Вест медленно шёл по тому, что раньше было лагерем Бетода, а теперь за яростные полчаса превратилось в груды хлама, разбросанные по голым камням и жёсткой земле. Скрюченные тела людей и лошадей смешались с растоптанными каркасами шатров, разорванными и растрёпанными тряпками, поломанными бочками, разбитыми ящиками, снаряжением для готовки, ремонта и сражения. Всё втоптано в грязь, покрыто следами копыт и сапог.
Посреди всего этого хаоса стоял удивительный островок спокойствия, где всё казалось нетронутым, каким было перед тем, как Вест отдал приказ к атаке. Над тлеющим костром всё ещё висел котелок, в котором бурлила похлебка. Несколько копий аккуратно прислонены друг к другу. Рядом табуретка и точильный камень. Три спальника образовывали идеальный треугольник, в голове каждого сложено одеяло, всё тщательно и аккуратно — вот только на них валялся человек, и содержимое его размозженного черепа разбрызгалось по серой шерсти.
Неподалеку в грязи стоял на коленях офицер Союза, качая другого на руках. Вест почувствовал приступ тошноты от узнавания. На коленях стоял его старый друг лейтенант Бринт. А безвольно лежал его старый друг лейтенант Каспа. По какой-то причине Вест почувствовал почти непреодолимую потребность убраться прочь, подняться по склону, не останавливаясь, и притвориться, что не видел их. Пришлось заставить себя подойти, и его рот наполнился кислой слюной.
Бринт поднял глаза, его бледное лицо было исчерчено слезами.
— Стрела, — прошептал он. — Чистая случайность. Он даже не вытащил меч.
— Не повезло, — проворчал Пайк. — Не повезло.
Вест уставился вниз. Действительно, не повезло. Теперь он увидел — под краем бороды Каспы, под подбородком торчало обломанное древко стрелы, но там было удивительно мало крови. Всего несколько капель. Словно брызги грязи на одном рукаве мундира, вот и всё. И несмотря на то, что глаза Каспы, покосившись, уставились в никуда, Вест не мог избавиться от чувства, что они смотрели прямо на него. Его губы капризно изогнулись, лоб обвинительно нахмурился. Весту почти захотелось поднять его и потребовать объяснить, что он имел в виду, но потом пришлось себе напомнить, что Каспа мёртв.
— Значит, письмо, — пробормотал Вест, нервно шевеля пальцами, — его семье.
Бринт жалостно вздохнул, и по какой-то причине Вест нашел это жутко раздражающим.
— Да, письмо.
— Да. Сержант Пайк, за мной. — Вест не мог стоять там ни минуты больше. Он отвернулся от друзей — от живого и от мёртвого — и зашагал вверх по долине. Он изо всех сил старался не останавливаться на том факте, что, если бы он не отдал приказ, один из самых приятных и безвредных из его знакомых, возможно, был бы ещё жив. Вероятно, нельзя быть лидером без некоторой безжалостности. Но безжалостность не всегда даётся легко.
Они с Пайком перебрались через земляной вал и стоптанный ров. Долина постепенно становилась у́же, высокие каменные утёсы прижимались с обеих сторон. Снова трупы. Северяне, и дикари, каких они находили в Дунбреке, и шанка[15] тоже — все щедро рассыпаны на неровной земле. Теперь Вест увидел и крепость, больше похожую на заросший мхом холмик, у подножия которой валялось ещё больше трупов.
— И они держались там семь дней? — пробормотал Пайк.
— Похоже на то.
Единственным входом была грубая арка в центре стены. Разрушенные ворота были вырваны и валялись рядом. Там виднелись три странные фигуры. Подойдя поближе, Вест с неприятным чувством понял, что это. Три человека, повешенные за шеи на верёвках, спущенных со стены. Безвольные ноги мягко покачивались на высоте груди. Вокруг ворот собралось немало мрачных северян, которые с некоторым удовлетворением смотрели на покачивающиеся трупы. Один из них особенно жестоко ухмыльнулся, когда Вест с Пайком подошли ближе.
— Так-так-так, неужто это мой старый друг Свирепый, — сказал Чёрный Доу. — Немного опоздали на вечеринку, а? Парень, ты всегда двигался медленно.
— Были сложности. Маршал Берр умер.
— Вернулся в грязь, а? Ну, по крайней мере, он в хорошей компании. В последние дни туда вернулось много хороших людей. И кто теперь твой вождь?
Вест глубоко вздохнул.
— Я.
Доу расхохотался, а Вест смотрел, как он хохочет, чувствуя слабую тошноту.
— Большой вождь Свирепый, кто бы мог подумать? — он выпрямился и насмешливо отсалютовал по-союзному, а тела медленно покачивались туда-сюда позади него. — Тебе стоит познакомиться с моими друзьями. Они тоже все большие люди. Это вот Грендель Бодун, давно сражался за Бетода. — Он протянул руку и толкнул одно из тел, глядя, как то качается вперёд-назад.
— А это Белобокий, и нигде не найти человека лучше, если надо поубивать народ и украсть их земли. — Доу толкнул тело, и оно закрутилось сначала в одну сторону, а потом в другую. Ноги и руки вяло болтались.
— А здесь у нас Малорослик. Самая суровая сволочь из тех, что я в жизни вздёрнул. — Последний был изрублен практически в фарш, его украшенные золотом доспехи были помяты и потрёпаны, на груди зияла огромная рана, а обвисшие седые волосы были липкими от крови. Одна нога отрублена по колено, и на земле под ним уже натекла лужа крови.
