— Должен сказать, — проговорил Коска, тщательно стряхивая помёт с пальца, — что мне всегда нравился ваш подход к людям, наставник. Дисциплина — я всегда её уважал.
— Прекрасное сообщение от самого недисциплинированного человека во всём Земном круге.
— Я многому научился на своих ошибках. — Коска вытянул подбородок и почесал свою покрытую коростой шею. — Не научился только не совершать их.
— Хм, — проворчал Глокта, с трудом поднимаясь по ступеням. Это проклятие приходится нести нам всем. Ходим и ходим по кругу, тянемся к успеху, который никак не можем ухватить, бесконечно наступая на одни и те же старые грабли. Поистине, жизнь это страдание, которое мы переносим между разочарованиями.
Они прошли в пустой дверной проём и в глубокую темноту вестибюля. Коска высоко поднял свою лампу, уставившись вверх на обвалившуюся крышу. Сапоги небрежно шлёпали по птичьему помёту, разбрызгивая его по полу.
— Дворец! — Его голос эхом отразился от разрушенных лестниц, пустых дверных проёмов и обнажённых балок высоко вверху.
— Прошу, располагайтесь поудобнее, — сказал Глокта. — Но лучше не на виду. Сегодня ночью мы ждём посетителей.
— Великолепно. Мы же любим компанию, не так ли, парни?
Один из людей Коски издал хриплый смешок, демонстрируя два ряда зубов цвета дерьма. Настолько невероятно сгнившие зубы, что я почти рад своим.
— Эти посетители придут от его преосвященства архилектора. Быть может, поприветствуете их твёрдой рукой, пока я буду внизу?
Коска одобрительно разглядывал ветхий зал.
— Милое местечко для тёплого приема. Я дам вам знать, когда придут гости. Сомневаюсь, что они задержатся надолго.
Арди пристроилась у стены — капюшон поднят, глаза смотрят в пол. Пытается слиться со штукатуркой, и кто бы стал её винить? Вряд ли это самая приятная компания для юной женщины, да и обстановка не самая обнадёживающая. Но это лучше, чем перерезанное горло, наверное. Глокта протянул ей руку:
— Вам будет лучше пройти со мной.
Она заколебалась. Словно не уверена до конца, что пойти со мной действительно лучше. Но короткий взгляд на самых уродливых людей самых скверных профессий мира, очевидно, её убедил. Коска протянул ей лампу, задержав свои пальцы на её руке на неуютно долгий миг.
— Благодарю, — сказала она, отдёргивая руку.
— К вашим услугам.
Висящие клочья обоев, изломанная обшивка и куски упавшей штукатурки отбрасывали странные тени, когда Глокта с Арди оставили Коску и его головорезов позади и стали пробираться в недра мёртвого здания. Дверные проёмы, мимо которых они проходили, зияли, как могилы.
— Ваши друзья кажутся очаровательной компанией, — пробормотала Арди.
— О, это действительно так. Ярчайшие звезды на социальном небосводе. Несомненно, некоторые задачи требуют отчаянных людей.
— Значит, у вас на уме какое-то поистине отчаянное дело.
— А когда было по-другому?
Их лампа едва освещала ветхую гостиную, панели свисали с дешёвой кирпичной кладки, большая часть пола представляла собой одну большую грязную лужу. В дальней стене была открыта потайная дверь, и Глокта зашаркал в её сторону по краю помещения. Его бёдра горели от напряжения.
— Что натворил ваш человек?
— Секутор? Он меня подвёл. — И вскоре мы узнаем, насколько.
— Тогда надеюсь, я вас никогда не подведу.
— У вас, я уверен, здравого смысла больше. Я должен идти первым, поскольку, если я упаду, то по крайней мере упаду один. — Он морщился всю дорогу вниз по ступеням, а она шла с фонарём за ним следом.
— Ух. Что это за запах?
— Канализация. Где-то здесь вход в неё. — Глокта прошёл мимо тяжёлой двери в переделанный винный погреб. Блестящие стальные решётки камер по обе стороны мерцали, когда они проходили мимо. Всё помещение воняло сыростью и страхом.
— Наставник! — донёсся голос из темноты. Появилось отчаянное лицо брата Длинноногого, прижатое к одной из решеток.
— Брат Длинноногий, приношу свои извинения! Я был сильно занят. Гурки взяли город в осаду.
— Гурки? — запищал он, выпучив глаза. — Прошу вас, если вы меня отпустите…
— Тихо! — прошипел Глокта голосом, не допускавшим возражений. — Вам нужно остаться здесь.
Арди нервно глянула на камеру навигатора.
— Здесь?
— Он не опасен. Думаю, здесь вам будет удобнее, чем было бы… — И он кивнул головой в сторону открытой двери в конце сводчатого зала, — там.
Она сглотнула.
— Ладно.
— Наставник, прошу вас! — из камеры Длинноногого отчаянно высунулась одна рука, — прошу вас, когда вы меня отпустите? Наставник, прошу вас! — Глокта в ответ на мольбы с мягким щелчком закрыл дверь. У нас сегодня есть другие дела, которые не будут ждать.
Иней уже приковал всё ещё не пришедшего в сознание Секутора к стулу возле стола, а сам тонкой свечкой зажигал лампы, одну за другой. В куполообразной комнате постепенно становилось светлее, и фрески на круглых стенах наполнялись цветом. Канедиас хмуро смотрел вниз, расставив руки, перед ним горел огонь. Ах, наш старый добрый Мастер Делатель, всегда глядит неодобрительно. На стене напротив его брат Иувин по-прежнему истекал кровью. И, подозреваю, это не единственная кровь, которая прольется здесь сегодня.
