— Никаких переговоров! — крикнул кто-то.
— Проклятые гурки!
— Мы никогда не сдадимся, — крикнул Джезаль, ударив кулаком по парапету. — Мы будем сражаться за каждую улицу! За каждый дом! За каждую комнату!
— За каждый дом! — завопил кто-то в бешеном возбуждении, и граждане Адуи одобрительно взревели.
Чувствуя момент, Джезаль с подходящим воинственным звоном вытащил меч из ножен, и поднял высоко над головой. — И я горд обнажить перед вами свой меч! Мы будем сражаться друг за друга! Мы будем сражаться за Союз! Каждый мужчина… каждая женщина… герой!
Раздались оглушительные крики. Джезаль махал мечом, и по толпе пошла волна блеска от копий, которые вздымали вверх, которыми стучали по нагрудникам доспехов и по камням мостовой. Джезаль широко улыбался. Люди его любили, и явно желали сражаться за него. Вместе они одержат победу, он это чувствовал. Он принял верное решение.
— Отлично проделано, — прошептал Байяз ему на ухо. — Отлично…
Терпение Джезаля иссякло. Он развернулся к Первому из Магов, оскалив зубы.
— Я знаю, как это было проделано! Я не нуждаюсь в ваших постоянных…
— Ваше величество. — Раздался писклявый голос Горста.
— Как вы смеете прерывать меня? Какого чёрта….
Тираду Джезаля прервало красное сияние, которое он заметил уголком глаза, а затем мгновением позже последовал громовой взрыв. Джезаль резко повернул голову и увидел, как справа над путаницей крыш вздымается пламя. Внизу на площади все охнули, и по толпе пошла волна нервного движения.
— Гурки начали бомбардировку, — сказал Варуз.
От гуркских порядков в белое небо поднялась полоса огня. Джезаль смотрел, раскрыв рот, как она быстро и отвесно падает в сторону города. Она врезалась в здания, на этот раз слева от Джезаля, и яркий огонь взметнулся высоко в воздух. Мгновением позже донёсся жуткий грохот.
Снизу раздались крики. Быть может, приказы, или крики паники. Толпа принялась двигаться одновременно во всех направлениях. Люди бежали к стенам, к домам, метались — беспорядочный клубок сжатых тел и качающегося древкового оружия.
— Воды! — Крикнул кто-то.
— Огонь!
— Ваше величество. — Горст уже направлял Джезаля назад к лестнице. — Вам нужно немедленно вернуться в Агрионт.
Джезаль вздрогнул от очередного разрушительного взрыва, раздавшегося на этот раз ещё ближе. Над городом уже поднимался маслянистыми клубами чёрный дым.
— Да, — пробормотал он, позволяя отвести себя в безопасное место. Он понял, что по-прежнему держит в руке обнажённый меч, и виновато убрал его в ножны. — Да, конечно.
Бесстрашие, как однажды заметил Логен Девятипалый, это бахвальство дураков.
Молот и наковальня
Глокта трясся от смеха, со свистом пуская слюни между пустыми дёснами. Жёсткий стул скрипел под его костлявой задницей. Кашель и всхлипы эхом отражались от голых стен мрачной гостиной. В каком-то смысле этот смех был очень похож на рыдания. Или, быть может, это они и есть, всего лишь отчасти.
Каждое сотрясение скрюченных плеч вгоняло гвозди в его шею. Каждый толчок грудной клетки посылал вспышки боли до самых кончиков оставшихся пальцев ног. Он смеялся, смех причинял боль, а от боли ему хотелось смеяться ещё сильнее. О, что за ирония! Я хихикаю от безнадёги. Хохочу от отчаянья.
На губах надулись пузырьки слюны, когда он всхлипнул последний раз. Как предсмертный хрип овцы, только ещё менее достойный. Потом он сглотнул и вытер слезящиеся глаза. Я не смеялся так сильно уже много лет. С тех самых пор, как палачи императора сделали своё дело, это уж точно. И всё-таки, как же сложно остановиться. В конце концов, здесь же нет ничего смешного? Он поднял письмо и снова перечитал.
Наставник Глокта,
Мои наниматели из банкирского дома Валинт и Балк чрезвычайно разочарованы вашими успехами. Прошло уже некоторое время с тех пор, как я лично попросил вас проинформировать нас о планах архилектора Сульта. В частности, о причинах его продолжающегося интереса к Университету. С тех пор мы не получали от вас никаких донесений.
Возможно вы полагаете, что внезапное прибытие гурков к стенам города изменило ожидания моих нанимателей.
Оно не изменило, ни в коей мере. И ничто не изменит.
Вы предоставите рапорт в течение недели, иначе его преосвященство будет проинформирован о вашем конфликте преданности.
Вряд ли нужно добавлять, что с вашей стороны было бы мудро уничтожить данное письмо.
Мофис
Глокта долго смотрел на бумагу в свете единственной свечи, раскрыв свой изувеченный рот. И ради этого я прожил долгие месяцы мучений в темноте императорских тюрем? Жестокими пытками пробивал себе дорожку через гильдию торговцев шёлком? Прорубал кровавый путь через Дагоску? Чтобы с позором закончить свои дни, попав в ловушку между дряхлым бюрократом и кучкой вероломных мошенников? Вся моя изворотливость, вся моя ложь, мои сделки, и моя боль. Все эти трупы, сброшенные на обочину… ради этого?
