Вест уставился вниз. Как часто он хотел, чтобы этот человек умер? Он дёрнул руку к лицу от внезапной волны тошноты.
— Проклятье, — прошептал он.
— Проклятье! — прошипел Глокта, подвернув дрожащую лодыжку на верхней ступени и едва не упав ничком. С другой стороны подошёл костлявый инквизитор и пристально посмотрел на него. — Что-то не так? — прорычал Глокта в ответ. Мужчина склонил голову и прошёл мимо, не сказав ни слова.
Щёлк, стук, боль. Мрачный коридор мучительно медленно проплывал мимо. Теперь каждый шаг был тяжёлым испытанием, но Глокта заставлял себя идти дальше. Ноги горели, ступни пульсировали, шея ныла, пот стекал под одеждой по искривлённой спине, беззубый рот безразлично кривился. С каждым вздохом в этом здании он ожидал проблем. С каждым приступом боли и спазмом он ждал, что практики хлынут из дверей и прирежут, как свиней, и его самого, и переодетых наёмников.
Но те несколько нервных человек, мимо которых они прошли, почти не поднимали взгляда. Страх сделал их небрежными. Мир качается на краю пропасти. Все боятся сделать шаг, чтобы не сорваться в пустоту. Инстинкт самосохранения. Он может разрушить эффективность человека.
Пошатываясь, Глокта прошёл в открытые двери приёмной перед кабинетом архилектора. Секретарь сердито дёрнул головой.
— Наставник Глокта! Вы не можете просто… — Он запнулся на этих словах, увидев, как в узкую комнату стали входить наёмники. — Я хотел сказать… вы не можете…
— Тихо! Я действую по личному приказу короля. — Что ж, все лгут. Разница между героем и злодеем лишь в том, кому из них верят. — Назад! — прошипел он двум практикам у двери, — или готовьтесь ответить за это. — Они переглянулись, а потом, когда появилось ещё больше людей Коски, вместе подняли руки и позволили разоружить себя. Инстинкт самосохранения. Он определённо мешает.
Глокта помедлил перед дверью. Где я так часто съёживался, к удовольствию его преосвященства. Пальцы покалывало от прикосновения к дереву. Неужели всё так легко? Просто войти внутрь при свете дня и арестовать самого влиятельного человека Союза? Глокте пришлось сдержать самодовольную ухмылку. Если бы я только подумал об этом раньше. Он повернул дверную ручку и шагнул за порог.
По большей части кабинет Сульта был таким же, как обычно. Огромные окна с видом на Университет, громадный круглый стол с украшенной драгоценными камнями картой Союза, богато отделанные стулья и мрачные портреты. Однако, на высоком стуле сидел не Сульт. А не кто иной, как его любимый ручной пёсик, наставник Гойл. Пытаемся примерить большой стул под себя, не так ли? Боюсь, для тебя он великоват.
Первой реакцией Гойла была ярость. Как смеет кто-то вот так сюда вламываться? Второй — замешательство. Кто бы посмел вот так сюда вламываться? Третьей — потрясение. Калека? Но как? А четвёртой его реакцией, когда он увидел Коску и четверых его людей, вошедших следом за Глоктой, был ужас. Что-то мы уже и не пищим…
— Ты! — прошипел он. — Но ты же…
— Зарезан? Боюсь, планы сменились. Где Сульт?
Взгляд Гойла метался по комнате — на карликового наёмника, на мужика с крюком вместо руки, на человека с жуткими прыщами, и остановился на Коске, который важно шёл по комнате, положив руку на эфес шпаги.
— Я тебе заплачу́! Сколько бы он ни платил, я удвою!
Коска протянул открытую ладонь.
— Я предпочитаю наличные прямо в руки.
— Сейчас? У меня с собой нет… у меня нет с собой!
— Как жаль, но я работаю по тем же принципам, что и шлюха. За обещания никакого веселья не купишь, друг мой. Совсем никакого веселья.
— Погодите! — Гойл, пошатываясь, поднялся, и сделал шаг назад, вытянув перед собой дрожащие руки. Но некуда идти, кроме как в окно. В этом-то и проблема с амбициями. Когда смотришь только вверх, легко забыть, что единственный путь вниз с головокружительной высоты — долгое падение.
— Сядьте, Гойл, — проворчал Глокта.
Коска схватил его запястье, жёстко вывернул руку за спину, заставив вскрикнуть и сесть на стул, приставил руку к затылку и врезал его лицом прямо по прекрасной карте Союза. Раздался резкий хруст, и нос Гойла сломался, забрызгав кровью западную часть Срединных земель.
Не очень нежно, но время для нежностей прошло. Признание архилектора, или кого-то близкого к нему… Сульт подошёл бы лучше, но если мозги не получить, то наверное придётся довольствоваться жопой.
— Где та девчонка с моими инструментами? — Арди осторожно прокралась в комнату, медленно подошла к столу и положила ящик.
Глокта щёлкнул пальцами, указывая. Подскочил толстый наёмник, крепко схватил свободную руку Гойла и резко положил на стол.
— Подозреваю, что вы думаете, будто ужасно много знаете о пытках, а, Гойл? Но поверьте мне, на самом деле вы ничего не поймёте, пока не проведёте достаточно времени по обе стороны стола.
— Сумасшедший мерзавец! — наставник извивался, брызгая кровью с лица по всему Союзу. — Ты перешёл границу!
