахал рукой, и крики значительно усилились. По мере того, как они въезжали в город, и пространство расширялось, толпа только росла. Люди заполонили все узкие улочки, высовывались из окон домов, кричали и вопили. Ещё больше цветов бросали с балконов над дорогой. Один цветок попал Джезалю в седло, он поднял его и повертел в руке.
— И всё это… мне?
— А разве не вы спасли город? Разве не вы остановили бунтовщиков, причём, не пролив ни капли крови с обеих сторон?
— Но они сдались совсем без причин. Я ничего не сделал!
Байяз пожал плечами, выхватил цветок из руки Джезаля, понюхал его и бросил. Потом кивнул головой в сторону кричавших торговцев, собравшихся на углу улицы.
— Кажется, они не согласны. Так что просто держите рот на замке и улыбайтесь. Этот совет хорош на все случаи жизни.
Джезаль изо всех сил постарался так и делать, но улыбка не давалась ему легко. Он небезосновательно считал, что Логен Девятипалый это бы не одобрил. Если и было что-то противоположное тому, чтобы выглядеть хуже, чем ты есть на самом деле — то сейчас именно оно и происходило. Джезаль нервно смотрел по сторонам, уверенный, что толпа неожиданно примет его за мошенника, каким он себя и ощущал, и сменит цветы и восторги злобными криками и содержимым ночных горшков.
Но этого не произошло. Радостные крики не стихали, и Джезаль со своей длинной колонной солдат медленно продвигались по району Трёх Ферм. С каждой улицей Джезаль всё больше успокаивался. Понемногу он начал чувствовать, словно и впрямь достиг чего-то, достойного почитания. Начинал думать, что возможно он и на самом деле был неустрашимым командующим, искусным переговорщиком. Если люди города хотят поклоняться ему, как герою, то грубо будет отказываться.
Они миновали ворота стены Арнольта и попали в центральный район города. Джезаль выпрямился в седле и выпятил грудь. Байяз отстал на почтительное расстояние, позволив ему возглавлять колонну в одиночку. Радостные крики усиливались, когда они топали по широкому Центральному проспекту, и когда пересекали площадь Четырёх Углов в сторону Агрионта. Чувство было, как после победы на Турнире, только в этот раз понадобилось намного меньше труда, и что в этом плохого? Кому это могло повредить? Пошёл к чёрту Девятипалый с его скромностью. Джезаль заслужил внимание. Он не спускал с лица сияющую улыбку. Уверенно и самодовольно поднял руку и начал махать.
Впереди выросли огромные стены Агрионта. Джезаль переехал через ров к высокой южной надвратной башне и проскакал по длинному тоннелю в крепость. В темноте позади него эхом разносился стук копыт и топот сапог Личной Королевской. Он медленно выехал по алее Королей на площадь Маршалов, а великие древние каменные монархи и их советники одобрительно смотрели на него.