И что мы можем предположить — жизнь какого-то торговца расплющилась под этой печатью? Это разруха и отчаяние, так беспечно организованные? Жёны и дети, выгнанные на улицу? Не видно крови, не слышно криков, но всё же люди уничтожаются так же совершенно, как в Доме Вопросов, и с минимальными усилиями.
Глокта следил взглядом за клерком, спешившим прочь с документами. Или это всего лишь отклонённая квитанция на десять мелких монет? Кто знает? Дверь тихо затворилась и аккуратно захлопнулась с тихим щелчком.
Мофис помедлил, аккуратно располагая перо на краю стола, и посмотрел на Глокту.
— Я поистине признателен, что вы так быстро ответили.
Глокта фыркнул.
— Тон вашего письма, кажется, не позволял задержек. — Он поморщился, двумя руками поднимая ноющую ногу, и опустил грязный сапог на соседний стул. — Надеюсь, вы отплатите мне той же монетой и перейдёте прямо к делу. Я крайне занят. — Мне нужно уничтожить мага, усмирить короля и, если мне не удастся выполнить того или другого, меня ждет неотложная встреча, на которой мне перережут горло и выбросят в море.
Лицо Мофиса даже не дрогнуло.
— И снова оказалось, что мои руководители недовольны направлением ваших расследований.
Неужели?
— Ваши руководители — люди с глубокими кошельками и скудным терпением. Что на этот раз задело их тонкие чувства?
— Ваше расследование родословной нашего нового короля, его августейшего величества Джезаля Первого. — Глокта почувствовал, как дёрнулся глаз, и прижал к нему руку, кисло облизывая дёсны. — А конкретно ваши запросы о личности Карми дан Рот, об обстоятельствах её безвременной кончины и о близости её дружбы с нашим предыдущим королём, Гуславом Пятым. Как по-вашему, я перешёл достаточно близко к делу?
На самом деле даже немного ближе, чем мне бы хотелось.
— Эти запросы ещё даже почти не начались. Я удивлён, что ваши руководители так хорошо информированы. Они черпают информацию из хрустального шара, или из волшебного зеркала? — Или от кого-то из Дома Вопросов, кто любит поболтать? Или быть может даже от кого-то, кто ещё ближе ко мне?
Мофис выдохнул, или по крайней мере позволил воздуху вылететь изо рта.
— Я же говорил вам: стоит предполагать, что они знают всё. Вы поймёте, что это не преувеличение, особенно если попробуете их обмануть. Я категорически не рекомендую вам так поступать.
— Поверьте мне, — пробормотал Глокта, плотно сжав губы, — что мне вовсе не интересно происхождение короля, но этого потребовал его преосвященство, и страстно жаждет получить отчёт о моих успехах. Что мне сказать ему?
Мофис с сочувствием уставился на него в ответ. С таким же сочувствием, какое один камень может испытывать к другому.
— Моих нанимателей не волнует, что вы ему скажете, если вы им подчинитесь. Я понимаю, что вы находитесь в трудном положении. Но, говоря прямо, наставник, я не вижу выбора для вас. Полагаю, вы могли бы пойти к архилектору и изложить ему историю нашего участия. Дар, полученный вами от моих нанимателей, обстоятельства, при которых он был получен, то, что вы за это уже для нас сделали. Быть может, его преосвященство больше склонен прощать служение двум господам, чем кажется.
— Хм, — фыркнул Глокта. Если бы я не знал, что к чему, то мог бы принять это за шутку. Его преосвященство склонен прощать менее чем скорпион, и мы оба это знаем.
— Или вы могли бы исполнить свои обязанности перед моими нанимателями в соответствии с их требованиями.
— Когда я подписывал проклятую расписку, они просили об услугах. Теперь они выдвигают требования? Когда это закончится?
— Это не мне говорить, наставник. И не вам спрашивать. — Мофис глянул в сторону двери. Он нагнулся над столом и заговорил мягко и тихо. — Но если мой опыт чего-то стоит… это не кончится. Мои наниматели заплатили. А они всегда получают то, за что заплатили. Всегда.
Глокта сглотнул. В этом случае, похоже, они заплатили за моё покорное подчинение. В нормальной ситуации, разумеется, это не составило бы трудностей. Я настолько же покорен, как и любой другой, если не покорнее. Но архилектор требует того же самого. Два отлично информированных и безжалостных хозяина в прямой оппозиции друг к другу. Начинает казаться, что хозяев у меня на одного больше, чем нужно. Двое это слишком много, можно сказать. Но, как любезно объяснил Мофис, выбора у меня нет. Он снял ногу со стула, оставив длинную полоску грязи на коже, и мучительно переместил вес, начиная долгий процесс подъёма.
— Есть ли что-то ещё, или ваши наниматели желают только, чтобы я бросил вызов самому могущественному человеку Союза?
— Ещё они хотят, чтобы вы за ним следили.
Глокта замер.
— Что они желают?
— В последнее время многое изменилось, наставник. Перемены означают новые возможности, но слишком много перемен плохо для бизнеса. Мои наниматели считают, что период стабильности отвечает интересам всех. Их устраивает нынешняя ситуация. — Мофис сцепил бледные руки над красной кожей стола. — Их тревожит, что она может не устраивать некоторые фигуры в правительстве. Которые будут искать дальнейших изменений. Их поспешные действия могут привести к хаосу. Его преосвященство особенно их тревожит. Они желают знать, чем он занят. Что планирует. И в частности они желают знать, что он делает в Университете.
