— Может, есть другой способ, — сказал Круммох.
— Какой?
Вождь горцев хитро ухмыльнулся.
— Ты знаешь какой, не так ли, Девять Смертей?
— Ага. Я знаю. — Логен выглядел как человек, который знает, что его вот-вот повесят, и теперь смотрит на дерево, на котором будет болтаться. — Свирепый, когда тебе нужно выдвигаться?
Вест нахмурился.
— У нас много людей и мало дорог. Думаю, дивизия Поулдера выдвинется завтра, а Кроя — через день.
Ухмылка Круммоха стала ещё шире.
— Значит, весь завтрашний день здесь будет сидеть куча народу и окапываться вокруг Бетода, будто они никуда и не собираются, да?
— Думаю, да.
— Дай мне завтрашний день, — сказал Логен. — Дай мне его, и возможно я смогу всё уладить. А потом я пойду с тобой на юг, если буду всё ещё жив, и приведу всех, кого смогу. Вот тебе мое слово. Мы поможем тебе с гурками.
— А что может изменить один день? — спросил Вест.
— Ага, — пробормотал Ищейка. — Чё один день-то изменит? — Проблема была в том, что он уже догадался.
Под старым мостом журчала вода, текла мимо деревьев вниз с зелёного холма. В сторону Карлеона. Логен смотрел, как она несёт несколько жёлтых листьев, крутит и крутит их, и влечёт мимо поросших мхом камней. Ему тоже хотелось просто уплыть, но такое вряд ли было возможным.
— Здесь мы сражались, — сказал Ищейка. — Тридуба и Тул, Доу и Молчун, и я. И Форли где-то в этих лесах похоронен.
— Хочешь сходить туда? — спросил Логен. — Нанести ему визит, посмотреть…
— Зачем? Сомневаюсь, что от визита мне станет легче, и чертовски уверен, что не станет легче ему. Ни от чего не станет. Это и означает быть мёртвым. Логен, ты уверен насчёт этого?
— Ты видишь другой способ? Союз здесь не останется. Возможно, это наш последний шанс покончить с Бетодом. Не так уж много мы теряем, так ведь?
— Только твою жизнь.
Логен глубоко вздохнул.
— Не думаю, что многим она дорога́. Ты идёшь?
Ищейка покачал головой.
— Думаю, останусь здесь. Я по горло сыт Бетодом.
— Тогда ладно. Ладно. — Сейчас казалось, что все мгновения жизни Логена, всё сказанное и сделанное, все решения, которых он даже не помнил, привели его к этому. Теперь уже не осталось никакого выбора. Может, никогда и не было. Он — как эти листья на воде: его тащило в сторону Карлеона, и ничего он с этим поделать не мог. Логен ударил лошадь пятками и поехал со склона — один, по грязной дороге у журчащего ручья.
Казалось, на исходе дня всё воспринималось острее обычного. Логен ехал мимо деревьев, влажные листья на которых уже готовились упасть — жёлто-золотые, огненно-оранжевые, ярко-пурпурные, все цвета огня. Вглубь долины, и тяжёлый воздух со следами осеннего тумана покалывал горло. Скрип седла, стук упряжи, топот копыт по мягкой земле — всё звучало приглушённо. Логен проехал по пустым полям, на которых перевёрнутая земля поросла сорняками, мимо пикетов Союза, мимо рва и линии заострённых кольев на расстоянии трёх полетов стрелы от стен. Солдаты в мундирах и стальных шлемах хмуро смотрели, как он проезжает мимо них.
Логен потянул поводья, и лошадь перешла на шаг. Копыта застучали по одному из построенных Бетодом деревянных мостов, река под ним бурлила от осенних дождей. Вверх, по пологому подъёму, над которым высилась стена. Высокая, отвесная, тёмная и с виду крепкая. Угрожающая стена — если стены могут угрожать. Логен не видел людей в бойницах, но предполагал, что они там есть. Он сглотнул, горло перехватило, но потом заставил себя выпрямиться и притвориться, что после семидневной битвы в горах он не был весь изранен и побит. Ему казалось, что он вот-вот услышит щелчок арбалета, почувствует укол боли и свалится в грязь, мёртвым. Песня из такого получилась бы так себе.
— Так-так-так! — донесся глубокий голос, и Логен тут же его узнал. Кто же ещё, как не сам Бетод?
Самое удивительное, что на кратчайший миг он даже рад был его услышать. Пока не вспомнил всю кровь, разделявшую их. Пока не вспомнил, как они друг друга ненавидели. Бывают враги, с которыми никогда не встречался — у Логена таких было немало. Можно убивать людей, которых не знаешь — он так часто поступал. Но нельзя по-настоящему ненавидеть человека, если не любил его сначала, и след любви остаётся навсегда.
— Я как раз смотрю тут со своих ворот, и кто же выезжает ко мне из прошлого? — крикнул ему Бетод. — Сам Девять Смертей! Можно ли в это поверить? Я бы закатил пир, вот только лишней еды у нас нету! — Он стоял там, на парапете, высоко над дверьми, уперев кулаки в камни. Он не усмехался. Не улыбался. Он вообще особо ничего не делал.
— Неужто это сам король Севера? — крикнул Логен. — Значит, золотая шляпа всё ещё при тебе?
Бетод коснулся золотого обруча на голове, большой драгоценный камень у него на лбу блестел в заходящем солнце.
— А куда ей деться?
— Ну-ка, ну-ка… — Логен посмотрел направо и налево, вверх и вниз на голые стены. — Вижу, осталось одно дерьмо, королём которого ты можешь быть.
