Ферро понятия не имела, кто умер, а кто остался жив.
— Вон! — прорычал ей Байяз через сжатые зубы, его лицо стало искорёженной маской боли. — Вон! Иди!
— Юлвей, — пробормотала она, — он…
— Я вернусь за ним! — Байяз махнул ей здоровой рукой. — Иди!
Есть время сражаться, а есть время убегать, и Ферро знала разницу. Гурки научили её этому, глубоко в Бесплодных землях. Арка дёргалась и качалась, когда Ферро мчалась через неё. В ушах шумело её собственное дыхание. Она перескочила через блестящее металлическое колесо, стуча сапогами по гладкому камню. Почти пробежала под арку. И тут почувствовала жуткий холод в боку, порыв тошнотворного ужаса. Она бросилась вперёд.
Рука Толомеи чуть-чуть не попала по Ферро, вырвала из стены огромный кусок, и воздух наполнился пылью.
— Никуда ты не пойдёшь!
Может, и пришло время бежать, но всё терпение Ферро иссякло. Она ещё только подпрыгнула, а кулак уже летел, и вместе с ним вся ярость напрасно потраченных месяцев, и вся её напрасно потраченная жизнь. С резким хрустом костяшки её пальцев ударили в челюсть Толомеи. Это было всё равно как ударить ледяную плиту. Не было боли, когда рука сломалась, но Ферро почувствовала, как выгнулось запястье, и рука онемела. Слишком поздно об этом волноваться. Другой кулак уже был в пути.
Толомея перехватила её руку в воздухе, прежде чем та коснулась цели, подтащила Ферро к себе и поставила на колени с ужасающей, неодолимой силой.
— Семя! — Шипящие слова заморозили лицо Ферро, перехватили дыхание, вызвали тошнотворный стон, и кожа пылала в том месте, где Толомея её держала. Она почувствовала, как кости гнутся, потом трещат, как предплечье щёлкает, будто сломанная палка. Белая рука потянулась через тени в сторону комка под рубашкой Ферро.
Потом вдруг вспыхнул свет — сверкающая дуга осветила всё помещение на один ослепляющий миг. Ферро услышала пронзительный визг, почувствовала, что свободна, и упала на спину. Рука Толомеи ровно отделилась над запястьем — остался лишь бескровный обрубок. На гладкой стене и по полу протянулся огромный разрез, в котором булькал и шипел расплавленный камень. Когда Байяз, пошатываясь, вышел из мрака, от странного оружия в его руке поднимался дымок, а крюк на конце всё ещё светился оранжевым. Толомея издала ледяной вопль, вцепившись в него одной рукой.
Байяз бессмысленно зарычал ей в ответ, прищурив глаза и широко раскрыв окровавленный рот. Живот Ферро скрутило — так свирепо, что её согнуло пополам, почти бросило на колени. Дочь Делателя швырнуло вверх и унесло[23] прочь, а одно белое колесо прочертило огромный шрам на карте в полу, взрезав камень и разорвав металл.
Позади Ферро разлетелись обломки громадного устройства, блестящие искорёженные детали разметало в темноте, как листья на ветру. Толомея стала мечущимся силуэтом в буре летающего металла. Она ударилась в дальнюю стену с оглушительным грохотом, взметнув во все стороны обломки камня. По стене вокруг неё стучал, звенел и лязгал град искорёженных фрагментов. Кольца, штыри и оси, словно клинки кинжалов, вонзились в стену, превратив весь огромный каменный изгиб в гигантское ложе из гвоздей.
Байяз выпучил глаза, его тощее лицо взмокло от пота.
— Умри, бес! — взревел он.
Пыль стала оседать, и камни начали двигаться. По залу эхом разнёсся холодный смех. Ферро поползла назад, стукая пятками по гладкому полу, и потом побежала. Её сломанная кисть вздрагивала от прикосновений к стене тоннеля, сломанная рука безвольно свисала. Перед ней покачивался квадрат света. Дверь Дома Делателя.
Неверной походкой она вышла на свет, ярко жалящий после теней, и мелкий дождик показался тёплым после ледяного прикосновения Толомеи. Семя всё ещё тяжело оттягивало рубашку, грубо и приятно касаясь кожи.
— Беги! — донесся голос Байяза из темноты. — Во дворец! — Ферро заковыляла по мосту, неловкие ноги оскальзывались на влажном камне, далеко внизу журчала холодная вода. — Положи в ящик и крепко закрой! — Она услышала позади эхо грохота, металл лязгал по металлу, но она не оглянулась.
Ферро плечом раскрыла двери в стене Агрионта и чуть не врезалась в привратника, который сидел у стены, где она его оставила, прижав одну руку к голове. Он съежился, Ферро перепрыгнула через него и побежала по лестнице, перескакивая по три ступени за раз, потом побежала по осыпающемуся дворику, по пыльным коридорам, не раздумывая о фигурах в масках или о ком-либо ещё. Сейчас они уже казались жалкими повседневными угрозами. Она по-прежнему чувствовала загривком ледяное дыхание.
Важнее всего было оставить это дыхание позади.
Она выскользнула в дверь, открыла задвижку ладонью сломанной руки, вырвалась под моросящий дождь и тяжело побежала по мокрым улицам тем же путём, каким и пришла. Люди на улицах и площадях отшатывались с её пути, потрясенные её видом — отчаянным и окровавленным. Сердитые голоса эхом следовали за ней, но Ферро не обращала на них внимания. Она свернула за угол на широкую улицу между серыми зданиями и чуть не поскользнулась на мокрых камнях.
