Пшику нравился вечер, когда луизианское солнце, слово меласса, обволакивало шею и руки. Нравилась вода, как она так быстро меняла цвет: в одну секунду была зеленая с прожилками меди, в следующую – стальная с серебристыми завитушками ряби, и наконец – небесно-голубая. Как будто ты в собственной лодке и меж берегов святилища, где нет ничего, кроме реки. Эдакий тайм-аут от всего мира на несколько минут. Пшик проводил здесь бо́льшую часть каникул, когда не проворачивал мелкие делишки и не отрабатывал смены. Присматривал за сетями, выуживал из нор старых сомов. И думал, может, наступит время, когда он и сам постареет, то построит тебе лачугу в болотной глуши, куда никогда не суют нос туристы, и будет там себе безвылазно жить. Если, конечно, однажды не влюбится – что ведь вероятно. Чарльз-младший влюблялся раз в две недели, надолго не хватало. Пшик же считал себя слишком нищим, чтобы такие девчонки однажды серьезно расценили его годным хоть на что-то.
Еще подводом для размышлений был Пшиков отец. Матушка не могла о нем даже заговорить. Пару раз искренне старалась пообщаться на тему, но стоило Элоди открыть рот, чтобы сказать его имя, ее горло сжималось, а слезы катились так, словно им не будет конца. Дошло до того, что Пшик не мог даже поднять вопрос – если он пытался сосредоточиться на любых воспоминаниях о папаше, внутри екало так, что хоть выблёвывай. Может, нутро помнило то, что снаружи он позабыл.
Сегодня на бесцельные размышления не было времени. Надо было доставить нелюдям пиццу.
И бенье.
Ваксмен запросил пакет пряных бенье.
«Забыл гребаные бенье».
«Охренеть первое впечатление произведешь, кретин».
Возвращаться было поздно. Ваксмен ждал его к наступлению сумерек, то есть вот уже. Сдаст пиццу и тогда можно метнуться обратно.
Пшик привязывал пирогу у дома Ваксмена раз, наверное, сто, но сегодня все обстояло иначе. Сегодня его до краев переполнял мандраж. Запах пиццы вдруг вызвал тошноту, и Пшик подумал, что, вероятно, впервые проблюется на воде.
«Горелое мясо, – понял он. – В этой самой коробке мог оказаться я сам».
Однако в душе Пшик был моряком. Сглотнул желчь, ловко ступил на доски, набросил петлю на колышек носком кеда. Подобный трюк можно провернуть не везде, но причал Ваксмена был для этого как будто создан, и Пшика малость воодушевило то, что даже с таким нервяком он не оплошал.
«Я могу стать для старины Верна хорошим курьером, – подумал Пшик. – Лучшим».
Старина Верн, судя по всему, убрался; под полосатым тентом, почти у самого дубового пролеска, дожидался один Ваксмен, небрежно держа пивную бутылку за длинное горлышко.
– Бенье-то ты позабыл, а? – поинтересовался он из лежака. – Чую пиццу, а вот бенье на полмили нигде нет.
Пшик честно признался.
– Позабыл, но могу за ними метнуться. Несложно.
Ваксмен усмехнулся.
– Ну да, если учесть альтернативу. Но, думал, хватит и пиццы.
Пшик малость расслабился, опустил плечи.
– А где шеф?
– Верн удрал. Не любит проводить так близко к цивилизации две ночи подряд. Как бы там ни было, мне он не шеф. А ты вот заимел себе как минимум четверых. Даже пятерых, если считать Хука.
– Пять, хах, – отозвался Пшик. – То-то я плохо сплю.
Ваксмен прикончил пивко и сунул бутылку в мусорный ящик.
– Помогу тебе кое в чем разобраться. Вводный курс, так сказать.
Пшик вложил пиццу в протянутые руки Ваксмена.
– Учебный день?
– Сбавь обороты, движок, – осадил Ваксмен. – Дня у нас не будет. А ровно столько, сколько ты будешь меня закапывать.
– Закапывать?
Ваксмен рассмеялся.
– Именно. А ты думал, на кой ляд здесь все это драконье дерьмо?
Дела обстояли так. Время от времени могваи впадали в спячку, так сказать, подзарядиться. Какой-то Ваксменов предок обнаружил, одному богу известно каким образом, что лучше всего залечь именно в драконьем дерьме. Видать, в нем полным-полно витаминов и питательных веществ – одним словом, суперфуд. Чем больше навалить свежего дерьма, тем свежее оттуда потом вылезал могвай.
Ваксмен определил Пшика вырыть на грядках, которые сам уже очистил от бананов, тыкв и картофеля, яму.
– Черт, малец, – заговорил Ваксмен, пока Пшик горбатился над указанной ямой, – три месяца отключки – и буду как новенький. Всю боль и ломоту как рукой снимет. Особенно, если меня подзаправит славный парнишка вроде тебя.
Пшик перерубил корень лопатой.
– Вы уверены, Ваксмен? А то никак не отделаюсь от ощущения, что я тут могилу рою. Не хочу сесть за убийство, если какой зоркий рыбак приглядится.
Ваксмен махнул сложенным куском пиццы.
– Я тебя прикрыл, Пшик. В доме на столе два письма. Одно – список для твоей первой доставки его драконьему высочеству, другое – моему адвокату из Слайделла. Гласит, мол, я отправился путешествовать ажно до Аляски, и пока меня нет, ты тут на законном основании присматриваешь. Плюс, если не вернусь, дом твой. А я вернусь, имей в виду, так что не радуйся.
Пшик отчекрыжил корень и вытащил его щупальце из влажной земли.
– А мне некогда радоваться. Пять шефов, помните?
