Поулдер ударил кулаком по столу, а его офицеры зарычали, как бойцы на арене.
— Да, чёрт возьми! Раскрасим улицы кровью гурков!
Вест сурово посмотрел на Поулдера, а потом и на Кроя.
— Вряд ли нужно обращать внимание на важность завтрашней победы.
Два генерала без слов встали и вместе двинулись к пологу шатра. Там они встали лицом к лицу. На миг Вест подумал, что даже сейчас они снова примутся за свои обычные споры.
Потом Крой протянул руку.
— Удачи вам, генерал Поулдер.
Поулдер сжал его руку обеими руками.
— И вам, генерал Крой. Удачи всем нам. — И они вдвоём быстро вышли в сумерки, за ними их офицеры, и Челенгорм с Бринтом.
Хаден кашлянул.
— Лорд-маршал… вместе со мной были отправлены ещё четыре рыцаря-герольда. Мы разделились, в надежде, что хотя бы один из нас пройдет через позиции гурков. Кто-нибудь из них прибыл?
— Нет… пока нет. Возможно позже. — Вест сомневался, что это хоть сколько-нибудь возможно, и по глазам Хадена видел, что он тоже.
— Разумеется. Возможно, позже.
— Сержант Пайк найдёт вам вина и лошадь. Полагаю, вам бы очень хотелось посмотреть, как мы утром будем атаковать гурков.
— Хотелось бы.
— Очень хорошо. — Двое мужчин вышли, как пришли, и Вест хмуро посмотрел им вслед. Ему было жаль товарищей этого человека, но ещё до завтрашнего вечера оплакивать придётся намного больше смертей. Если останется кто-нибудь, способный оплакивать. Он откинул полог шатра и вышел на холодный воздух.
В узкой гавани внизу стояли на якоре корабли, медленно покачиваясь на волнах — высокие мачты качались вперёд-назад на фоне тёмно-синих, холодно-серых и ярко-оранжевых облаков. Весту показалось, что он видит несколько лодок, подобравшихся к тёмному берегу, с которых на сушу сходили последние остатки армии.
Солнце быстро садилось за горизонт — последние смутные отблески виднелись над холмами на западе. Где-то там, за пределами видимости, горела Адуя. Вест покрутил плечами, пытаясь расслабить затекшие мышцы. С тех пор, как они покинули Инглию, он не получал никаких вестей. Насколько ему было известно, Арди всё ещё находилась за стенами города. Но он ничего не мог поделать. Только приказать немедленно атаковать и надеяться на лучшее, вопреки обычному невезению. Вест безрадостно потёр живот. Он страдал от несварения с самого морского путешествия. Несомненно, издержки командования. Ещё несколько недель, и возможно он начнет блевать на карты кровью, как его предшественник. Вест глубоко, неровно вздохнул, и выдохнул.
— Я знаю, что ты чувствуешь. — Это говорил Ищейка, который сидел на шаткой скамейке перед пологом шатра, поставив локти на колени и уставившись в сторону моря.
Вест тяжело сел рядом с ним. Совещания с Поулдером и Кроем всегда ужасно иссушали. Если слишком долго изображать человека из камня, то станешь человеком из соломы.
— Мне жаль, — услышал он свой голос.
Ищейка взглянул на него.
— Тебе? Чего?
— Всё. Тридуба, Тула… Катиль. — Весту пришлось сглотнуть из-за неожиданного кома в горле. — Всё. Мне жаль.
— А-а, всем нам жаль. Я тебя не виню. Я никого не виню, даже Бетода. Чего хорошего в обвинениях? Все мы делаем то, что приходится. Я уже давно бросил искать причины.
Вест некоторое время размышлял об этом. Потом кивнул.
— Ладно. — Они сидели и смотрели, как вокруг бухты загораются факелы, словно блестящая пыль разлеталась по тёмной земле.
Ночь, и довольно мрачная. Мрачная из-за холода и мороси и всех тех суровых миль, которые нужно преодолеть до рассвета. И особенно мрачная из-за того, что ждало в конце, когда взойдёт солнце. С каждым разом поход на битву становился всё тяжелее. Когда Логен был молод, ещё до того, как потерял палец и заработал чёрную репутацию, в этом, по крайней мере, чувствовалось какое-то волнение, какая-то тень возбуждения. Теперь остался только тошнотворный страх. Страх битвы, и, что ещё хуже, страх результатов.
Оттого, что он теперь король, не делалось легче. Насколько он видел, от этого ни в чём не делалось легче. Это всё равно, что быть вождём, только хуже. Он всё время думал, что не сделал чего-то важного. И пропасть между ним и всеми остальными становилась только шире. Такая пропасть, что мосты через неё уже было не навести.
Хлюпали и шлёпали сапоги, стучало и позвякивало оружие и упряжь, ворчали и ругались люди в темноте. У некоторых шипящие факелы освещали грязную дорогу, в их сиянии виднелись росчерки падающих капель дождя. Дождь падал и на Логена — легко касался головы, лица, постукивал и похлопывал по плечам старого плаща.
Армия Союза распределилась по пяти дорогам, все в восточном направлении, все в сторону Адуи, и гуркам это не сулило ничего хорошего. Логен и его команда шли по самой северной. К югу он видел слабую полосу мерцающих огней, свободно плывущих по тёмной земле, вытянувшихся вдаль, покуда хватало взгляда. Ещё одна колонна. Ещё несколько тысяч человек, которые, ругаясь, шли по грязи к кровавому рассвету.
