Даже забавно, что принять такое важное решение предстоит именно ему. Всего лишь год назад он с гордостью заявлял, что ничего не знает и ни о чем не заботится. Потом Джезаль начал подозревать, что любой человек, оказавшийся на вершине власти, на самом деле не знает, что делает. Самый лучший на этом посту мог только поддерживать некую иллюзию, что он, возможно, что-то знает, и время от времени стараться подтолкнуть бессмысленный поток событий то в одном направлении, то в другом, отчаянно надеясь, что это направление окажется правильным.
А что правильно?
— Дайте мне ответ! — прокричал Мальзагурт. — У меня еще есть дела!
Джезаль нахмурился. Ему до смерти надоел диктат со стороны Байяза, но старый осел, по крайней мере, сыграл свою роль в его восхождении на трон. Его тошнило от презрения Терезы, но она, по крайней мере, была его женой. К тому же его терпение не безгранично. Он отказывался быть игрушкой в руках много возомнившего о себе гуркского генерала и какого-то треклятого дурака жреца.
— Я отклоняю ваши условия, — небрежно крикнул он со стены. — Отказываюсь от них окончательно и бесповоротно. У меня нет привычки сдавать моих советников и мои города или отказываться от своей суверенной власти, просто потому что меня попросили. Особенно перед стаей гуркских дворняжек с плохими манерами и дурными умишками. Вы не в Гуркхуле, генерал, здесь ваша самоуверенность подходит вам ничуть не больше, чем ваш несуразный шлем. Думаю, вы получите жестокий урок, прежде чем покинете эти берега. А еще я бы попросил, пока вы не убрались отсюда: может, вы и ваш жрец трахнете друг друга? Вдруг вы сможете раззадорить великого Уфмана-уль-Дошта, а заодно и знаменитого пророка Кхалюля? Пускай они присоединятся к вам!
Генерал Мальзагурт нахмурился. Он быстро посовещался с адъютантом, очевидно не до конца поняв самые прекрасные в своей дерзости пункты последнего высказывания. Как только он все уразумел, генерал гневно поднял темнокожую руку и выкрикнул какой-то приказ на кантийском языке. Джезаль увидел, как среди домов, расположенных за стеной, забегали люди. В руках у них были факелы.
Гуркский генерал бросил последний взгляд на башню над воротами.
— Проклятые розовые! — выкрикнул он. — Животные!
И, рванув поводья, умчался прочь. Его офицеры поспешили за ним, копыта застучали по земле. Мамун задержался на мгновение, печаль отразилась на его красивом лице.
— Значит, да будет так. Мы наденем доспехи. Пусть Бог простит тебя, Байяз.
— Ты нуждаешься в прощении куда больше, чем я, Мамун. Проси милости самому себе.
— Я так и делаю. Каждый день. Но за всю мою долгую жизнь ни разу не заметил, чтобы Бог был великодушен.
Мамун развернул лошадь и медленно поехал обратно к позициям гурков мимо заброшенных стен, которые жадно облизывали голодные языки пламени.
Джезаль глубоко, прерывисто вздохнул, глядя на массу людей, передвигавшихся среди полей. Будь проклят его язык. Он втянул их всех в чудовищные неприятности. Но теперь поздновато менять решения. Он почувствовал, как Байяз отечески прикоснулся к его плечу. Этот покровительственный жест стал казаться Джезалю весьма назойливым за прошедшие несколько недель. Он сжал зубы, чтобы не сбросить резко эту руку.
— Тебе надо обратиться к народу, — сказал маг.
— Что?
— Верные слова могут повлиять на ситуацию. Гарод Великий мог говорить почти без подготовки. Разве я не рассказывал о том, как он…
— Очень хорошо, — отрезал Джезаль. — Я сделаю это.
Он направился к противоположному парапету со всем энтузиазмом приговоренного, идущего на плаху. Разношерстая толпа стояла внизу в тревожном ожидании. Джезалю пришлось взять себя в руки и не теребить пряжку на ремне. Потом он забеспокоился, что его брюки могут вдруг упасть прямо перед народом. Забавная мысль. Он откашлялся. Кто-то увидел его и показал на него:
— Король!
— Король Джезаль!
— Король будет говорить!
Толпа сдвинулась и растянулась, переместившись к башне. Море надежды и страха, испуганные бледные лица. Шум на площади по-тихоньку затих, воцарилось молчание.
— Друзья мои… соотечественники… мои подданные!
Его голос прозвучал с приятной уху властностью. Хорошее начало, такое… риторическое.
— Наших врагов, возможно, много… очень много.
Джезаль проклял себя. Так едва ли внушишь энтузиазм массам.
— Но я призываю вас: мужайтесь! Наши укрепления сильны. — Он постучал рукой по камню. — Наше мужество достойно подражания. — Он стукнул себя по полированному нагруднику. — Мы будем держаться твердо!
Это уже лучше. Он вдруг открыл в себе талант произносить речи. Толпа явно расположилась к нему, он чувствовал это.
— Нам не придется держаться очень долго! Лорд-маршал Вест с армией уже идет нам на помощь.
— Когда? — выкрикнул кто-то. Волной прокатился сердитый шепоток.
— Ээ… — Джезаль, сбитый с толку, нервно взглянул на Байяза. — Ээ…
— Когда они придут? Когда?
Первый из магов шикнул на Глокту, и калека сделал резкий жест рукой кому-то внизу.
