Он почувствовал, как большая рука хлопнула его по плечу.
— Мы задали им жару, вождь, — прогремел Тул, — и неплохо!
Это несомненно. В грязи у основания стены валялось много мёртвых дикарей с востока, и многих раненых тащили их соратники, или они сами медленно и мучительно ковыляли к своим позициям. Но и на стене сегодня полегло немало. Ищейка видел кучу грязных трупов в задней части крепости, где их готовились закопать. Слышал, как кто-то кричал. Жёсткие и отвратительные крики, какие издаёт человек, когда нужно отнять ему руку или ногу, или когда ему её уже отрубили.
— Задали жару, да, — пробормотал Ищейка, — но и они нам тоже наподдали. Не уверен, сколько таких ударов мы ещё вынесем. — Бочки, в которых лежали их стрелы, уже наполовину опустели, и камни тоже кончались. — Надо бы послать парней, чтобы пошарили среди мёртвых! — крикнул он через плечо. — Добыть, что можем, пока можем!
— В такие времена не бывает слишком много стрел, — сказал Тул. — Мы нынче поубивали порядком этих криннских сволочей, думаю, копий у нас сегодня будет больше, чем было утром.
Ищейке удалось выдавить улыбку.
— Мило с их стороны притащить нам то, чем можно сражаться.
— Ага. Думаю, они быстро соскучатся, если у нас кончатся стрелы. — Тул рассмеялся и хлопнул Ищейку по спине сильнее обычного — так сильно, что зубы застучали. — Отлично справились! Отлично! Мы всё ещё живы, так ведь?
— Некоторые живы. — Ищейка посмотрел вниз на труп человека, который умер в башне. Старый воин, волосы в основном седые, грубо сделанная стрела в шее. Не повезло, вот как бывает, словить стрелу в такой мокрый день, как сегодня. Но можно не сомневаться, в бою получишь и везение и невезение в полной мере. Ищейка хмуро посмотрел на темнеющую долину.
— Где, чёрт возьми, этот Союз?
По крайней мере, дождь прекратился. Надо радоваться таким мелочам жизни, как дымный костерок после дождя. Надо радоваться мелочам, когда любая минута может быть твоей последней.
Логен сидел перед своим чахлым огоньком и мягко потирал правую ладонь. Она натёрлась около пальцев, порозовела и не гнулась, оттого, что целый длинный день сжимала грубую рукоять меча Делателя. Вся голова была в синяках. Порез на ноге немного горел, но Логен по-прежнему мог нормально ходить. Всё могло кончиться куда хуже. Сегодня хоронили больше шестидесяти человек, складывали в ямы по дюжине, в точности, как и предсказывал Круммох. Шесть десятков, если не больше, вернулись в грязь, и вдвое больше ранены, и многие тяжело.
Логен слышал, что Доу у большого костра ворчливо рассказывал, как проткнул какому-то восточному дикарю яйца. Слышал грохот смеха Тула. Логен уже не чувствовал себя частью всего этого. Может, он никогда и не был. Группа людей, с которыми он сражался, и которых победил. Жизни, которые он сохранил, без каких-либо разумных причин. Люди, которые ненавидели его хуже смерти, но были вынуждены идти за ним. Вряд ли они были его друзьями больше, чем Трясучка. Возможно, Ищейка оставался его единственным настоящим другом во всём Земном круге, и даже в его глазах время от времени Логену чудился тот старый след сомнения, тот старый след страха. Он подумал, увидит ли он этот страх сейчас, когда Ищейка вышел из темноты.
— Думаешь, они нападут ночью? — спросил он.
— Рано или поздно он нападёт в темноте, — сказал Логен, — но думаю, оставит это на то время, когда мы устанем посильнее.
— Ты можешь устать ещё сильнее?
— Думаю, это нам предстоит выяснить. — Логен скривился, почесав ноющие ноги. — На самом деле кажется, что всё это говно раньше было легче.
Ищейка фыркнул. Не засмеялся, на самом деле. Скорее дал Логену понять, что услышал.
— В памяти есть какая-то магия. Помнишь Карлеон?
— Конечно помню. — Логен посмотрел на обрубок пальца и сжал кулак, который выглядел, как и всегда. — Удивительно, насколько всё тогда казалось простым. За кого ты сражаешься, и почему. Это меня вообще никогда не волновало.
— Меня волновало, — сказал Ищейка.
— Да? Надо было сказать что-нибудь.
— И ты бы послушал?
— Нет. Наверное нет.
Они посидели с минуту в тишине.
— Думаешь, мы переживём это? — спросил Ищейка.
— Может. Если Союз покажется завтра, или послезавтра.
— Думаешь, они покажутся?
— Может. Мы можем только надеяться.
— Надежда в жизнь ничего не воплощает.
— Обычно даже наоборот. Но каждый день, пока мы живы, у нас есть шанс. Может, в этот раз сработает.
Ищейка хмуро посмотрел на пляшущие языки пламени.
— Слишком много "может".
— Это война.
— Кто бы мог подумать, что мы будем полагаться на кучку южан в решении наших проблем, а?
— Думаю, проблемы решаешь тем способом, которым можешь. Надо быть реалистом.
— Ну так скажи, если быть реалистом — мы переживём это?
Логен подумал об этом некоторое время.
— Может.