Логен нахмурился. Впереди, в мерцающем свете факела, он видел половину тощего лица Трясучки — хмурая гримаса в суровых тенях, один глаз блестит. На миг они посмотрели друг на друга, а потом Трясучка отвернулся, сгорбился и продолжил идти.
— Он всё ещё не особо меня любит, и никогда не будет.
— Беспечная резня не обязательно ведёт прямиком к популярности, — сказал Ищейка. — Особенно для короля.
— Но у этого возможно хватит духу предпринять что-нибудь на этот счёт. — Трясучка был озлоблен. Такая злоба не проходит со временем, или от доброты, или даже после спасения жизни. Немногие раны хотя бы когда-нибудь полностью зарастают, а некоторые болят всё больше с каждым прошедшим днём.
Казалось, Ищейка угадал мысли Логена.
— Не волнуйся о Трясучке. Он нормальный. Нам и с гурками забот хватает, и со всем остальным тоже.
— Угу, — сказал Молчун.
Логен не был в этом так уверен. Злейшие враги — это те, что живут за соседней дверью, так всегда говорил ему отец. В те старые дни Логен просто убил бы ублюдка на месте, и проблема была бы решена. Но теперь он пытался измениться к лучшему. Сильно старался.
— Но всё же, во имя мёртвых, — говорил Ищейка. — Сражаться против коричневых людей, сейчас, за Союз? Будь оно всё проклято, как, чёрт возьми, это случилось? Нам нечего здесь делать.
Логен глубоко вздохнул и дал Трясучке уйти подальше.
— Свирепый задержался ради нас. Если бы не он, мы бы никогда не покончили с Бетодом. Мы должны ему. Это всего лишь один последний бой.
— А ты никогда не замечал, как один бой имеет привычку приводить к следующему? Кажется, всегда будет следующий бой.
— Угу, — сказал Молчун.
— Не в этот раз. Этот последний, а потом завязываем.
— Точно? А что потом?
— Вернёмся на Север, наверное. — Логен пожал плечами. — Мир, так ведь?
— Мир? — проворчал Ищейка. — А что это такое, кстати? Что ты с ним будешь делать?
— Думаю… ну… посадим что-нибудь, пусть растёт, или что-нибудь в таком духе.
— Пусть растёт? Во имя всех ёбаных мёртвых! Что ты, или я, или любой из нас знает о том, как что-то растить? Чем мы занимались все наши жизни, кроме убийств?
Логен неуютно поводил плечами.
— Нужно на что-то надеяться. Человек может научиться, так ведь?
— Может? Чем больше убиваешь, тем лучше получается. И чем лучше убиваешь, тем меньше от тебя пользы во всём остальном. Мне кажется, что мы так долго прожили потому, что когда дело доходит до убийства — мы в этом самые лучшие.
— У тебя плохое настроение, Ищейка.
— У меня уже много лет плохое настроение. Что меня беспокоит, так это что у тебя не плохое. Надежда не очень-то подходит таким, как мы, Логен. Ответь мне вот на что. Ты когда-нибудь прикасался хоть к чему-нибудь, так, чтобы оно от этого не сломалось? Что у тебя было, что не превратилось в грязь?
Логен подумал об этом. Его жена и дети, его отец и его народ — все вернулись в грязь. Форли, Тридуба и Тул. Все славные парни, и все мертвы. Некоторые от руки Логена, некоторые из-за его небрежности, из-за его гордости или глупости. Он видел их лица, теперь, в своих мыслях — и они не казались счастливыми. Мёртвые редко выглядят счастливыми. И это ещё не говоря о тёмной и мрачной команде за ними. Толпа призраков. Зарубленная и окровавленная армия. Все люди, которых он убил. Шама Бессердечный — его кишки висят из вскрытого живота. Черноногий, с раздавленными ногами и обожжёнными руками. Тот ублюдок Финниус, с отрезанной ступнёй и вскрытой грудью. Даже Бетод, с расквашенным черепом с перекошенным набок хмурым лицом. И мёртвый парнишка Круммоха выглядывает у него из-под локтя. Море убийств. Логен зажмурил глаза, а потом широко раскрыл, но лица всё никак не убирались с задворок его разума. Ему нечего было сказать.
— Я так и думал. — Ищейка отвернулся от него, с мокрых волос капала вода. — Надо быть реалистом, разве не так ты мне всё время говорил? Так вот и будь. — Он зашагал вперёд по дороге под холодными звёздами. Молчун помедлил немного возле Логена, потом пожал мокрыми плечами и пошёл за Ищейкой, забирая с собой свой факел.
— Человек может измениться, — прошептал Логен, не зная, говорит он Ищейке, или себе, или тем мертвенно-бледным лицам, ждущим в темноте. Вокруг него повсюду по дороге топали люди, и всё же он стоял один. — Человек может измениться.
Вопросы
Когда зашло солнце, с неугомонного моря на искалеченную Адую наползал осенний туман, сделав призрачной холодную ночь. Дома в сотне шагов уже стали неразличимы. Две сотни шагов — и они становились нереальными. Несколько огней в окнах плыли, как призраки, смутно проглядывая во мраке. Хорошая погода для плохой работы, а нам её предстоит немало.
В спокойной темноте не грохотали отдалённые взрывы. Катапульты гурков стихли. По крайней мере, на миг, да почему бы и нет? Город уже почти принадлежит им, зачем же сжигать свой город? Здесь, на восточной стороне Адуи, вдалеке от сражений, всё казалось вечно спокойным.