– Тут не то чтобы платят, – произнес могвай.
– Черт, – опешил Пшик. – Я умираю?
– Все умирают, мальчик, – ответил Ваксмен. – Даже вот этот лорд Хайфаэр, но тебя эта участь определенно настигнет существенно раньше.
– Да бросьте, Ваксмен, – возразил Пшик. – Не надо дурака валять. Я хороший курьер, уже три года на вас работаю.
Что было правдой, и потому могвай неохотно уступил. А вообще-то надеялся потянуть резину.
– Ладно, сынок. Верн обдал тебя драконьим дыхом. Полной дозой. А для людей он смертелен, и тут я не шучу.
Пшик не мог поверить ушам.
– Вы убили меня за доставку водки? Поверить не могу. Бедная моя мама…
При упоминании Пшиковой матушки Ваксмен вмешался с одним «но».
– Но: последствия обратимы, если у тебя есть выход на противоядие.
– Ага, – грустно отозвался Пшик, – а оно, спорим, растет в козлиной жопе на вершине Эвереста, и топать за ним надо уже сейчас.
– Не совсем, – Ваксмен раскрыл ладонь, на которой обнаружился маленький, блестящий кругляш янтарного цвета. – Эта штучка – Вернова чешуйка. Он ими линяет повсюду. Примерно дважды в неделю и на протяжении нескольких месяцев тебе нужна будет свежесброшенная.
Пшик взял кругляш.
– И что? Положить на лоб или типа того?
– О, ни черта подобного, – ответил Ваксмен с самым серьезным видом. – Это, что называется, пессарий, а значит его нужно сунуть туда, где солнышка не видать, да поглубже.
– Брось, Вакс, – подал голос Верн, – не надо с ним играть.
– Их жуют, – объяснил Ваксмен. – Как табак. Пока не станут бесцветными. Вот и все дела.
– А если я не буду жевать?
– На первых порах – судороги, – сказал могвай.
– А потом жжение в потрохах, – продолжил Верн.
– И тошнота, – добавил Ваксмен. – Но тебе будет не до нее, слишком уж тебя займет жжение.
– А потом выблюешь легкие.
– Последний парниша их высрал, – не согласился Ваксмен.
– Нет, высрал он дерьмопровод. Кишки, то бишь. Легкие повыше будут.
– Ну, спец тут ты, – уступил могвай. – В любом случае, все полезет наружу.
– А потом лопнет сердце.
Пшик сунул чешуйку в рот и принялся сосать, как ребенок пустышку. Горчило, но можно и потерпеть, учитывая альтернативу.
– Улавливаешь последствия? – поинтересовался Ваксмен, пока Пшик вовсю трудился над чешуйкой. – Подгадишь Верну – не получишь чешуйку. Приведешь ораву – не получишь чешуйку. Маленькая такая подстраховка для лорда Хайфаэра.
Пшик кивнул. Он улавливал. За всю жизнь он еще никогда так хорошо не улавливал, как сейчас.
– Так что, пока я перезаряжаюсь, мои обязанности на тебе. Через три месяца вернусь – и можешь быть свободен.
Верн вскинул надбровные дуги.
– Три МЕСЯЦА, Вакс? Ах ты ж мудозвонище. Три месяца без кабельного я б как-нибудь пережил. Да я и бухло сам себе гнать могу, если припечет.
– А я разве сказал три года? – невинно удивился Ваксмен. – Имел в виду месяца, Хайфаэр. Искренне извиняюсь.
– Ты меня развел, Вакс. Ты как будто не хочешь, чтобы я прикончил этого пацана.
– Он – душа, Верн, – заявил могвай, неуклонно возвращаясь к своей философии. – Все мы души. Придется тебе в это врубиться.
– Эти нотации про души у тебя на могиле выбьют, – огрызнулся Верн, пиная ножку Ваксменовой кровати. – И ни черта мне не придется, потому что я последний дракон.
– Это ты так говоришь, – сказал Ваксмен, – но мир большой, а ты уже давненько жалом по сторонам не водил.
– Водить жалом по сторонам, как ты выразился, Вакс, это напрашиваться на убийство. Драконы узнали это на собственной шкуре.
Наблюдая, как они препираются, Пшик вдруг понял, что с легкостью может метнуться к двери.
«Но у меня в легких драконий дых, – подумал он. – Так что бежать некуда».
Пшику показалось, что он уже где-то слышал про этот дых, может, в книжке читал. Звучало, конечно, бредово, но только если не верить в драконов. А когда он стоит прямо у тебя перед носом, тут без вариантов, поверишь во все на свете.
– Ладно, – сказал Пшик, – я согласен взяться за работу, будто у меня вообще есть выбор. Во сколько явиться?
Ваксмен прервал спор.
– Во сколько? Я б сказал, к ночи. Тебе как, Хайфаэр?
Верн прикинул цифры.
– Не раньше, Вакс. Надо заняться производством, если ты понимаешь, о чем я.
– Я тебя услышал, брат. Что скажешь, если мы тут малость закатим вечеринку? Устроим себе проводы. Как раз и оставишь нашему работничку первый платеж.
Пшик начал улавливать, чем тут пахнет.
«Епт», – подумал он, а потом добавил и вслух:
– Епт.
Глава 7
Хук очнулся на следующий день в обед с ощущением, как будто его вынесло из Грохота в джунглях. Может, на эту мысль натолкнула правая рука, запакованная словно в боксерскую перчатку, не говоря уже о раскалывающейся голове, в которой как бабочка порхал Мохаммед Али и молниеносно лупил Хука по глазницам.