— Границу? — Глокта разразился смехом. — Я провёл ночь, отрезая пальцы одному моему другу и убивая другого, и вы смеете говорить мне о границах? — Он поднял крышку ящика, и показались инструменты. — Важна лишь одна граница — та, что отделяет сильных от слабых. Человека, который задаёт вопросы, от человека, который отвечает. Нет никаких других границ.
Он наклонился вперёд и ткнул пальцем в висок Гойлу.
— Это всё в голове! Наручники, пожалуйста.
— А? — Коска посмотрел на жирного наёмника, и тот пожал плечами. Размытые татуировки на его толстой шее скорчились.
— Пффф, — сказал карлик. Прыщавое Лицо стоял тихо. Однорукий наёмник приспустил маску и ковырял крюком в носу.
Глокта выгнул спину и тяжело вздохнул. Опытных помощников поистине не заменить.
— Тогда, наверное, будем импровизировать. — Он вытащил дюжину длинных гвоздей и со звоном рассыпал их по столу. Вытащил молоток, заблестел отполированный боёк. — Думаю, вы понимаете, что мы собираемся с этим делать.
— Нет. Нет! Мы можем что-нибудь придумать, мы можем… — Глокта прижал острие гвоздя к запястью Гойла. — А-а! Подожди! Подожди…
— Будьте так любезны, вы не могли бы подержать это? У меня свободна лишь одна рука.
Коска осторожно взял гвоздь большим и указательным пальцами.
— Но направляйте молоток тщательно, хорошо?
— Не волнуйтесь. Я весьма точен. — Ужасно много практики.
— Погодите! — завопил Гойл.
Молоток издал три металлических щелчка, почти разочаровывающе тихих, и вогнал гвоздь точно между костями предплечья Гойла в стол. Тот взревел от боли, брызгая кровавой слюной на стол.
— Ой, да ладно вам, наставник. По сравнению с тем, что вы делали с узниками в Инглии, это даже слегка по-детски. Умерьте пыл. Если вы уже сейчас так кричите, то потом вам некуда будет развернуться. — Толстый наёмник сжал в коротеньких ручках другое запястье Гойла и положил на карту Союза.
— Гвоздь? — спросил Коска, поднимая бровь.
— О, а вы уже осваиваетесь.
— Погодите! А-а! Погодите!
— Зачем? За последние шесть лет это самый лёгкий способ повеселиться. Не завидуйте моим маленьким радостям. Мне их так мало достаётся. — Глокта поднял молоток.
— Подождите!
Щёлк. Гойл снова взревел от боли. Щёлк. Снова крик. Щёлк. Гвоздь прошёл насквозь, и бывший бич исправительных колоний Инглии оказался прибит за обе руки. Полагаю, вот куда заводят амбиции без таланта. Покорности научить легче, чем можно подумать. Чтобы проколоть заносчивость, достаточно гвоздя-другого в нужные места. Дыхание Гойла шипело через окровавленные зубы, пальцы цеплялись в дерево. Глокта неодобрительно покачал головой.
— На вашем месте я бы прекратил сопротивляться. Вы лишь терзаете свою плоть.
— Ты заплатишь за это, искалеченный гад! Не думай, что легко отделаешься!
— О, я уже заплатил. — Глокта медленно повернул голову, пытаясь хотя бы чуть-чуть размять ноющие мышцы. — Меня держали — не знаю точно сколько, но наверное несколько месяцев — в камере размером не больше ящика комода. Слишком низкая, чтобы стоять, или даже прямо сесть. В любой возможной позе — скрюченный, согнутый, страдающий. Сотни бесконечных часов в чернильной темноте, в душной жаре. Стоя на коленях в вонючей жиже собственного дерьма, извиваясь, изгибаясь и хватая ртом воздух. Моля о воде, которую мои тюремщики спускали через решетку наверху. Иногда они в неё мочились, и я был им за это благодарен. С тех пор мне никогда не удавалось выпрямиться. Я и правда понятия не имею, как не сошёл с ума. — Глокта подумал об этом некоторое время, а потом пожал плечами. — Может и сошёл. В любом случае, вот какие жертвы я принёс. А какие жертвы принесли вы, просто чтобы хранить секреты Сульта?
Никакого ответа, и только кровь текла из-под ладоней Гойла, собираясь в лужицу вокруг блестящего камня, который отмечал Дом Вопросов в городе Колоне.
— Хм. — Глокта крепко сжал трость, наклонился и прошептал на ухо Гойлу. — Между вашими яйцами и задницей есть маленький кусочек плоти. Вы его никогда на самом деле не видите, если только вы не акробат, или не имеете неестественного пристрастия к зеркалам. Вы знаете, о чём я говорю. Мужчины часами думают об области перед этим местом, и не меньше о том, что за ним, но сам этот маленький кусочек? Несправедливо забыт. — Глокта поднял несколько гвоздей и мягко позвенел ими перед лицом Гойла. — Сегодня я собираюсь это исправить. Начну там, и стану двигаться дальше, и поверьте, когда я закончу, вы будете думать об этом кусочке плоти до конца своей жизни. Практик Коска, не будете ли так добры, помогите наставнику Гойлу избавиться от штанов?
— Университет! — взревел Гойл. Вся его лысеющая голова покрылась испариной. — Сульт! Он в Университете!
Так быстро? Как жаль. Но задиры редко хорошо переносят поражение.
— Что он там делает, в такое время?
— Я… не зна…
— Неверно. Штаны, прошу вас.