Тело сотрясла новая волна смеха, скрючила его, и в больной спине защёлкало. Его преосвященство и эти банкиры стоят друг друга! Даже в то время, когда город сгорает дотла, их игры не прекращаются ни на миг. Эти игры могут стать смертельными для бедного наставника Глокты, который всего лишь старался изо всех своих искалеченных сил. Он так сильно рассмеялся над последней мыслью, что пришлось вытереть небольшую соплю из-под носа.
Даже почти жаль сжигать такой ужасно весёлый документ. Возможно вместо этого мне стоит показать его архилектору? Интересно, увидит ли он в нём забавную сторону? Может, вместе похихикаем? Он протянул руку и поднёс уголок письма к неровному пламени свечи, и наблюдал, как огонь поднимается по одной стороне, как ползёт по буквам, как белая бумага сворачивается и обращается в чёрный пепел.
Гори, как все мои надежды, все мои мечты, как моё славное будущее, погребённое под императорским дворцом! Гори, как горела Дагоска, и как наверняка будет гореть Адуя от гнева императора. Гори, как горели бы, будь моя воля, король Джезаль Бастард, Первый из Магов, архилектор Сульт и Валинт вместе с Балком и весь этот проклятый…
— Агх! — Глокта замахал в воздухе обожжёнными пальцами и сунул их в беззубый рот, а его смех быстро оборвался. Странно. Сколько бы боли мы не перенесли, мы к ней никогда не привыкаем. Всегда стараемся её избежать. И никогда не смиряемся с новой болью. Уголок письма всё ещё тлел на полу. Глокта нахмурился и придавил его жестоким тычком своей трости.
В воздухе стоял тяжёлый запах дыма горелого дерева. Как сотня тысяч подгоревших обедов. Даже здесь, в Агрионте, висела лёгкая серая дымка, из-за которой сливались здания на концах каждой улицы. Во внешних районах уже несколько дней полыхали пожары, и бомбардировки гурков не прекращались ни на миг, ни днём ни ночью. Даже сейчас, когда Глокта шёл, с напряжённым хрипом переставляя ноги, до него доносился приглушённый звук взрыва откуда-то из города и едва различимая дрожь земли под ногами.
Люди в переулке замерли, тревожно глядя вверх. Те немногие неудачники, которые не нашли предлогов сбежать, когда пришли гурки. Те неудачники, которые оказались слишком важными, или недостаточно важными. И горстка оптимистов, которые думали, что осада гурков будет очередной преходящей причудой — как гроза или короткие штаны. Слишком поздно они осознали свою смертельную ошибку.
Глокта продолжал хромать, опустив голову. За последнюю неделю он не сомкнул глаз — но вовсе не из-за взрывов, сотрясавших город. Я не смыкал глаз из-за мыслей, которые крутились, как кошка в мешке, пытаясь найти какой-нибудь выход из этой ловушки. И к тому же я привык к взрывам во время своих каникул в очаровательной Дагоске. Для него боль, пронизывающая его задницу и позвоночник была намного более тревожной.
О, какое высокомерие! И кто бы вообще осмелился предположить, что сапоги гурков будут однажды топтать плодородные поля Срединных земель? Что на прекрасных фермах и в сонных деревнях Союза будут плясать огни гурков? Кто мог ожидать, что эта прекрасная, преуспевающая Адуя превратится из маленького кусочка рая в маленький кусочек ада? Глокта почувствовал, что улыбается. Добро пожаловать, все вы! Добро пожаловать! Я был здесь совсем один! Как приятно, что вы ко мне присоединились.
Он услышал, как за его спиной по мостовой загрохотали бронированные сапоги, слишком поздно захромал прочь с дороги марширующей колонны, и его грубо оттолкнули на газон. Левая ступня поскользнулась на грязи, и мучительная боль прострелила его ногу. Колонна со стуком прошла мимо, не обратив на него внимания, и Глокта скорчил гримасу им вслед. В людях больше не осталось должного уровня страха к Инквизиции. Для этого они слишком сильно боятся гурков. Поморщившись и чертыхнувшись, он отошёл от стены, потянул шею и захромал дальше.
Верховный судья Маровия стоял на фоне самого большого окна своего гулкого кабинета, сцепив руки за спиной. Его окна выходили на запад. В направлении главного удара гурков. Вдалеке над крышами домов в бледное небо поднимались столбы тёмного дыма, смешиваясь в мрачную пелену, которая делала осенний полусвет ещё более погребальным. Маровия повернулся, услышав, как тёмные доски скрипят под беспалой ногой Глокты. Его морщинистое старое лицо ожило в добродушной улыбке.
— А, наставник Глокта! Вы и представить себе не можете, как я был рад, когда доложили о вашем приходе! Я скучал по вам с вашего прошлого визита. Мне и в самом деле нравится ваш… прямолинейный стиль. И я восхищаюсь вашей… приверженностью к своей работе. — Он лениво махнул рукой в сторону окна. — Вынужден признать, во время войны закон впадает в сонное состояние. Но благородное дело королевской Инквизиции продолжается, даже когда гурки у ворот, не так ли? Я предполагаю, что вы снова пришли от лица его преосвященства?