ы.
Она услышала приближающиеся шаги. Кто-то осторожно и мягко ступал по аллее, так осторожно и мягко, что она едва различила эти шаги. И тут Ферро снова осознала, что улыбается. Очень хорошо иметь врага, иметь цель. Очень хорошо, особенно после того, как его долго не было. Это заполнит пустоту внутри, пусть даже на мгновение. Она сжала зубы, чувствуя, как ярость заполняет грудь. Горячая, волнующая ярость, спасительная и знакомая. Как поцелуй давнего возлюбленного, о котором тоскуешь.
Когда человек в черном повернул за угол, ее кулак был уже наготове и с хрустом врезался в его маску. Преследователь зашатался. Ферро приблизилась к нему, нанося удары обеими руками, так что его голова моталась то влево, то вправо. Он пытался нащупать нож, но делал это медленно и неумело. Едва он потянул лезвие из ножен, Ферро крепко схватила его за запястье. Локтем отбросила голову преследователя назад, ударила в горло, и он стал захлебываться. Она вырвала нож из ослабевшей руки, повернулась и ударила его в живот, так что он согнулся пополам. Коленом толкнула в лицо, закрытое маской, и человек плюхнулся на спину в грязь. Она опустилась следом, ногами крепко сжимая его туловище, рукой придавливая грудь. Его собственный нож был прижат к его же горлу.
— Посмотри-ка, — прошептала Ферро ему в лицо, — я поймала тень.
— Глу-к-х, — послышалось из-под маски, он вращал глазами.
— Трудновато говорить с этой штукой?
Она обрубила ножом завязки, на которых держалась маска, оставив длинную царапину на его щеке. Без маски человек выглядел совсем не опасным. Гораздо моложе, чем она думала, с прыщами на подбородке, с мягким пушком на верхней губе. Он дернул головой, потом снова остановил взгляд на Ферро. Недовольно огрызнулся, попробовал изогнуться, чтобы высвободиться, но она быстро вернула его на место. Прикосновение ножа к шее мгновенно успокоило пленника.
— Зачем ты идешь за мной?
— Я ни черта…
Ферро никогда не отличалась терпением. Она пришла в ярость и ударила ему в лицо локтем. Он сделал все, чтобы уклониться, но Ферро сидела у него на бедрах, придавив всем телом, и он был беспомощен. Ее рука врезалась в его рот, нос, щеку, ударила его головой о грязную мостовую. Еще четыре удара, и сражение для него было проиграно. Голова преследователя откинулась назад, а Ферро нагнулась над ним и приставила нож к шее. Кровь сочилась у него из носа и изо рта, стекала темными полосками сбоку по щеке.
— Теперь понимаешь меня?
— Я всего лишь наблюдаю. — Окровавленные губы не слушались, голос срывался. — Просто наблюдаю. Я не отдаю приказов.
Гуркские солдаты тоже не отдавали приказов уничтожить народ Ферро и сделать ее рабыней. Но это не освобождало их от вины. И не спасало от возмездия.
— А кто отдает приказы?
Он закашлялся, лицо его перекосила судорога, на ноздрях вздулись кровавые пузыри. И все, ни слова. Ферро нахмурилась.
— Ну? — Она опустила нож и прижала лезвие к его бедру. — Или ты думаешь, я не смогу отрезать тебе член?
— Глокта, — пробормотал он, закрывая глаза. — Мне приказывает… Глокта.
— Глокта.
Это имя ничего не значило для нее, но это была ниточка, за которую можно потянуть.
Она снова приставила нож к его горлу. Кадык вздымался и опускался, почти задевая лезвие. Она сжала зубы и потирала пальцами рукоятку, глядя вниз. Слезы заблестели в уголках его глаз. Лучше всего быстрее покончить с этим. Надежнее всего. Но рука почему-то не поднималась.
— Найди причину, чтобы я не делала этого.
Слезы наполнили его глаза до краев и потекли по окровавленным щекам.
— Мои птицы, — прошептал он.
— Птицы?
— Их некому будет кормить. Наверное, я заслужил такой конец, но мои птицы… они ничего дурного не сделали.
Она смотрела на него, сощурившись.
Птицы. Странно, чем живут люди.
У ее отца тоже была птица. Ферро помнила, как она сидела в клетке, свисавшей с шеста. Совершенно бесполезное создание, даже не умела летать, только цеплялась лапками за жердочку. Отец научил ее произносить несколько слов. Ферро смотрела, как он кормил птицу. Это было в детстве. Давно, еще до того, как пришли гурки.
— Ш-ш-ш, — прошипела она ему в лицо, прижав кинжал к шее.
Он съежился.
Затем она отняла лезвие, поднялась на ноги и встала над ним.
— Если я еще раз тебя увижу, эта минута будет последней в твоей жизни. Возвращайся к своим птицам, тень.
Он кивнул, его заплаканные глаза широко раскрылись, а Ферро повернулась и удалилась, скрывшись в темном переулке. Переходя мост, она бросила нож в воду. Раздался всплеск, и нож исчез, вокруг побежала рябь, круги расходились на темной илистой воде. Конечно, это ошибка — оставлять человека в живых. Жалость — почти всегда ошибка, как подсказывал ее опыт.
Но сегодня у нее было жалостливое настроение.