— Урр, — простонал Секутор, его обвисшие волосы закачались. Глокта медленно опустился на стул, кожа под ним заскрипела. Секутор снова застонал, его голова откинулась назад, веки задёргались. Иней нагнулся, протянул руки и расстегнул пряжки на маске Секутора, стащил её и швырнул к стене. Из страшного практика Инквизиции стал… ничем особенным. Секутор пошевелился, сморщил нос и вздрогнул, как спящий мальчик.
Юный. Слабый. Беспомощный. Кое-кто мог бы и пожалеть его, если бы у этого кое-кого было сердце. Но сейчас не время для сантиментов и нежных чувств, для дружбы и прощения. Призрак счастливого и многообещающего Занда дан Глокты слишком долго цеплялся за меня. Прощай, мой старый друг. Сегодня ты нам не поможешь. Пришло время безжалостному наставнику Глокте сделать то, что у него получается лучше всего. Время для холодной головы, холодного сердца и холодных лезвий.
Время вырвать правду.
Иней ткнул двумя пальцами Секутора в живот, и глаза у того резко раскрылись. Он дёрнулся на стуле, застучав кандалами. Увидел Глокту. Увидел Инея. Его глаза расширились, когда он осмотрел комнату. Они раскрылись ещё шире, когда он понял, где находится. Он резко вздохнул от ужаса, сальные пряди волос встрепенулись. И с чего же нам начать?
— Я знаю… — прохрипел он. — Я знаю, я сказал той женщине, кто вы… я знаю… но у меня не было выбора. — А-а, он начал пресмыкаться. Все ведут себя одинаково, когда они прикованы к стулу. — Чтоя мог поделать? Она убила бы меня нахуй! У меня не было выбора! Прошу…
— Я знаю, что ты ей сказал, и знаю, что у тебя не было выбора.
— Тогда… тогда почему…
— Не прикидывайся, Секутор. Ты знаешь, почему ты здесь. — Иней шагнул вперёд, бесстрастный, как обычно, и поднял крышку замечательного ящика Глокты. Лотки внутри раскрылись, словно экзотический цветок, предлагая отполированные рукояти, блестящие иглы и сияющие клинки инструментов.
Глокта надул щёки.
— Сегодня у меня был хороший день. Я проснулся чистым, и сам добрался до ванны. Не очень болело. — Он сомкнул пальцы на рукояти мясницкого ножа. — Стоит отпраздновать хороший день. У меня таких немного бывает. — Он вытащил нож из ножен, тяжёлый клинок блестел в жёстком свете ламп. Секутор следил за ним взглядом, выпучив глаза от страха и очарования. На его бледном лбу выступили капли пота.
— Нет, — прошептал он. Да. Иней расстегнул наручник на левом запястье Секутора и поднял его руку обеими своими мясистыми лапами. Взял пальцы и растопырил их один за другим, пока те не легли ровно перед Глоктой, а другой рукой плотно обхватил Секутора за плечи.
— Думаю, можем обойтись без преамбулы. — Глокта качнулся вперёд, поднялся и медленно захромал вокруг стола. Его трость постукивала по плитам, левая нога тащилась вслед за ним, уголок лезвия мясницкого ножа тихо царапал дерево стола. — Тебе не нужно объяснять, как всё работает. Ты же так умело ассистировал мне, и так много раз. Кто лучше тебя знает, как всё произойдёт?
— Нет, — захныкал Секутор, пытаясь отчаянно улыбнуться, но всё равно из уголка его глаза потекла слеза. — Нет, вы не станете! Не со мной! Не станете!
— Не с тобой? — Глокта тоже грустно улыбнулся. — Ох, практик Секутор, прошу… — Поднимая нож, он медленно стёр со своего лица ухмылку. — Ты ведь так хорошо меня знаешь.
Бах! Мелькнуло тяжёлое лезвие и врезалось в стол, отделив крошечный кусочек кожи от среднего пальца Секутора.
— Нет! — завопил тот. — Нет! — Значит, ты больше не восхищаешься моей точностью?
— О-о, да, да. — Глокта потянул за гладкую рукоять и вытащил лезвие. — Как по-твоему это должно было закончиться? Ты говорил. Ты говорил то, что не должен был, людям, которым тебя ничего говорить не просили. Ты скажешь мне, что говорил. Скажешь, кому. — Нож блеснул, когда он снова его поднял. — И лучше тебе сказать всё побыстрее.
— Нет! — Секутор забился и начал извиваться на стуле, но Иней держал его крепко, как муху в меду. Да.
Лезвие ровно отделило кончик среднего пальца Секутора и отсекло его по первый сустав. Кончик указательного пальца закрутился по дереву. Кончик безымянного пальца остался на месте, зажатый в щель в столешнице. Рука Инея держала его запястье крепко, как тиски. Кровь слабо капала из трёх ран и медленными ручейками растекалась по столу.
Повисла бездыханная тишина. Раз, два, три… Секутор закричал. Он вопил, дёргался, дрожал, его лицо содрогалось. Больно, а? Добро пожаловать в мой мир.
Глокта пошевелил больной ступнёй в сапоге.
— И кто бы мог подумать, что наш очаровательный союз, такой приятный и выгодный для нас обоих, может закончиться таким образом? Это не моё решение. Не моё. Скажи мне, с кем ты разговаривал. Скажи, что говорил. Тогда эти неприятности закончатся. Иначе…