– Твоя правда, – согласился Ваксмен. – Тогда пора нам приниматься за дело.
– Буду признателен. Много там обычно бывает? Поручений от Верна?
Ваксмен задумчиво пожевал пиццу.
– Да, наверное. Он бывает ворчливой старой ящерицей – хотя технически он, разумеется, не ящерица. Я зову его лордом Хайфаэром, с иронией, потому как он уже никакой не лорд, но иногда впадает в ретроспективу и швыряется приказами, которые я игнорирую, а вот тебе, если хочешь чешуйку, придется прислушиваться.
Пшик выбросил из ямы сырой ком болотистой почвы.
– Какими приказами?
– О, ну знаешь, как типичная старушенция. Например, страстно возжелает в четыре утра хлопьев или нового шмотья и скинет сообщение, мол: «Нужна дюжина футболок с Флэшдэнсом СРОЧНА». Типа того.
– Ему нравится «Флэшдэнс»?..
– О-о, еще как. Наш дракон помешан на «Флэшдэнсе».
– Без проблем. У меня есть аккаунт на Амазоне. Два дня – и все, что нужно Верну, уже тут.
Ваксмен закинул в рот еще кусок, вообще не скрывая жуткие ряды зубов. Его желваки задвигались с таким звуком, как бы лягушек в блендере перемалывало. Пшика едва не передернуло.
Ваксмен сглотнул.
– Не. Используй мой аккаунт. Подробности в столе, вместе с остальными инструкциями. На Амазоне сохранена дебетовая карта, так что бери что надо. Она же и в системе у Боди, и в местном магазине. Когда вернусь, впрочем, внимательно изучу выписку, так что никаких тебе резиновых секс-кукол или на что там вы, подростки, нынче тратитесь.
– Не тратить деньги, – пообещал Пшик. – Только футболки с «Флэшдэнсом».
Ваксмен сощурился.
– Ты что это, хамишь, мальчик?
– Простите. Привычка. Забыл, что у нас теперь все иначе, вы ведь не человек и все дела.
– Ага, я не славный паренек с болот, это уж точно. Я сожрал парочку таких, впрочем, когда принялись тут шнырять, искать мое золото. А ведь у меня его даже нет. Это у Верна золото с подлодки.
Пшик постарался не сводить взгляда с ямы.
– Вы их сожрали?
– Не целиком. Только плоть.
– Ну хватит, Ваксмен, – проговорил Пшик, снова чувствуя легкую тошноту. Он искренне понадеялся, что это все предмет разговора, а не нутро разъедает драконий дых. – Вот надо вам так говорить? Как-то слишком.
Ваксмен закрыл опустевшую коробку из-под пиццы.
– Извини, малец. Просто приятно наконец-то быть в твоем присутствии собой.
– Тут никаких проблем, – отозвался Пшик, опускаясь глубже в яму. – Только с поеданием народа. Остальное – всегда пожалуйста.
– В остальное посвящу через несколько месяцев, хотя к тому времени ты или уже и так будешь в курсе, или сам ноги протянешь.
А за этим логично следовал вопрос, к которому подводил Пшик:
– Думаете, теперь Верн меня сожжет?
Ваксмен аккуратно повесил пиджак на спинку лежака.
– Это он может. Тут не сомневайся. Люди пустили под нож всю семью Верна, носили их шкуру как броню. Черт, да люди вырезали всю, мать ее, расу Верна, за исключением его самого. И у него на счету тоже немало, так сказать, скальпов. Но у тебя тут есть лазейка – сделать себя незаменимым. Не опаздывай, не огрызайся и не говори ни единой, мать ее, душе, потому как всякий, кому расскажешь, станет лишним следом, а Верн терпеть их живыми не будет.
Ваксмен стянул рубашку, являя торс, покрытый рябью кожных складок и неровными щелями, похожими на жабры.
– Верн сошел с пути отшельника только лет пятьдесят как. Малость чересчур полюбил свои блага. Кабельное и в том духе. Придется поддерживать поставки так, чтобы без сучка. Слушаешь и повинуешься.
– Понял, – отозвался Пшик. – Он говорит прыгать, я спрашиваю: «Как высоко, шеф?».
– Именно. Как в твоем графике с ночами?
– Хорошо. Мама до октября в ночную смену, так что с восьми вечера и до упора я сам себе хозяин.
– Выйдет, может, очень даже неплохо. До заката ты Верну все равно не понадобишься.
Пшик понимал, что спрашивать не стоит, однако был, в конце концов, человеком деловым.
– Как думаете, Верн хоть иногда сможет подкидывать мне бакс-другой?
Ваксмен запрокинул голову и расхохотался; его зубы заскрежетали, словно электробритва.
– Ну ты даешь, Моро, чтоб тебя! Говоришь, бакс-другой. Еще не понял, малец? Верн терпеть не может людей, ненавидит капитально. И не простой ненавистью, как можно ненавидеть курицу. Тут все серьезно. Если я вернусь, а ты еще дышишь, это для человечества уже победа. – Ваксмен фыркнул. – Бакс-другой. Черт, малец. Давай-ка принимайся копать и кончай с глупыми вопросами.
Пшик сделал, как было сказано.
К тому времени, как Ваксмен его остановил, Пшик ушел вниз футов на пять, плюс-минус, и более чем умаялся.
– Сойдет, малец, – скомандовал могвай. – Поменяемся местами? Если, конечно, сам не хочешь прилечь в земельку?
Пшик прикинул, что ни в какую земельку ему не хочется, и лихо выскочил из ямы, хотя та уже была глубиной ему по плечи. Наверху он с удивлением обнаружил, что Ваксмен уже в чем мать родила – за исключением куска пиццы, которым тот прикрывал срам.