По мягкой земле захлюпали сапоги, и к костру тихо вышел Трясучка. Порез на его голове был замотан серой повязкой, из-под которой свисали мокрые сальные волосы.
— Вождь, — сказал он.
Ищейка улыбнулся, поднимаясь, и похлопал его по плечу.
— Молодец, Трясучка. Это была отличная работа, сегодня-то. Я рад, что ты перешёл на нашу сторону, парень. Мы все рады. — Он долго посмотрел на Логена. — Все мы рады. Думаю, попытаюсь минутку отдохнуть. Парни, увидимся, когда они снова нападут. Наверное, это будет довольно скоро. — Он ушёл в ночь, и Логен с Трясучкой остались, уставившись друг на друга.
Возможно, Логену следовало держать руку поближе к ножу, наблюдать за резкими движениями и всё такое. Но он для этого слишком устал и был слишком измучен болью. Так что он просто сидел и смотрел. Трясучка поджал губы, сел на корточки у костра напротив, медленно и неохотно, словно собирался съесть что-то гнилое, и у него не было выбора.
— Если бы я был на твоём месте, — сказал он некоторое время спустя, — я бы дал тем падлам убить меня сегодня.
— Уверен, несколько лет назад я бы так и поступил.
— Что изменилось?
Логен нахмурился, поразмыслив об этом. Потом пожал больными плечами.
— Я пытаюсь быть лучше, чем раньше.
— И ты думаешь, что этого достаточно?
— А что ещё мне остаётся?
Трясучка хмуро посмотрел на костер.
— Я хотел сказать… — Он покатал слова во рту и выплюнул их. — Что благодарен, наверное. Сегодня ты спас мне жизнь. Я это знаю. — Он не рад был это говорить, и Логен знал, почему. Тяжело, когда тебе делает одолжение человек, которого ты ненавидишь. После этого уже тяжело его так же ненавидеть. Терять врага бывает тяжелее, чем терять друга, если он у тебя достаточно долго.
Так что Логен снова пожал плечами.
— Это ерунда. То, что человек должен делать для своей команды, вот и всё. Я должен тебе намного больше. Я это знаю. И никогда не смогу расплатиться по этому долгу.
— Нет. Но это что-то вроде начала, на мой взгляд. — Трясучка поднялся и сделал шаг прочь. Потом остановился и повернулся, и свет костра плясал на половине его сурового сердитого лица.
— Почему всё всегда так непросто? Человек никогда не бывает просто хорошим или плохим. Даже ты. Даже Бетод. Никто.
— Да. — Логен сидел и смотрел, как пляшут языки пламени. — Да, просто никогда не бывает. У нас у всех свои причины. Хорошие люди или плохие. Всё дело в том, с какой стороны посмотреть.
Идеальная пара
Один из бесчисленных лакеев Джезаля хмуро влез на стремянку и точно опустил ему на голову корону, в которой ярко блестел единственный огромный бесценный бриллиант. Лакей слегка пошевелил корону туда-сюда, чтобы отделанный мехом край прочно уселся на голове Джезаля. Потом он слез, убрал стремянку и посмотрел на результат. Вместе с полудюжиной своих приятелей. Один из них вышел вперёд и пригладил идеально лежащий рукав Джезаля, украшенный золотой вышивкой. Другой лакей скривил рожу, смахивая крошечную пылинку с белоснежного воротника.
— Отлично, — сказал Байяз, задумчиво кивая сам себе. — Думаю, вы готовы для свадьбы.
Сейчас, когда у Джезаля выпал редкий момент подумать об этом, он заметил странность, которая заключалось в том, что он никоим образом не давал согласия жениться. Он не делал предложения и не соглашался на предложение. На самом деле он никогда не отвечал "да" ни на что. И всё-таки он уже готовился вступить в брак в ближайшие несколько коротких часов, с женщиной, которую почти совсем не знал. От него не ускользнуло, как быстро были сделаны все приготовления — это означало, что они шли полным ходом уже к тому моменту, когда Байяз только заикнулся о свадьбе. Возможно, ещё до того, как Джезаль был коронован… но он полагал, что это не так уж удивительно. С момента его восхождения на престол он беспомощно дрейфовал от одного малопонятного события к другому, как потерпевший кораблекрушение, который пытается удержаться на плаву, не видя берегов, влекомый невидимыми, неодолимыми течениями неведомо куда. Только одет значительно лучше.
Постепенно он начинал понимать, что чем влиятельнее становится человек, тем меньше выбора у него на самом деле остаётся. Капитан Джезаль дан Луфар мог есть, что пожелает, спать, когда захочет и встречаться с теми, кто ему нравится. С другой стороны, его августейшее величество король Джезаль Первый был связан невидимыми цепями традиций, ожиданий и ответственности, которые устанавливали каждый, даже самый мельчайший, аспект его существования.
Байяз шагнул вперёд, оценивающе рассматривая его.
— Кажется, верхняя пуговица расстегнута…
Джезаль раздражённо отпрянул. Внимание мага к каждой крошечной детали в его жизни становилось более чем утомительным. Казалось, ему уже уборной не воспользоваться, чтобы старый мерзавец не покопался в результатах.
— Я знаю, как застёгивать пуговицу камзола! — отрезал он. — Следует ли мне ожидать, что сегодня ночью, когда я приведу в свою спальню молодую жену, то и там встречу вас, готового проинструктировать, как лучше использовать мой хер?