— Что с ним случилось? — спросил Вест.
— С Малоросликом? — В толпе стоял огромный жирный горец, Круммох-и-Фейл. — Его подрезали в битве, сражался до последнего человека, вон там.
— Это так, — сказал Доу, и ухмыльнулся Весту шире обычного. — Но, наверное, это вовсе не повод не повесить его сейчас.
Круммох расхохотался.
— Вовсе не повод! — И улыбнулся, глядя на три крутившихся тела, над которыми поскрипывали веревки. — Неплохая вышла картина! Отлично висят, а? Говорят, в том, как качается повешенный, можно увидеть всю красоту мира.
— Кто говорит? — спросил Вест.
Круммох пожал огромными плечами.
— Они.
— Они, да? — Вест сглотнул подступавшую тошноту и протолкнулся в крепость между висевшими телами. — Вот уж точно кровожадная свора.
Ищейка сделал ещё глоток из фляги. Он уже хорошенько надрался.
— Ладно, кончай с этим.
Когда Молчун воткнул иголку, он поморщился, оскалил зубы и зашипел сквозь сжатые зубы. Неслабые проколы и пощипывания вдобавок к тупой боли. Иголка прошла через кожу, таща за собой нить, и рука Ищейки горела всё сильнее и сильнее. Он сделал ещё глоток, качаясь вперёд-назад, но это не помогало.
— Бля, — прошипел он. — Бля, бля!
Молчун взглянул на него.
— Ну не смотри тогда.
Ищейка повернул голову. Откуда-то перед ним появился мундир Союза. Красная ткань посреди всей этой коричневой грязи.
— Свирепый! — вскричал Ищейка, чувствуя, несмотря на боль, что на его лице появляется ухмылка. — Рад, что вам удалось! Правда, рад!
— Лучше опоздать, чем не прийти вовсе.
— Тут я даже спорить не буду. Это факт.
Вест хмуро посмотрел на Молчуна, зашивавшего ему руку.
— Ты в порядке?
— Ну, знаешь. Тул мёртв.
— Мёртв? — Вест уставился на него. — Как?
— Это ж битва, разве нет? Весь смысл этой ёбаной затеи в мертвецах. — Он помахал флягой. — Я всё сидел тут и думал, что я мог бы сделать по-другому. Остановить его, когда он побежал по ступеням, или самому спуститься и прикрыть ему спину, или заставить небо обрушиться — и ещё сотня таких же тупых идей, ни одна из которых не поможет ни мёртвым, ни живым. Но не могу перестать думать.
Вест хмуро посмотрел на изрытую землю.
— Может, в этой игре нет победителей.
— А-а-а, блядь! — Зарычал Ищейка, когда иголка снова воткнулась ему в руку, и швырнул пустую флягу прочь. — Да во всей этой хуйне нету победителей! Да и насрать-то, вот что я скажу.
Молчун вытащил нож и обрезал нить.
— Пошевели пальцами. — Руку жгло, когда Ищейка попытался сжать кулак, но он заставил пальцы сомкнуться, рыча от боли, когда те сошлись вместе.
— С виду нормально, — сказал Молчун. — Тебе повезло.
Ищейка несчастно оглянулся на резню.
— Так вот как выглядит везение, да? Мне часто было любопытно. — Молчун пожал плечами и оторвал кусок ткани на повязку.
— Вы взяли Бетода?
Ищейка посмотрел на Веста, раскрыв рот.
— А вы нет?
— Много пленных, но его среди них не было.
Ищейка повернул голову и с отвращением сплюнул в грязь.
— Ни его ведьмы, ни Наводящего Ужас, ни одного из его разбухших сыновей, будь я проклят.
— Думаю, они скачут в Карлеон со всей возможной скоростью.
— Скорее всего.
— Думаю, он попытается собрать новые силы, найти новых союзников, подготовиться к осаде.
— Можно не сомневаться.
Ищейка неожиданно почувствовал волну безнадёги, которая едва не свалила его с ног.
— Во имя мёртвых. Бетод сбежал. — Он рассмеялся, и в следующий миг почувствовал, как слёзы колют глаза. — Да кончится ли это когда-нибудь?
Молчун закончил наматывать повязку и крепко завязал.
— Готово.
Ищейка уставился на него.
— Готово? Я начинаю думать, что у меня никогда не будет готово. — Он протянул руку. — Помоги мне, а, Свирепый? Мне надо друга похоронить.
Когда Тула положили в землю, солнце уже опустилось — как раз смотрело поверх верхушек гор и золотило края облаков. Хорошая погода, чтобы похоронить хорошего человека. Они стояли вокруг могилы, плотно сомкнувшись. Довольно много людей хоронили, и повсюду о них шептали и рыдали скорбные слова, но Тула любили, как никого другого, так что толпа собралась немалая. И несмотря на это, вокруг Логена было пусто. Свободное пространство шириной в человека. Так бывало и раньше, всегда вокруг него было пространство, где никто не осмеливался встать. Логен их не винил. Он и сам бы сбежал, если б мог.
— Кто хочет сказать? — спросил Ищейка, глядя на них по очереди. Логен уставился в землю, не в силах даже встретиться с ним взглядом, не говоря уже о том, чтобы сказать речь. Он не знал точно, что случилось, в битве, но мог догадаться. Неплохо мог догадаться по тем кусочкам, которые помнил. Он оглянулся и облизал разбитые губы, но если кто ещё и догадывался, они держали это при себе.