Жутковатый саквояж с острыми штуками и закупоренными бутылочками.
Не было ни одного человека, который бы, увидев его, выжил, чтобы о нем рассказать. И Верн частенько ёжился при мысли, что из этого саквояжа извлекут что-нибудь и с его именем. А там, в утробе из фиолетового шелка, явно скрывалось нечто, сваренное лично для него.
Верн сложил крылья и нырнул в дверь. Внутри плавучего дома обстановка была куда приятнее. Ваксмен любил удобства, пусть и не привлекал к этому факту внимания. Единственными, кто об этом знал, были Верн и Боди Ирвин, заказывавший ему антиквариат и часто завозивший такие покупки на экскурсионном крейсере, если по причине их громоздкости доставка курьером была невозможна.
Ковры по всему полу, в основном североафриканские, лежащие внахлест. Цветной покров из сплетений текстур. Стены, накачанные пеноматериалом, славный тихий генератор «Хонда», подающий электричество, когда иссякают солнечные батареи на крыше. В то время как Верн пришпилил на верхушку дерева тарелку и развлекался кабельным, у Ваксмена были книги: полки тянулись вдоль трех стен, и пустовали только самые нижние, на случай сырости или грозы – тактический прием, усвоенный благодаря горькому опыту, а самой болезненной потерей было залитое водой первое издание «Улисса». Ирландская версия.
Верн глумился: «Ирландский «Улисс»? Я б за это дерьмо и десятки баксов не отдал. Тебя развели, Вакс. Улисс – это был греческий хер».
Это чуть не положило конец их симбиозу.
Но Ваксмен перетерпел.
«Вот скажи, Хайфаэр, как может дракон быть настолько старым и настолько же дремучим?»
Диалог этот привел к раздражению обеих сторон, но в итоге они забили. Выбора-то нет. Что им тут еще, черт возьми, поделать?
Из-за эпизода с «Улиссом» в доме теперь постоянно работали целых два осушителя и кондер, притаившийся в углу. Еще была кровать из черного дерева весьма внушительных размеров и «тропический» душ, которому Верн завидовал, хоть и обстебывал.
– Следи тут за всем барахлом, когда я слягу, – сказал Ваксмен. – Особенно за книгами. Случится что с моим Фолкнером, и все, последний гвоздь в крышку гроба, если ты понимаешь, о чем я.
Верн уселся в бархатное кресло, где под задницей был заботливо сделан удобный выпил для хвоста.
– Ты ж не скоро собрался?
Ваксмен выудил из шкафчика бутыль отменного ирландского виски.
– Может, и скоро. Шкурой эту дрянь чую.
Верн взял из его рук наполненный стакан.
– Шкурой? Черта с два. Ты тут у меня в мистики заделался, что ли?
– Не-е, – отмахнулся Ваксмен, принюхавшись к напитку, – кожа вся чешется. Сам посмотри, Хайфаэр. Я весь серый, как барсучья жопа. Этой коже пора сходить. Могу показать, если страстно желаешь подробностей.
Верн осушил стакан одним глотком.
– Воздержусь, пожалуй. Твоей рожи и так хватает.
– Взаимно, – согласился могвай. – Суть в том, что свербит уже выше среднего, а значит скоро придется прилечь в земельку.
– Бля, Вакс. Когда?
– Как только, так сразу. Когда порешаем все вопросики. Начнем с того, что тебя сегодня привело.
Новость Верна не слишком обрадовала.
– Ну брось, Вакс, разве нет способа как-нибудь обойтись?
Могвай хохотнул.
– Ага, Хайфаэр. Ща брякну матушке-природе, попрошу подстегнуть эволюцию. Для такого древнего ублюдка ты что-то чересчур тупой.
Верн заглотил вторую порцию и нахмурился.
– Если уж пьем вискарь, то ты знаешь, я предпочитаю скотч.
– Извини, – ответил могвай, выдавая ложь ухмылкой, – у меня только ирландский. Как «Улисс».
Верн, скрестив ноги, уставился сквозь золотистую поволоку внутри стакана на мергелевые оттенки коврика. Покрутил граненое стекло, словно эдакий калейдоскоп.
– Мне нужен саквояж.
Ваксмен вздохнул так глубоко, что до того самого саквояжа достало.
– Брось, Хайфаэр. Мне вот он уже давным-давно не нужен. Старость, все дела. Никого убивать уже ни черта не хочется. Хочешь кого прикончить – давай-ка сам. Раньше с этим проблем не бывало.
– Тут другое дело. Нужно прикончить одного парнишку. Человека, если так твоей совести спокойней.
– Спокойней, но ненамного. По правде сказать, надоело мне весь мир ненавидеть. Слишком уж напрягает.
– Знаю, – отозвался Верн. – Даже Айс Кьюб нет-нет да улыбнется. Но меня увидели, Вакс. Вблизи. Как летаю, треплюсь, все такое.
– И что человек? Ты его упустил?
– Аллигатор, мать его. Вломился права качать. Только я отвлекся, как человек – мальчишка – шасть в окно. Храбрый паршивец, ничего не скажешь.
Ваксмен оживился.
– Храбрый паршивец, говоришь? А имя у него есть?
– Есть-есть. Дебильное.
Называть его дракону не понадобилось.
– Аж под ложечкой засосало, – произнес Ваксмен. – Пшик Моро, я прав?
Теперь оживился уже Верн.
– Правее некуда, Вакс. Эта твоя ложечка удивительно, мать ее, чувствительная.
– Не, – отмахнулся могвай. – Я просто знаком с Пшиком, и все.
– Знаком? Это же не повод все портить? Ты же помнишь наше соглашение.