Глокта разразился недоверчивым смехом.
— И это всё?
Ирония была потрачена впустую.
— Пока. Возможно лучше будет, если вы уйдёте через чёрный вход. Мои наниматели будут ожидать новостей через неделю.
Глокта кривился, с трудом спускаясь по узкой лестнице в задней части здания, боком, как краб. Пот тёк по его лбу, и не только от усилий. Откуда они узнали? Сначала я начал расследовать смерть принца Рейнольта вопреки приказам архилектора, а теперь от лица архилектора интересуюсь матерью нашего величества. Разумеется, если предполагать, что они знают всё — но никто не знает всё, пока ему не расскажут.
Кто… рассказал?
Кто задавал вопросы, о принце и о короле? Кто верен только деньгам? Кто уже сдал меня однажды, чтобы спасти свою шкуру? На мгновение Глокта помедлил посреди лестницы и нахмурился. Ну и ну. Значит, теперь каждый за себя? Или так оно всегда и было?
Единственным ответом ему была боль, прострелившая иссохшую ногу.
Сладкая победа
Вест сидел, скрестив руки на седельной луке, оцепенело уставившись на пыльную долину.
— Мы победили, — бесстрастным голосом сказал Пайк. Таким же голосом он мог бы сказать "Мы проиграли".
Пара оборванных штандартов всё ещё безжизненно свисала с шестов. Огромное личное знамя Бетода сорвали и растоптали под копытами лошадей, и теперь обветшалый остов, словно обглоданные кости, торчал под углом над опускающейся пыльной дымкой. Подходящий символ внезапного падения короля Севера.
Поулдер направил свою лошадь к Весту и чопорно улыбнулся, глядя на резню, как учитель на послушный класс.
— Каковы успехи, генерал?
— Потери, похоже, тяжелые, сэр, особенно на переднем фланге, но мы застали врага врасплох. Большая часть их лучших войск предпринимала атаку на крепость. Стоило нашей кавалерии обратить их в бегство, и мы гнали их до самых стен! Их лагерь зачищен. — Поулдер сморщил нос, его усы трепыхались от отвращения. — Мы предали мечу несколько сотен этих дьявольских шанка, и намного больше вытеснили в холмы на север, откуда, не сомневаюсь, им не захочется возвращаться. Мы устроили такую резню среди северян, какая пришлась бы по вкусу и самому королю Казамиру, а остальные сложили оружие. Сэр, навскидку у нас около пяти тысяч пленных. Армия Бетода сокрушена. Сокрушена! — Он по-девчачьи хихикнул. — Никто не сможет отрицать, что сегодня вы поистине сполна отомстили за смерть кронпринца Ладислава, лорд-маршал!
Вест сглотнул.
— Разумеется. Поистине сполна.
— Блестящий ход — использовать в качестве приманки наших северян. Смелый и решающий маневр. И для меня честь — и всегда было честью — играть в этом свою маленькую роль! Великий день для войск Союза! Маршал Берр гордился бы, видя такое!
Никогда в жизни Вест не ожидал, что получит похвалу от генерала Поулдера, но сейчас, когда этот великий миг настал, он понял, что никакого удовольствия это ему не принесло. Он не совершал ничего отважного. Не рисковал своей жизнью. Он всего лишь отдал приказ к атаке. Вест чувствовал боль от натёртой седлом ссадины и сильную усталость, и его челюсть ныла, поскольку он её постоянно стискивал от беспокойства. Казалось, даже говорить было трудно.
— Среди мёртвых или захваченных есть Бетод?
— Насчёт конкретных пленников ничего не могу сказать, сэр. Может оказаться, что его захватили наши северные союзники. — Поулдер позволил себе неровно усмехнуться. — В таком случае сомневаюсь, что он долго протянет, а, маршал? А, сержант Пайк? — Он ухмыльнулся, резко провел пальцем себе по животу и цокнул языком. — Его ждет кровавый крест, не сомневаюсь! Разве не так они поступают, эти дикари? Кровавый крест, да?
Вест в этом не видел ничего забавного.
— Убедитесь, что нашим пленникам дают еду и воду, и такую помощь раненым, какую мы в состоянии обеспечить. В победе мы должны быть великодушными. — Кажется, нечто в таком духе должен говорить лидер после битвы.
— Разумеется, лорд-маршал. — Поулдер живо отсалютовал — образец покорного подчиненного — а потом повернул лошадь и умчался прочь.
Вест соскользнул со своей лошади, мгновение собирался с духом и с трудом пошёл пешком вверх по долине. Пайк пошёл следом, обнажив меч.
— Чрезмерной осторожности не бывает, сэр, — сказал он.
— Да, — пробормотал Вест. — Думаю, не бывает.
Длинный склон был усеян людьми, живыми и мёртвыми. Трупы всадников Союза лежали там, где упали. Лекари с окровавленными руками и мрачными лицами помогали раненым. Некоторые люди сидели и рыдали, возможно, по павшим товарищам. Некоторые оцепенело смотрели на свои раны. Другие вопили, булькали и взывали о помощи или просили пить. Третьи спешили им на помощь. Последние одолжения умирающим. По долине вдоль утёса тянулась длинная процессия угрюмых пленников, за которой зорко наблюдали солдаты Союза. Поблизости валялись кучи захваченного оружия, груды кольчуг, стопки раскрашенных щитов.