Верн: «Кончай нудить, работничек. Нужно до последней капли. Нет масла, нет огня. Усек? Эта дрянь для дракона как ракетное топливо».
Вывод: Значит, Верн определенно дракон. И дракону приходится поддерживать огонек маслом. Любопытно.
Верн и Пшик много обсуждали историю, которой, судя по всему, интересовался мальчишка, отдавая должное за сей образовательный уклон некой мисс Ингрэм. Хук задумался: мог ли юнец доверить ей тайну? Потому что если да, значит, училка тоже выйдет на вечную пенсию. Констебль выяснил, что Верну три тысячи лет, по меньшей мере, и что он жил по всему миру. Среди драконов он считался малорослым и до сих пор имел зуб на братца, Джубела, который показался Хуку весьма крутым.
И еще откровения:
Пшик: «А что скажете про “Игру Престолов”, шеф?»
Яростный грохот мебели.
Верн: «“Игру Престолов”? Ты как, вывести меня пытаешься, малец? Игра, мать их, Престолов! Да эти драконы, они ж как слуги – можешь представить, как я пляшу под дудку сраной Матери Драконов? Ни за что не стану служить людям!»
Пшик: «Я ничего такого не…»
Верн: «Компьютерные, мать их, огненные ящерицы на побегушках. Говна куски».
Вывод: «Игра Престолов» ему очень не нравилась.
Пшик: «У вас тут прошлой ночью «Блу байу» играла, и я, кажется, расслышал плач. Так что остался на воде, пока песня не кончилась».
Продолжительный кашель.
Верн: «Ага, я тебя чуял. Могу уловить твой запах из самого Пети-Бато, так хорошо его знаю. Песня была по телеку, в старом фильме. Хороша, впрочем. Прекрасная мелодия».
Вывод: Верн любит сантименты, и у него отличный нюх.
Сведения продолжали накапливаться так, что Хук помешался на нажитых файлах.
«Мой божий промысел обитает на болоте, – сообразил он, – а значит, бесполезен, если я не выманю Айвори вверх по реке, проверить нового курьера, которого я хочу ему предложить».
Хук давно уверовал, что река Перл – идеальный способ наладить поставки на север. Айвори не соглашался выделять больше, чем Карнахан мог увезти один, но, если другую-третью поставку накроют, может, удастся его убедить явиться с личной проверкой. Однако такой план казался излишне сложным.
Полковник Фараиджи хохотал бы до усрачки.
Будь проще, тупица.
«Знаешь разницу между солнечными часами и наручными?» – как-то спросил он Хука.
Ридженс считал, что видит между ними множество различий, но, вероятно, не то, в котором будет заключаться очередное наставление.
«Разница, сержант, в том, что у солнечных часов нет подвижных частей. Солнечные часы не дают сбой».
Хук мог бы заметить, что они не переносные или что их не попользуешь во время песчаной бури, но только продлил бы урок, так что просто кивнул, будто все понял.
«План должен быть подобен солнечным часам, ясно? Чем меньше подвижных частей, тем лучше».
А значит – тащить команду Айвори на болото бессмысленно. Гораздо лучше заманить Верна в Новый Орлеан.
Но как заманить человека/дракона куда надо?
Использовать то, что этот человек/дракон любит.
Верн, может, и не любил Пшика, но явно ему симпатизировал.
«И Пшик, так или иначе, та еще заноза у меня в заднице, – подумал Хук. – Двух зайцев одним выстрелом. Все в выигрыше».
Кроме Верна.
И Пшика.
И Айвори.
Глава 14
Хук никак не мог взять в толк. Этот дракон, должно быть, страстно обожал овощи, раз прикладывал для их выращивания столько усилий. Например, почти каждую ночь отправлял своего мальчишку на грядки с полной лодкой навоза. Впрочем, вид Пшика, наваливающего лопатой дерьмо, вызывал у Хука извращенное удовольствие.
«Как съедусь с его мамашей, продолжу добрую традицию, – подумал он. – Чисто для души».
Но затем вернулся к дракону и его овощичкам.
«Кто б мог подумать, – рассуждал констебль из засады в дубах позади Ваксменова дома, – что дракон так любит овощи».
Однако все свои знания о драконах он почерпнул из телика и прочих ненадежных источников.
«Не подумал бы даже, что драконы в натуре существуют, – признавал констебль, но уже не особо возбуждался относительно Верновой натуральности; это осталось в прошлом. На самом деле, нагребание дерьма удивляло его куда больше.
Ридженсу Хуку казалось, что старина Верн ходил по земле в ответ на его молитву.
«Верн сразит недругов моих и покарает тех, что перечить удумают».
Хук улыбнулся в темноте, думая, как он счастлив тут, среди бамбуковых стеблей, с кружащими над камуфляжем светлячками.
«Что скажешь, папаша? «Сразит недругов моих». Звучит прям по-библейски, а?»
Представить только, молитвы безбожника Ридженса Хука оказались услышаны. А это служило свидетельством того, что благословения могли свалиться кому угодно. Как человек ими распорядится – вот, что важно.
Хук точно знал, как поступит: заманит Верна в «Марчелло» и вынудит дракона разнести гангстерский отель.
«И тогда ваш покорнейший воспользуется хаосом. Как и всегда».
В крайнем случае – он избавится от Пшика Моро. В лучшем случае – окажется в нужной позиции в нужное время, дабы заполнить пустоту, что образуется на месте Айвори.