Ваксмен прочесал бороду пальцами.
– Помню, Верн. Или мы, или они, верно?
– Да, черт возьми. Как было всегда. Разъяренную толпу от нашей двери отделяет всего-то один болтливый пацан.
– Дело, Хайфаэр, в том, – произнес Ваксмен медленно, – что этот малец, Пшик, не то чтобы болтает.
Верн фыркнул.
– А как завидел драконье пламя, так наболтал предостаточно. Весь такой заинтересовался, пальцы показывал, вся херня.
Ваксмен так улыбнулся, что кто-нибудь внимательный мог бы разглядеть второй ряд зубов, скрытый за первым.
– Ага, Пшик умеет пустить пыль в глаза.
– Ты тут что, размяк? – поинтересовался Верн, слегка удивленный отношением Ваксмена. – В человеколюбы заделался?
– Никого я не люблю, – ответил Ваксмен, – даже твою жопу чешуйчатую. Но Пшик – особый случай. По заслугам.
– Какого рожна ты несешь, Вакс? Каким заслугам? Ты чего это, кинуть меня удумал?
– Угомонись, Хайфаэр, – произнес Ваксмен, а потом и вовсе шикнул на дракона.
Шикать на Верна было бесполезно.
– Угомонись! Забыл клетку, в которой я тебя нашел? Посмотри на себя, Вакс. Весь обмурчался над пацаном.
– Ну, ты погляди, – хлопнул в ладони Ваксмен. – Хайфаэр в шоке. Что там у вас случилось?
– Херня, – ответил Верн. – Херня случилась. Взрывы. Тонущие лодки. Полный джентельменский набор. Я или замну это дельце, Вакс, или свалю. Не то чтобы мне тут офигенно нравилось, но так-то мне нигде не нравится.
– И этот мальчик, Пшик? Единственный выход?
– Как вижу. Если у тебя, конечно, не завалялось в рукаве козыря.
Ваксмен вздохнул.
– Ну не хочется мне, Хайфаэр. Мальчик делает для меня то, что я для тебя, если улавливаешь. Держит меня в цепи поставок. Да и хороший он, пацан этот. Смышленый. Не стукачок.
– Ага, – фыркнул Верн, – никто не стукачок, пока ко мне не приглядится. Мелкий жопошник уже, думаю, и настучал. Единственное, на реке он нарвался на констебля Хука, так что, возможно, к стражам порядка и не побежит.
– А давай я грохну Хука? – оживился Ваксмен. – Подсуечусь как нефиг-нафиг. Как раз есть склянка для этого мудака.
Верн качнул головой.
– Хук видел разве что, как его же зад полыхает. Будет держаться подальше.
– Ты не знаешь Хука. От него жди проблем. Смердит ими за милю.
– Вот пусть за милю и остается.
Ваксмен взялся за края котелка обеими руками и, аккуратно сняв, устроил его у себя на коленях, как домашнюю кошку.
– Значит, нацелился на мальца?
– Не вижу выхода. Отметил для тебя его жилище. Там у настила такие железные перила. Давай быстрее, мой тебе совет. Пока пацан не нашептал там всякого дружочкам.
Ваксмен погладил шляпу, что было откровенно стремной привычкой.
– Драконьи метки не нужны, Хайфаэр. Через полчасика или около того пацан сам явится сюда.
Верн поймал себя одновременно на восхищении и тревоге.
– Сюда? Удобно, ничего не скажешь. Надо бы мне в темпе вальса катиться, пока ты тут делом займешься.
Могвай хохотнул.
– Нет уж, сэр. Верно, что Ваксмен бродит там, куда тебе дорога заказана, но раз уж ты сам явился не запылился, думаю, сможешь пересидеть маленечко и сам со своим грязным дельцем разберешься.
– Да брось, Вакс. Мне надо убраться. За исчезновение людей у нас отвечаешь ты.
Могвай призадумался.
– Я об этом размышлял. Люди, драконы, могваи – нет плохих видов, нет хороших. Не ты ли мне постоянно твердишь, каким сучарой был твой брат?
– А он и был сучарой, – пылко подтвердил Верн, в секунду вспомнив, как Джубел, нависая, размазывал ему по лицу свиные кишки.
– Три тысячи лет, а тебя все никак не отпустит. Но я к тому, что все мы – души. Есть души хорошие, есть плохие. Мальчишка Пшик болтается где-то посередке, но я верю, что клонится он все-таки к добру. Так что если хочешь его убрать, вопреки моему совету, то разделывайся с ним сам.
Верн сощурился, прикидывая. Могвай столь конкретными советами не разбрасывался. Пустая болтовня – вот тебе и вся глубокомысленность ток-шоу «У Ваксмена». Верн привык раздумывать над любой относительно философской мыслью, которую слышал от друга, но сейчас не было ни времени размышлять, ни места строить теории о душах. От мальчишки нужно избавиться – такова голая до костей правда.
Верн подумал, не надавить ли авторитетом, но, честно говоря, весь могвайско-драконий договор относился скорее к категории равностороннего партнерства, и винить Ваксмена за то, что тот с подозрением отнесся к заданию, он не мог. Такое больше не в его характере. У могвая, разумеется, был его саквояж с сюрпризами, но открывать его без крайней необходимости не доставляло удовольствия. И Ваксмен обозначил грань: дети любого вида. Можно, конечно, поспорить, что этот пацан Моро уже не совсем ребенок, но и не то чтобы взрослый.
– На уступки ты, думаю, тут не пойдешь? – спросил Верн.
– Не-а, – подтвердил Ваксмен, пропуская перо на котелке через пальцы, как поглаживал бы крохотную птичку.