«Даже с прожекторами – скукотища».
Верн даже зевнул.
«А удобная, мать ее, ниша, – подумал он. – Вздремнуть?»
Десять минут – неплохо восполнить силы после полета.
Но как насчет Пшика?
Вероятно, лучше вытащить мальца, а потом уже вздремнуть.
Верн сосредоточил все свое внимание на ноздрях.
«Где ты, парнишка Пшик? Где ты прячешься?»
Нюх у драконов, если есть след, получше, чем у среднестатистической гончей, хотя с годами имел свойство ухудшаться из-за серных отложений вдоль носовых проходов. На прошлом месте, в Эверглейдс, у Верна их на пару столетий вообще почти наглухо заложило – пока любезная тайская дамочка, которая жила в хижине у реки, не уболтала его не делать из нее шашлык, предложив прочистить ноздри свечами. Опасная, тяжелая задачка – работать с огнем рядом с драконом, однако Лили ухитрилась вытащить из носа Верна комья засевшего там дерьма, и будь он проклят, если не почуял запахи хоть самого будущего. Спалось тоже лучше, с чистыми-то дыхательными путями.
Так что Верн отпустил Лили с миром, и в благодарность она натравила на него толпу. Пришлось сказать Флориде прости-прощай. С тех пор Верн и тусовался у Хани-Айленда.
«Стоило того. Здоровью цены нет».
Верн решил, что как только выловит своего бедового фамильяра, заставит его погуглить как правильно ставить свечи – вдруг мальчишка таки сможет провести процедурку. Нос, правда, не был и близко так жестко забит, как раньше – все-таки пыхать огнем ему нынче доводилось редко.
«Что вот-вот может измениться».
Перед вылетом Верн захватил из хижины старую футболку Пшика. Он достал ее из кармана штанов, поднес к морде и потянул носом.
«Ну давай, сопатка. Ищи и обрящи».
Из всех мест, куда могло занести Пшика, Новый Орлеан в целом был худшим, а Французский квартал в частности – худшим из худших. Вокруг вились все знакомые ароматы – угарный газ, биологические жидкости, болотный мускус, вентиляция ресторанов, курильщики, закусочные на колесах, и все это приправлено послевкусием встряски после «Катрины», которое так и не развеялось. Так вот, берешь все это, выкручиваешь остроту на максимум, сбрызгиваешь приевшейся лимонной жидкостью для мойки улиц, еще малость душка протекающих нефтяных бочек Раковой аллеи Речных приходов – и получаешь букет каких поискать.
Не для слабого носа.
«Большинство людей все равно ни черта не чуют», – подумал Верн, а вот его четвертое чувство работало отлично, и он почти мгновенно уловил запах Пшика на третьем этаже «Марчелло». Найти мальца было нетрудно – с тем, как он намывался дешманским мылом с таким содержанием промышленной химии, что закачаешься. Бедный несведущий Пшик, ничего не подозревая, медленно отбеливал себе кожу.
Так вот для Верна этот запах, вместе с Пшиковым характерным купажом из пота, пубертата и норова, был так отчетлив, что дракон мог считать его так же легко, как струйки дыма от неонок на другой стороне улицы.
«Третий этаж, в тылу, – подумал Верн. – Туда и обратно. Кто попадется на пути – ну упс, пофиг. Постараюсь свести потери к минимуму, из уважения к чувствам Пшика относительно убийств и Ваксменовской теории о душах, но в мое оправдание – вообще-то там кругом плохие ребята».
Верн сдал назад, убирая голову из горгульей ниши. Он был уверен, что его никто все-таки не заметил. Камуфляжные клетки плюс ночь плюс бухие людишки равно фактической невидимости. Ну, или Верн искренне на это надеялся.
Он несколько раз отжался, потом добавил с полдюжины прыжков из упора лежа, чисто разогнать кровь. Прикинул, не поделать ли еще разножку, но победила страстная ненависть к этому упражнению.
«Мне эту дрянь делать сложнее, – аргументировал дракон. – У меня центр тяжести ниже».
Пришлось довольствоваться отжиманиями и прыжками. А еще, разумеется, провести беглую проверку своего драконьего хозяйства – убедиться, что оно запрятано так глубоко, как только можно.
«Нервничаешь, Виверн? – оживился внутренний голосок. – Срань господня, да ты что, испуган?»
– Ничего я не испуган, ушлепок, – буркнул Верн в ответ. – Просто предусмотрителен. Давно не разминался, а я, насколько мне известно, последний дракон. Миру нельзя меня потерять.
Однако Верн все-таки нервничал и, возможно, был капелюшечку напуган, что необязательно плохо, хотя своему внутреннему голоску он в этом ни за что бы не признался.
«Страх сцены случается даже у Адель, – сказал Верн себе. – Будь как Адель, пусти энергию в русло».
И, пока не передумал, дракон взял разбег, прыгнул с крыши и нацелил бронированную голову на решетку подъемного окна третьего этажа.
И промазал.
Верн прошел сквозь стену, а это жестко даже для дракона. Впрочем, к счастью, кирпичной постройка только выглядела, а на деле ее возвели из пустотелых блоков и гипсокартонной обшивки. Это и стеной-то сложно назвать – по меркам некоторых средневековых замков, в которые Верну доводилось ломиться. Те ублюдины были толщиной в три фута цельного камня, а сверху, вдобавок, какой-нибудь сраный норманн лил тебе на спину кипящую смолу, а от нее чешую потом хрен отмоешь. Так вот, Верн пробил стену, но малость подрал крылья и поднял жуткую пыль.