Дорогу заполонила огромная толпа всклокоченных людей. Грязные женщины, дети, старики едва волочили ноги.
— С дороги! — закричала она и начала проталкиваться через толпу. — Шевелитесь! — На задворках разума шевелилась история, рассказанная Байязом на бескрайних равнинах. О том, как солдаты нашли Семя в развалинах Аулкуса. Как они иссохли и умерли. Она пиналась и пробивалась через толкучку. — Шевелитесь! — Наконец она вырвалась из толпы и побежала по пустой улице, прижав сломанную руку к телу, к предмету под рубашкой.
Она бежала по парку, и с каждым холодным порывом ветра с деревьев падали листья. Там, где кончались лужайки, поднималась высокая стена дворца, и Ферро добралась до ворот. Два стражника по-прежнему стояли по бокам, как обычно, и она знала, что они смотрят на неё. Выпустить-то они её выпустили, но впускать не собирались — особенно грязную, в крови, в грязи и в поту, и бегущую так, словно по пятам за ней гнались бесы.
— Стой, ты! — Ферро удалось прошмыгнуть мимо них, но один схватил её.
— Отпустите меня, ёбаные розовые тупицы! — прошипела она. — Вы не понимаете! — Она попыталась вывернуться, и на землю упала позолоченная алебарда, когда один из стражников обхватил Ферро руками.
— Тогда объясни! — резко бросил другой из-под забрала, — Куда спешишь? — Его рука в латной рукавице потянулась к комку под её рубашкой. — Что у тебя тут…
— Нет! — Ферро шипела и извивалась, отшатнулась к стене и с лязгом отпихнула стражника обратно под арку. Алебарда другого плавно опустилась, блестящий наконечник указывал Ферро в грудь.
— Стой спокойно! — прорычал он, — пока я не…
— Впустить её! Живо! — с другой стороны ворот стоял Сульфур, и в кои-то веки он не улыбался. Стражники с сомнением повернулись к нему. — Живо! — взревел он, — именем лорда Байяза!
Они отпустили её, и Ферро вырвалась, чертыхаясь, и побежала по садам, во дворец. Стук сапогов эхом разносился по коридорам, слуги и стражники подозрительно расходились с её пути. Она отыскала дверь в покои Байяза, с трудом открыла и проковыляла внутрь. Открытый ящик стоял на столе у окна — непримечательный прямоугольник из тёмного металла. Она подошла к нему, расстегнула рубашку и опустила предмет внутрь.
Тёмный, тяжёлый камень, размером с кулак. Тусклая поверхность всё ещё была холодной, не теплее, чем в первый раз, когда она его подняла. Руку приятно покалывало, словно от прикосновения старого друга. Даже мысль о том, чтобы убрать эту вещь почему-то рассердила.
Итак, Семя. Другая Сторона во плоти. Сама суть магии. Ферро вспомнила безжизненные развалины Аулкуса. Мёртвую землю вокруг города, на сотни миль во всех направлениях. Сила, которой достаточно, чтобы отправить в ад императора, и Пророка, и его проклятых едоков, и весь Гуркхул — и многих сверх того. Такая ужасная сила, что она должна принадлежать одному Богу — зажата теперь в её хрупком кулаке. Долгое время Ферро смотрела на Семя. А потом, медленно, начала улыбаться.
Теперь она отомстит.
Звук тяжёлых шагов по коридору неожиданно привел её в чувство. Она бросила Семя на место, с усилием отдёрнула руку и захлопнула крышку ящика. Словно в тёмной комнате неожиданно погасло пламя свечи — мир теперь казался более тусклым, более слабым, лишённым радости. Лишь тогда она обратила внимание, что её рука снова цела. Ферро хмуро посмотрела на неё, пошевелила пальцами. Они двигались легко, как и обычно, и у костяшек не было утолщения, хотя она не сомневалась, что сломала их. И другая рука тоже — предплечье ровное и гладкое, и никаких следов в тех местах, где его сжимали леденящие пальцы Толомеи. Ферро посмотрела на ящик. Раны на ней всегда заживали быстро. Но чтобы кости срослись за час?
Это было неправильно.
Байяз, корча лицо от боли, пробрался в дверь. В его бороде запеклась кровь, лысая голова сияла от пота. Он тяжело дышал, кожа побледнела и дрожала, одну руку он прижимал к боку. Маг выглядел как человек, который всё утро сражался с дьяволом, и едва-едва выжил.
— Где Юлвей?
Первый из Магов уставился на неё.
— Ты знаешь, где.
Ферро вспомнила эхо грохота за своей спиной, когда бежала из башни. Словно звук захлопывающейся двери. Двери, которую не могли открыть ни клинок, ни огонь, ни магия. И ключ был только у Байяза.
— Ты не вернулся. Ты запечатал ворота с ним внутри.
— Нужно было принести жертвы, Ферро, и ты это знаешь. Сегодня я принёс огромную жертву. Моего собственного брата. — Первый из Магов захромал по комнате в её сторону. — Толомея нарушила Первый Закон. Она заключила сделку с Рассказчиками Тайн. Она собиралась при помощи Семени открыть врата в нижний мир. Она может быть даже опасней, чем все едоки Кхалюля. Дом Делателя должен оставаться запечатанным. До конца времён, если понадобится. В таком итоге есть некая ирония. Она начала свою жизнь, заключённой в эту башню. Теперь она вернулась. История ходит по кругу, как и говорил Иувин.