«Господи боже», – хотел сказать констебль, но нарушить вторую заповедь ему не позволил рот суше песка в пожарном ведре, так что он едва смог разомкнуть губы.
И губы эти исторгли не столько речь, сколько животный рык, но и его оказалось достаточно, чтобы привлечь внимание медсестры с другой стороны ширмы, отделяющей больного от остатка маленькой палаты.
Медсестрой этой была Элоди Моро, которая выглядела так, словно дай ей волю, и она проспит сотню лет.
«Хреново девчонка выглядит, – подумал Хук. – Не ту я, наверное, выбрал женщину, чтоб сохнуть».
Но потом Элоди ему улыбнулась, и все сомнения улетучились.
– Констебль Хук, – произнесла она. – Очнулись, слава Всевышнему.
Ридженс был не настолько туп, чтобы не узреть в ее благодарности богу подтекст; это фигура речи, чистой воды. Однако есть масса примеров, когда благодаря травме отношения таки вспыхивали. Может, сейчас случится то же самое.
Элоди залила ему немного воды в пересохшую глотку, и когда Хуку этих возлияний хватило, он спросил:
– Насколько я вырубился?
– На всю ночь, – ответила Элоди, – и почти все утро. Храпели как боров. Никогда такого рева не слышала.
«На прочность меня проверяет, – решил Хук. – Люди борзеют, легко пнуть того, кому хреново».
– Осторожней, сестричка, – сказал он негромко, но с долей резкости. – У хранителей порядка тоже есть чувства.
Элоди отступила.
– Простите, констебль. Не хорошо это, так себя вести у постели больного.
– Зависит, конечно, от постели, – заметил Хук и на этом остановился. На следующей неделе, может, если пронесет буря с Карнаханом, прокатится к лачуге Элоди, отблагодарит как следует.
– Звонки мне были? – спросил констебль потом.
– Нет, но я набрала Лори, – ответила Элоди.
Хук заворчал. Лори звали секретаршу, которую он делил с мэром Шайном. Пети-Бато позволить себе еще одну не мог, так что, по правде, всей своей бюрократией Хук занимался сам, но Лори дежурила на телефоне по утрам в будни. Чаще всего.
– И как она, соскучилась по мне?
– Лори интересовалась, где вы, и я сказала, что вы отдыхаете тут после змеиного укуса. На посту ничего особенного. Лори говорит, вчера ниже по реке что-то грохотало – наверное, болотных крыс динамитом глушили.
«Динамитом глушили, – подумал Хук. – Епт, да эти люди сами себе все и объяснили».
– Я сказала, вы не выйдете еще как минимум несколько дней. Может, неделю.
– Неделю? Некогда мне тут неделю отлеживаться.
Что было правдой. Хук чуял, что время – ценный ресурс, которого сейчас в избытке у него не водилось.
Как он видел ситуацию: Айвори отправляет его в байу, свершить малость болотного правосудия над Уиллардом Карнаханом. Что для Айвори вполне имеет смысл, ведь Хук – его человек на воде. Но затем новоорлеанский шеф решает укрепить хватку на Ридженсе и отправляет шпиона снять видео, как тот выполняет работу.
Спутанный, мать его, клубок, подумал Хук.
И, значит, из всей этой ситуевины вылупилась новая: шпик Айвори или помер, или нехило потрепан, а его шеф знает, что Хук и догадался, и добрался до него.
«Если все-таки Айвори, – размышлял констебль, – хорошо, если не Айвори, то я понятия не имею, по какому следу вести охоту».
Понятие это Хуку следовало иметь, однако, спасибо яду, голова до сих пор трещала. Положение выходило критическое, и лучше б его сгладить. То, что по душу Хука может явиться Айвори, несколько препятствовало Хукову же плану явиться по душу Айвори, а это в его представлении был эндшпиль.
– Вам надо отлежаться, констебль, – продолжила Элоди, пытаясь звучать твердо. – Мы только сняли вас с диализа. Врач хочет еще понаблюдать, на случай, если симптомы вернутся.
Хук сел – что стоило ему существенных усилий.
– Просто помоги мне встать, мисс Элоди. Надо звоночек сделать.
– Я еще даже не рассказала о физиотерапии, – возразила Элоди. – Хотите потерять возможность использовать руку целиком? Потому что этого вы звонком и добьетесь.
– Сунь брошюрку под подушку, – отмахнулся Хук. – Сам о себе позабочусь.
Элоди снова попыталась его переубедить:
– Вам даже ходить не стоит, констебль. В вашем-то состоянии.
Хук свесил ноги с постели.
– Сладкая, да я с сотрясением целый патруль по Эр-Рамади провел, так что, думаю, по этажу точно смогу.
Обращение заставило Элоди малость вздрогнуть, но она его проглотила.
– Вы же ослепнете!
– Ну, в таком случае, – отозвался Хук, – я совершенно точно вернусь в постель.
Девчонка определенно изо всех сил старалась спасти ему жизнь, тут констебль отдавал ей должное. Даже если она не то чтобы по нему вздыхала. Пока что.
«Удвою усилия, – решил констебль. – Может, уложу ее пацана в лазарет на недельку-другую, расчищу дорожку. Но сейчас нужно попробовать взять короля Нового Орлеана под колпак».
Мысли об Айвори подпортили Хуку настроение, и любовь к Элоди Моро вылетела у него из головы.
– Отведи меня к моему телефону, женщина! – рявкнул он, выдернув из руки капельницу. – Я должен заняться делом.