– Бля, – выругался он. – Блядская пыль.
В его сбитом прицеле была виновата, конечно, именно она.
Вытряхнув из глаз звездочки, Верн поспешно соскреб с пола свое филе, пока в него не перетек жир, и мафиози не наткнулись на то, как он здесь разлеживается аки готовая для гриля кура. Верн вдруг понял, что теснится в коридоре, а это нехорошо – не развернуться. Драконы, как правило, предпочитали побольше пространства для маневра – посечь когтями, погромить что-нибудь хвостом. В идеале во время битвы дракону даже не приходилось касаться земли, но Французский квартал еще никогда не обвиняли в идеальности, кроме как во фразах типа «О, прекрасно. Просто, еб твою мать, идеально».
Из-за угла вырулили двое, и один серьезно недооценил уровень угрозы.
– Эй, чел, – обратился он к Верну, то ли улыбаясь, то ли нет, – ты чо, типа до хрена косплеер?
Второй врубился в ситуацию получше.
– Срань господня, Альфонсо, эта херь настоящая. Это ж сраная горгулья.
Что было, по мнению Верна, ударом ниже пояса.
Так или иначе, оба быстро забили на переговоры и перешли прямиком к пушкам.
«У меня нет выбора, – подумал Верн. – Только в бой».
«Агась, – поддакнул внутренний голосок. – Типа это в планы не входило».
А потом первая пуля ударила прямиком в грудную пластину. К счастью, Верн так часто попадал в передряги, что клапаны пластины откалибровались и оставались перманентно твердыми, что та еще дрянь, когда пытаешься поспать, но окупается с лихвой, когда какой-нибудь умник палит в тебя почти в упор. Но больно все-таки было, так что Верн, любезный болотный дракон, на мгновение отошел, и его место занял боевой лорд Хайфаэр.
Боевые драконы не слушают внутренние голосочки.
Они встают прямиком на тропу войны.
Что Верн и сделал.
Инстинкт самосохранения вкачал в пластины больше крови, укрепляя броню. Пигментные клетки подцепили темно-синий цвет обоев. Железы плеснули серной нефтью на моляры.
«Ну, погнали», – подумал боевой Верн, щелкая зубами и высекая искру для запала.
«Поддадим жару», – он перегнал десять фунтов телесного жира в плазму и выдохнул ее на запал. Плазма вспыхнула, превращаясь в тот самый поток огня, о котором столетиями писали в книгах, и после которого так редко кто-то оставался в живых.
Пламя успело превратить двух вооруженных качил в обугленные кучки костей, пока Верн с ним не совладал и, сжав губы поплотнее, вырезал в дальней стене коридора дыру. А потом сглотнул пламя и ринулся сквозь кольцо тлеющих углей вперед, ожидая найти Пшика на той стороне.
Но Пшика там не оказалось – во всяком случае, Пшика целиком, – а только палец его ноги на салфетке. А еще надпись на этой же салфетке:
Хер тебе, ящерица.
Верн вздохнул.
«Чтоб тебя, Хук. Совсем дурной. Бедный кретин думает, что может поймать меня в западню, как дикого зверя».
А потом пришло осознание:
«Хук покалечил моего пацана».
Из коридора донесся особенно бравый топот.
«Уж не прошлым ли повеяло?»
Дракон развернулся. К нему неслась дюжина или около разномастных громил, все в предвкушении перестрелки.
«Аж отсюда кокс чую, – подумал Верн. – Чутка колумбийского драйва».
Ребятки явно были тупыми. Как будто никогда не смотрели «Триста спартанцев». Нельзя набиваться в узкий проход толпой. Неважно, сколько вас там – иметь дело надо будет за раз только с двумя.
Но Верн подумал:
«У меня нет ни времени, ни терпения, ни настроения иметь дело с двумя за раз».
Так что он поддал искры, разинул пасть пошире и обдал коридор пятисекундным шквалом яростного огня, который обратил потенциальных противников в кучки костей и заставил их вооружение рвануть так, что из кладки полетели отбитые куски. Несчастные братки даже толком и не рассмотрели, на кого так перли.
«А так вообще говорят? – подумал Верн. – Братки? Звучит как-то устарело».
Верн вскинул нос, пытаясь поймать новый след, и обнаружил целых два – послабее, чем палец, над которым он стоял, но, несомненно, принадлежащих Пшику Моро.
«Опять пальцы, – догадался дракон. – Вот же гребаный садист. Это ведь пытки».
«Агась, – вклинился внутренний голосок, – говорит тот, кто только что выжег целый батальон».
«Эти, по крайней мере, быстро отмучались, – возразил Верн. – Мой огонь тебе не медленный. От драконьего пламени средних ожогов не бывает».
Два запаха, отдельных: значит, Хук вынуждал его гоняться за химерой, которая потом в его же лице и угодит в рагу. Что, конечно, произойдет вряд ли, но кто сказал, что этот тип Айвори не пристроил рядом с очередным пальцем ракетную установку?
Верн улучил минутку на подумать. Ракетная установка точно оставит шрам.
«Если б у меня в распоряжении был отель с рестораном, куда б я сныкал пацана, которого не должны учуять?»