«Все на руку, – заключил Хук. – Для меня».
Он дал Пшику время пришвартоваться и заполнить бочку свежей партией дерьма. Вид работающего руками подростка радовал, ведь они обычно бегали от физического труда со всех ног. Но когда мальчишка накинул с дюжину лопат, Хук решил взяться за дело и сбросил с плеч камуфляжную сетку. Она смахивала на одеяло с рукавами, как он считал, но с удобством не поспоришь. Складывалось на раз-два.
«Моя личная мантия-невидимка».
Хук вышел из рощи, шагая медленно и осторожно, чтобы не спугнуть мальца, а мог бы и не утруждаться: Пшику хватало звука в собственной голове, который лился прямиком в черепушку через крошечные белые наушники.
Констебль прикинул, что малец может слушать. Рэп, скорее всего. Или хип-хоп, если между ними вообще есть разница. Самому Хуку на музыку было в целом плевать, хотя иногда, в моменты стресса, он ловил себя на том, что напевает отрывок из «Когда смотрю на дивный крест» – единственного гимна, который его папаша не считал святотатственным, и только подтверждающего, что мертвые никогда не умирают на самом деле.
Мысль доставила Хуку почти столько же удовольствия, сколько вид Пшика с драконьим дерьмом на лопате.
«Очень надеюсь, папаша, твой ошметок витает где-то вокруг и видит все проделки дьявола, что учиняют вот эти руки».
Хук размял правую, проверяя на предмет остаточных повреждений после змеиного укуса, но ничего особенного не заметил. Может, намек на покалывание? Вообще с тех пор, как рука съежилась до привычных размеров, Хук мало что в ней чувствовал. Повреждение нервов, скорее всего. Прицел, может, малость сбился, зато врезать можно посильнее.
Хук все так же тихо приближался к Пшику. Мальчишка уже показал себя скользким типчиком, так что смысла давать ему фору в этой партии не было. Лучше с порога играть в одни ворота. Констеблю очень хотелось похлопать Пшика по плечу, а потом врезать, исключительно эффекту ради, но пацан мог взмахнуть лопатой, а у лопат есть лезвие.
«Не-а, Ридженс, давай чтоб все гладко, – сказал он себе. – Если все пройдет как надо, потом тебе будет масса спецэффектов».
Пшик ничего не подозревал. Он всего лишь трудился аки хороший Ренфилд, слушал себе «Вот э филинг», как вдруг по затылку прилетело так, будто его проломило, и Пшик оказался лицом в том самом дерьме, которое так старательно нагребал.
«Господи боженька, молния ударила. Все, умер», – вот, о чем он примерно думал, но у мыслей не было четкой формы, только острые грани боли.
Пшик умудрился поднять лицо из дерьма и вернуться в вертикальное положение – и вдруг понял, что с поднятием и возвращением ему кто-то помог.
В ушах звенело, будто он только спустился с самолета, а потом сквозь пелену прорвался голос, и голос этот сказал:
– Пришло время расплаты, Пшик. По всем счетам.
Мальчишка сообразил не сразу, но затем, как Господь узнал дьявола, заговорившего с Ним в пустыне, он совершенно ясно понял, кто это.
«Хук, – подумал Пшик. – Он меня нашел».
– Слышишь, сынок? – продолжил голос. – Есть кто дома?
Пшик почувствовал, как у него отвисла челюсть. И, кажется, потекли слюни, как у маленького. А еще он до сих пор слышал музыку – как-то фоном, как будто у его несчастий был собственный саундтрек.
– А? Что?
Хук хохотнул.
– А? Что? – передразнил он. – Кажется, я тебе мозги отшиб, сынок. Ну, или может, это все вонь от драконьего дерьма.
И эта фраза тут же привела Пшика в сознание, взрезав кашу в мозгах.
«Драконьего дерьма? Хук знает про Верна?»
Констебль швырнул Пшика обратно в грязь.
– Чем это ты тут занят, малец? Каждый день возишься с говном? Старина Верн так обожает овощи? В жизни не поверю.
Пшик кашлянул, и голова чуть не лопнула, как битое яйцо.
– Я просто разбрасываю его по грядкам, – пробормотал он как будто сам себе. – Приказы шефа.
– Приказы Верна, ага, – сказал Хук. – Справедливо, наверное. Каждому свое.
– Нет, – попытался сохранить верность Пшик. – Приказы Ваксмена. Я слежу за его грядками, пока он внизу. Внизу, на юге.
– Ага, – отозвался Хук. – Конечно, лады, как скажешь. Ты неправильно понимаешь ситуацию, сынок. Я уже знаю все, что мне нужно. И сведения в надежном месте, сечешь? Так что твоя роль в этом сценарии – это дышать, пока не сдохнешь, вот и все. Просто, да? Не проблема, думаю, даже с пробитой головой.
Пшик никак не мог понять, что происходит. От сырой земли намокала одежда, голова пульсировала так, будто боль теперь там жила как у себя дома. Казалось, у Хука по поводу Верна было уже все схвачено. Мозгу хватило искры задать один жизненно важный вопрос:
– Вы меня не убьете, констебль?
– Убьете? – переспросил Хук. – Ты совсем в охоте не сечешь? Лучшая наживка – живая наживка.
Пшик смотрел, как его руки тонут в грязи, чувствовал кожей червей.