Вопросы
Полковник Глокта был изумительным танцором, но с покалеченной негнущейся ногой блистать на балу весьма затруднительно. Еще его отвлекало жужжание мух, и партнерша не помогала. Арди Вест выглядела хорошо, но ее постоянное хихиканье раздражало.
— Прекратите! — грубо оборвал ее полковник, кружа в танце по лаборатории адепта-медика.
Образцы в колбах вздрагивали и колебались в такт музыке.
— Частично съеден, — усмехнулся Канделау. Один глаз у него был сильно увеличен благодаря линзе. Он указал щипцами вниз. — Это ступня.
Глокта раздвинул кусты, прижав одну руку к лицу. Там лежало разделанное тело, красное и блестящее, почти не похожее на человеческие останки. Арди неудержимо засмеялась, взглянув на него.
— Частично съеден! — хихикала она.
Однако полковник Глокта не видел в этом ничего забавного. Жужжание мух становилось все громче, заглушая музыку. Что еще хуже, в парке вдруг стало ужасно холодно.
— Очень легкомысленно с моей стороны, — произнес голос за спиной Глокты.
— Что вы имеете в виду?
— Оставить это там. Но иногда лучше действовать быстро, чем осмотрительно. Правда, калека?
— Я помню это, — пробормотал Глокта.
Стало еще холоднее. Он дрожал как осиновый лист.
— Я помню это!
— Конечно! — прошептал голос.
Женский голос, но это была не Арди. Низкий хриплый голос, от звука которого у него задергался глаз.
— Что я могу сделать?
Полковник чувствовал, как нарастает отвращение. Раны на красном мясе зияли. Мухи жужжали так громко, что он едва расслышал ответ.
— Возможно, тебе следует отправиться в Университет и спросить совета. — Ледяное дыхание коснулось его шеи, по спине пробежала дрожь. — Возможно, там… ты сможешь узнать про Семя.
Глокта, шатаясь, добрел до нижней ступеньки лестницы и прислонился к стене. Дыхание со свистом вырывалось из горла, сдавленного рыданием. Левая нога дрожала, левый глаз дергался, словно они были связаны одной болью, пронзавшей его таз, живот, спину, плечо, шею, лицо. Эта боль нарастала с каждым мгновением.
Он с трудом заставил себя успокоиться. Стал дышать глубоко и медленно. Заставил себя отвлечься от боли и подумать о другом.
«Например, о Байязе и его неудачном путешествии за этим Семенем. В конце концов, его преосвященство ждет, а он не отличается терпением».
Глокта вытянул шею и почувствовал, как щелкнули позвонки между искривленными лопатками. Он прижал язык к деснам и захромал с лестницы в прохладную темноту книгохранилища.
Здесь ничто не изменилось за прошедший год.
«Или за несколько прошедших веков».
В сводчатых помещениях стоял затхлый запах древности, их освещала только пара тусклых, мерцающих светильников, тянулись прогнувшиеся полки, скрытые колеблющимися тенями.
«Пора еще разок покопаться в пыльных отходах истории».
Адепт-историк тоже совсем не изменился. Он сидел за своим покрытым пятнами столом, погрузившись в кипу бумаг весьма древнего вида, освещенный танцующим пламенем одинокой свечи. Он поднял голову, когда Глокта приблизился.
— Кто там?
— Глокта. — Он подозрительно вглядывался в темный потолок. — А что случилось с вашим вороном?
— Умер, — печально пробормотал старый библиотекарь.
— Стал историей, можно сказать!
Но старик не улыбнулся.
— Ах да. Это случится со всеми нами. — «И с некоторыми даже раньше, чем с остальными». — У меня к вам есть вопросы.
Адепт-историк наклонился над столом, настороженно вглядываясь в лицо Глокты, словно никогда прежде не видел перед собой человека.
— Я помню вас.
«Чудеса случаются».
— Вы спрашивали меня о Байязе. О первом ученике великого Иувина, о первой букве в алфавите…
— Да-да, так и было.
Старик нахмурился.
— Вы принесли обратно манускрипт?
— Делатель упал, пылая огнем, и так далее. Боюсь, нет. Он у архилектора.
— Неужели? Об этом человеке я много слышал в последнее время. Там, наверху, только и твердят о нем. Его преосвященство это, его преосвященство то. Меня уже тошнит от этих слов.
«Это чувство мне очень хорошо знакомо».
— Теперь все как будто свихнулись. Все суетятся и галдят.
— В верхах большие перемены. У нас новый король.
— Я знаю! Гуслав?
Глокта глубоко вздохнул, усаживаясь на стул с другой стороны стола.
— Да, именно он.
«Старик запоздал лет на тридцать, не меньше. Не удивлюсь, если он считает, что на троне до сих пор сидел Гарод Великий».
— А чего вы хотите на этот раз?
«О, хочу побродить в темноте в поисках постоянно ускользающих ответов на мои вопросы».
— Я хочу узнать о Семени.
Изборожденное морщинами лицо не дрогнуло.
— О чем?
— О нем упоминается в вашем драгоценном манускрипте. Это то, что Байяз и его друзья-маги искали в доме Делателя после гибели Канедиаса. И после смерти Иувина.
— Чушь! — Адепт махнул рукой, дряблая кожа на его запястье дрогнула. — Тайны, власть. Это метафора.
— Похоже, Байяз так не думает.
Глокта придвинул стул ближе и понизил голос.
«Хотя тут и нет никого, кто мог бы услышать».