Грозовая Туча сел рядом с ним на корточки.
— Иногда моё имя кажется мне слишком тяжёлым грузом. Страшно подумать, как имя вроде твоего должно давить на человека.
— Это тяжкое бремя…
— Уж готов поспорить. — Тул смотрел, как люди вереницей идут по пыльной тропе. — Не обращай внимания. Они к тебе привыкнут. А если всё обернется скверно, ты всегда можешь рассчитывать на улыбку Чёрного Доу, а?
Логен ухмыльнулся.
— Это точно. У него та ещё улыбочка, у этого Доу. Кажется, может осветить весь мир, а?
— Как солнце в пасмурный день. — Тул сел на камень рядом с ним, вытащил пробку из фляги и протянул ему. — Прости.
— Простить? За что?
— Что мы не искали тебя, когда ты упал с утёса. Думали, ты мёртв.
— Не сказать, что я затаил за это злобу. Чёрт, я и сам думал, что помер. Думаю, это я должен был искать вас.
— Ну. Наверное, нам всем стоило поискать друг друга. Но думаю, жизнь научила тебя не надеяться. Она ведь учит ожидать худшего, а?
— Надо быть реалистом, наверное.
— Надо. Но всё же, вышло всё неплохо. Ты ведь снова с нами, а?
— Ага. — Логен вздохнул. — Снова война, плохая еда и ползанье по лесам.
— Леса, — проворчал Тул и расплылся в улыбке. — И когда я от них устану?
Логен глотнул из фляги, потом передал её назад, и Тул тоже сделал глоток. С минуту они сидели в тишине.
— Я не хотел этого, Тул, ты знаешь.
— Конечно. Никто из нас не хотел. Но это не значит, что мы не заслужили, а? — Тул хлопнул большой рукой по плечу Логена. — Если захочешь поговорить, я рядом.
Логен смотрел, как он уходит. Хороший человек, Грозовая Туча. Человек, которому можно доверять. Таких немного осталось. Тул, Молчун, да Ищейка. И Чёрный Доу тоже, по-своему. Это почти давало Логену какую-то надежду, да. От этого он почти радовался, что вернулся на Север. А потом он снова посмотрел на вереницу людей, и увидел там Трясучку, который смотрел на него. Логен рад был бы отвести взгляд — но Девяти Смертям отводить взгляд не пристало. Так что он сидел на камне, и они таращились друг на друга. И Логен почувствовал, как ненависть колет его, пока Трясучка не затерялся среди деревьев. Он снова покачал головой, облизнул зубы и сплюнул.
Не бывает слишком много ножей, как говорил его отец. Если только они не направлены на тебя, и к тому же теми, кто тебя не очень любит.
Лучший из врагов
Тук-тук.
— Не сейчас! — взорвался полковник Глокта. — Мне ещё с этими нужно разобраться! — Ему нужно было подписать, казалось, тысяч десять признаний. Его стол стонал под огромными стопками, и кончик пера уже стал мягким, как масло. С этими красными чернилами его пометки на бледной бумаге выглядели, как тёмные пятна крови. — Проклятье! — разъярился он, опрокинув чернильницу локтем — чернила хлынули на стол, пропитывая стопки бумаг, и равномерно закапали на пол: кап-кап-кап.
— У тебя ещё будет время признаться. Полно времени.
Полковник нахмурился. В воздухе определённо похолодало.
— Снова вы! И всегда так не вовремя!
— Значит, ты помнишь меня?
— Кажется… — На самом деле, полковнику было трудно вспомнить, откуда. Похоже, там, в углу, женщина, но он не мог разглядеть её лицо.
— Делатель упал, объятый пламенем… он разбился о мост внизу… — Слова были знакомыми, но Глокта не знал, почему. Старые сказки и чушь. Он поморщился. Проклятье, как болела нога.
— Кажется, я… — всю его обычную уверенность как рукой сняло. В комнате стало морозно холодно, и он увидел, как перед лицом клубится пар от дыхания. Когда незваный посетитель подошёл ближе, Глокта неловко поднялся со стула, и нога мстительно заболела. — Что вам надо? — удалось ему прохрипеть.
На свету появилось лицо. Это был не кто иной, как Мофис, из банкирского дома Валинт и Балк.
— Семя, полковник. — И он улыбнулся своей безрадостной улыбкой. — Мне нужно Семя.
— Я… я… — Спина Глокты прикоснулась к стене. Дальше он отступать не мог.
— Семя! — Теперь голос принадлежал Гойлу, потом Сульту, потом Секутору, но все они требовали одного: — Семя! Я теряю терпение!
— Байяз, — прошептал он, зажмуривая глаза, и слезы потекли из-под его век. — Байяз знает…
— Тук-тук, палач. — Снова шипящий женский голос. Кончик пальца болезненно постучал по его голове. — Всё, что знает этот старый лжец, уже давно моё. Нет. Ты его отыщешь. — Полковник от страха не мог вымолвить ни слова. — Ты найдёшь его, или я вырву расплату из твоей искорёженной плоти. Так что тук-тук, пора просыпаться.
Палец снова постучал по его черепу, впиваясь в него, как острие кинжала.
— Тук-тук, калека! — прошипел ему на ухо жуткий голос, и дыхание было таким холодным, что казалось, прожжёт его голую щёку. — Тук-тук!
Тук, тук.