— Скоро! Можете положиться на это!
Треклятый Байяз! Это ужасная идея — обратиться к народу. Джезаль не имел ни малейшего понятия, как воодушевить толпу.
— Что будет с нашими детьми? Что будет с нашими семьями? Наши дома сожгут?
Горестные стенания нарастали.
— Не бойтесь! Я вас прошу, пожалуйста…
Черт бы их побрал! Он не мог позволить себе просить, он был королем.
— Армия идет к нам!
Джезаль заметил внизу черные фигуры, протискивающиеся сквозь толпу. Практики инквизиции. Они направлялись, к его облегчению, в ту сторону, откуда слышались вопросы.
— Они уже выступили с Севера! Не сегодня-завтра придут нам на помощь и проучат этих гуркских собак…
— Когда? Когда это будет…
Черные дубинки взметнулись и опустились в середине толпы, и вопрос оборвался, завершившись пронзительным криком. Джезаль постарался заглушить его.
— Но пока они не подошли, неужели мы позволим гуркскому отродью свободно гулять по нашим полям? По земле наших отцов?
— Нет! — крикнул кто-то, к великому облегчению Джезаля.
— Нет! Мы покажем этим кантийским рабам, как умеют сражаться свободные граждане Союза!
В толпе зародилось воодушевление, правда, немного вялое.
— Мы будем сражаться отважно, как львы! Яростно, как тигры!
Теперь слова полились так, будто он говорил именно то, что думал, и ему даже нравилось говорить. Возможно, все так и получится.
— Мы будем сражаться, как сражались во времена Гарода! Во времена Арнольта! Во времена Казамира!
Приветствия зазвучали громче.
— Мы не остановимся, пока гуркские дьяволы не уберутся назад за круг морей! Никаких переговоров!
— Никаких переговоров! — выкрикнул кто-то.
— Проклятые гурки!
— Мы никогда не сдадимся! — закричал Джезаль, ударив кулаком по парапету. — Мы будем сражаться за каждую улицу! За каждый дом! За каждое помещение!
— За каждый дом! — завопил кто-то с фанатичным восторгом, и граждане Адуи вразнобой поддержали его.
Чувствуя, что поймал удачу, Джезаль выхватил из ножен меч, очень кстати воинственно звякнувший, и высоко поднял над головой.
— И я с гордостью обнажу свой меч рядом с вами! Мы будем сражаться друг за друга! Мы будем сражаться за Союз! Каждый мужчина, каждая женщина — все будут героями!
Рев восторга стал оглушительным. Джезаль взмахнул мечом, и словно волна прокатилась над толпой, когда люди потрясали в воздухе копьями. Джезаль широко улыбался. Люди любили его и были готовы идти за ним в бой. Вместе они одержат верх, чувствовал он. Он принял правильное решение.
— Неплохо, — прошептал Байяз ему на ухо. — Неплохо сказано…
Терпение Джезаля иссякло. Он повернулся к магу, сжав зубы.
— Я знаю, как это сказано! У меня нет никакой необходимости в вашем постоянном…
— Ваше величество! — послышался высокий голос Горста.
— Как вы смеете прерывать меня? Какого черта…
Тираду Джезаля прервала багровая вспышка, которую он увидел краем глаза, а за ней последовал громовой раскат. Он резко повернул голову и увидел пламя, взметнувшееся над крышами домов справа.
Толпа на площади ахнула в один голос и в панике зашевелилась.
— Гурки начали обстрел! — сказал Варуз.
Вспышка огня появилась в бледном небе над позициями гурков. Джезаль смотрел, приоткрыв рот, как снаряд летит на город. Он врезался в здания, на этот раз слева от Джезаля, и яркое пламя взметнулось в воздух. Ужасающий гул ударил в уши через мгновение.
Внизу послышались крики. То ли приказы, то ли вопли страха. Толпа засуетилась, двигаясь во всех направлениях сразу. Люди кинулись к стенам, к своим домам или просто заметались — хаотический клубок толкающихся тел и покачивающегося оружия.
— Воды! — кричал кто-то.
— Пожар!
— Ваше величество! — Горст был готов помочь Джезалю сойти вниз. — Вы должны немедленно вернуться в Агрионт.
Джезаль вздрогнул от еще одного громогласного взрыва, раздавшегося на этот раз гораздо ближе. Маслянистые клубы дыма уже поднимались над городом.
— Да, — пробормотал он, позволяя отвести себя в безопасное место. Он вдруг понял, что все еще держит в руке обнаженный меч, и виновато спрятал его в ножны. — Да, конечно.
Бесстрашие, как говорил Логен Девятипалый, это бахвальство дураков.
Сложное положение
Глокта трясся от смеха. Захлебывающийся хрип с придыханием стекал по его голым деснам вместе со слюной, жесткий стул поскрипывал под костлявым задом, кашель и всхлипывания глухо отдавались от голых стен его полутемной гостиной. Этот смех очень походил на рыдания.
«Отчасти так оно и есть».
Каждое резкое движение согнутых плеч отдавалось в шее так, словно в нее вбивали гвозди. Каждый толчок грудной клетки посылал вспышки боли до самых кончиков пальцев — тех, что остались. Он смеялся, и смех причинял ему боль, но эта боль заставляла его смеяться еще больше.
«О, какая ирония! Я хихикаю от безнадежности. Я ликую от отчаяния».