— Ха. Думаю, мы оба чувствуем себя одиноко. Где твои друзья, Девять Смертей? Те убийцы, которых тебе так нравилось держать при себе? Где Грозовая Туча, и Молчун, и Ищейка, и этот ублюдок Чёрный Доу?
— С ними покончено, Бетод. Померли, там, в горах. Померли, как Скарлинг. И они, и Малорослик, и Бодун, и Белобокий, и многие ещё.
Бетод мрачно посмотрел в ответ.
— Радоваться тут нечему, если тебе интересно моё мнение. Вернулись в грязь полезные люди, так или иначе. И мои друзья, и твои. Нам с тобой и так и сяк плохо, да? Друзьями плохо, а врагами ещё хуже. Зачем ты пришёл, Девятипалый?
Логен некоторое время сидел, думая о всех тех старых временах, когда ему приходилось делать то же, что придётся сделать сейчас. Обо всех брошенных им вызовах, и об их последствиях, и хороших воспоминаний среди них не было. Хочешь сказать что-то одно про Логена Девятипалого — говори, что он действует по принуждению. Но другого пути не было.
— Я здесь, чтобы бросить вызов! — взревел он, и этот рёв эхом отразился от влажных тёмных стен, и умер медленной смертью в туманном воздухе.
Бетод закинул голову и расхохотался. На взгляд Логена в этом смехе было не много радости.
— Во имя мёртвых, Девятипалый, да ты никогда не меняешься. Ты как старый пёс, который не может прекратить лаять. Вызов? Что у нас осталось? Ради чего нам сражаться?
— Я побеждаю — и ты открываешь ворота и принадлежишь мне. Мой пленник. Я проигрываю — Союз сворачивается и отправляется домой, а ты остаёшься свободен.
Улыбка Бетода медленно угасла, его глаза подозрительно прищурились. Логен знал этот взгляд по прошлому. Прикидывает варианты, взвешивает доводы.
— С учётом передряги, в которую я попал, предложение выглядит подарком судьбы. Сложно в это поверить. Что с этого твоим южным друзьям?
Логен фыркнул.
— Они подождут, если придётся, но им нет до тебя большого дела, Бетод. Ты для них ничто, несмотря на всё твоё хвастовство. Они уже надрали тебе задницу по всему Северу и считают, что снова ты их в любом случае не побеспокоишь. Если я выиграю, они получат твою голову. Если проиграю, они пораньше вернутся домой.
— Значит, я для них ничто, да? — Бетод грустно улыбнулся. — Вот до чего дошло, после всех моих трудов, пота и боли? Ты счастлив, Девятипалый? Увидеть, как всё, ради чего я сражался, обращено в прах?
— С чего бы мне не радоваться? В этом тебе некого винить, кроме себя. Это ты довёл нас до этого. Принимай мой вызов, Бетод, и тогда, может, один из нас получит мир!
— Некого винить? Мне? Как быстро мы всё забываем! — Он схватил цепь на своей шее и потряс ею. — Ты думаешь, я хотел этого? Думаешь, я просил об этом? Я хотел всего лишь полоску земли, чтобы прокормить своих людей, чтобы большие кланы перестали на меня давить. Я хотел всего лишь одержать несколько побед, которыми мог бы гордиться, чтобы передать своим сыновьям чуть больше того, что получил от своего отца. — Он наклонился вперёд, вцепившись в стену. — Кому всё время надо было толкать меня на шаг вперёд? Кто никогда не давал мне остановиться? Кому нужно было вкусить крови, а вкусив раз, упиваться ею до безумия, не в силах насытиться? — Он ткнул пальцем вниз. — Кому как не тебе, Девять Смертей?
— Не так всё было, — проворчал Логен.
Резкий смех Бетода эхом разнёсся на ветру.
— Не так? Я хотел поговорить с Шамой Бессердечным, но тебе надо было убить его! Я пытался заключить сделку в Хеонане, но тебе надо было взобраться туда и свести свои счёты, начав дюжину новых! Мир, говоришь? Я умолял тебя заключить мир в Уфрисе, но тебе надо было драться с Тридубой! Я умолял тебя на коленях, но тебе нужно было величайшее имя на всём Севере! А когда ты победил его, то нарушил данное мне слово и оставил его в живых, словно не о чем было думать, кроме твоей чёртовой гордыни!
— Не так всё было, — сказал Логен.
— На Севере нет человека, который не знал бы правды об этом! Мир? Ха! А что насчёт Гремучей Шеи, а? Я мог бы отдать ему сына за выкуп, и все мы с радостью вернулись бы по домам, но нет! Что ты мне сказал? Легче остановить Белую реку, чем Девять Смертей! А потом тебе понадобилось прибить его голову к моему штандарту, чтобы весь мир это видел, и месть уже было не остановить! Всякий раз, как я пытался остановиться, ты тащил меня дальше, глубже и глубже в трясину! До тех пор, пока уже остановиться стало невозможно! Убей или умри — вот к чему всё свелось! До тех пор, пока мне не пришлось завоевать весь Север! Ты сделал меня королём, Девятипалый. Какой ещё выбор ты мне оставил?
— Не так всё было, — прошептал Логен. Но он знал, что всё было именно так.
— Рассказывай себе, что я причина всех твоих несчастий, если тебе так нравится! Рассказывай себе, что это я безжалостный, кровожадный убийца, но спроси себя, у кого я научился. У меня был лучший учитель! Играй в добрячка, если хочешь, в человека, у которого не было выбора, но мы оба знаем, кто ты на самом деле. Мир? У тебя никогда не будет мира, Девять Смертей. Ты создан из смерти!