Какое-то время Глокта не понимал, где находится. Он резко поднялся, воюя с простынями и оглядываясь вокруг. Со всех сторон его окружали зловещие тени, и всхлипы его собственного дыхания отдавались в голове. Потом всё неожиданно встало на свои места. Мои новые апартаменты. Приятный ветерок, задувавший через единственное открытое окно, шевелил занавески в липкой ночи. Глокта увидел тень оконной створки на оштукатуренной стене. Створка хлопала по раме, закрываясь и открываясь.
Тук, тук.
Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Поморщился, ложась обратно в кровать, вытянул ноги и пошевелил пальцами ног, чтобы избавиться от судорог. Эти пальцы гурки мне, по крайней мере, оставили. Всего лишь очередной сон. Все…
А потом он вспомнил, и его глаза резко раскрылись. Король мёртв. Завтра мы выберем нового.
Триста двадцать листков бумаги безжизненно висели на своих гвоздях. За последние несколько недель они стали мятыми, потрёпанными, засаленными и неопрятными. Делаясь всё грязнее, по мере того, как и само это дело всё глубже погружалось в грязь. Многие были замараны чернилами, покрыты сердито накарябанными заметками, с добавлениями или вычёркиваниями. По мере того, как людей покупали и продавали, запугивали и шантажировали, подкупали и обманывали. Многие листки изорвались в тех местах, где воск убирали, добавляли, заменяли на другие цвета. По мере того, как преданность менялась, обещания нарушались, а равновесие смещалось.
Архилектор Сульт стоял и сердито смотрел на листки, как пастух на беспокойное стадо. Его белая мантия измялась, а белые волосы разметались. Прежде Глокта видел его исключительно в идеальном состоянии. В конце концов ему придётся отведать крови. Своей собственной. Мне почти хочется рассмеяться, если бы у меня самого во рту не было так солоно.
— У Брока семьдесят пять, — шипел Сульт себе под нос, потирая за спиной руки в белых перчатках. — У Брока семьдесят пять. У Ишера пятьдесят пять. У Скальда и Барезина по сорок. У Брока семьдесят пять… — Он снова и снова бормотал числа, словно они были заклинанием, которое защитит его от зла. Или может быть от добра. — У Ишера пятьдесят пять…
Глокте пришлось сдержать улыбку. Брок, за ним Ишер, потом Скальд и Барезин, а Инквизиция с юстицией борются за остатки. После всех наших усилий всё почти так же, как когда мы начинали этот отвратительный танец. С тем же успехом мы могли всё это время править страной, и избавить себя от неприятностей. Возможно, ещё не слишком поздно…
Глокта шумно прокашлялся, и Сульт резко дёрнул головой.
— У вас есть что добавить?
— В некотором роде, ваше преосвященство. — Глокта постарался говорить как можно подобострастней. — Недавно я получил некоторую… тревожную информацию.
Сульт насупился, потом кивнул в сторону бумаг.
— Тревожнее этой?
Во всяком случае, такую же. В конце концов, кто бы ни победил на этих выборах, он будет праздновать недолго, если прибудут гурки и перережут всех нас неделей позже.
— У меня есть сведения, что гурки готовят вторжение в Срединные земли.
Последовала короткая неуютная пауза. Малообещающий приём, но придётся установить парус. А что ещё делать, кроме как править прямо в шторм?
— Вторжение? — усмехнулся Гойл. — На чём?
— Уже не в первый раз мне сообщали, что у них есть флот. — Отчаянно пытаюсь залатать своё тонущее судно. — Значительный флот, построенный в тайне после прошлой войны. Мы могли бы легко сделать приготовления, и тогда, если гурки действительно прибудут…
— А если вы ошибаетесь? — Архилектор сильно нахмурился. — От кого поступила эта информация?
О, нет, чёрт возьми, так не пойдёт. Карлотта дан Эйдер? Жива? Но как? Возле доков найдено плавающее тело… — От анонимного источника, архилектор.
— Анонимного? — Его преосвященство пристально посмотрел прищуренными глазами. — И вы хотите, чтобы в такое время я пошёл в Закрытый Совет и положил перед ними недоказанные слухи от анонимного источника? — Волны заливают палубу…
— Я всего лишь хотел предупредить ваше преосвященство о возможности…
— Когда они нападут? — Порванные паруса хлопают от штормового ветра…
— Мой информатор не…
— Где они высадятся? — Моряки с криками падают со снастей.
— И снова, ваше преосвященство, я не…
— Какова их численность? — Штурвал ломается в моих дрожащих руках…
Глокта поморщился и решил не говорить совсем.
— Тогда очень прошу вас, воздержитесь от слухов, которые нас только отвлекают, — насмешливо проговорил Сульт, презрительно скривив губу. Корабль исчезает под безжалостными волнами, груз прелестных предупреждений отправляется в бездну, и по капитану не будут скучать. — У нас есть заботы важнее легиона воображаемых гурков!
— Разумеется, ваше преосвященство. — А если гурки нагрянут, кого мы повесим? О, разумеется, наставника Глокту. И почему только этот проклятый калека ничего не сказал?
Разум Сульта уже вернулся к потрёпанным листкам.
— У нас тридцать один голос, у Маровии что-то около двадцати. Тридцать один. Недостаточно для победы. — Он мрачно покачал головой, голубые глаза зыркали на бумаги.