Ответ пришел довольно быстро.
Уловить запах сквозь алюминий сложно даже дракону.
Но богатый опыт подсказывал, что мясохранилище всегда находится в задней части кухни, а уж кухню-то Верн чуял наверняка.
Он выбрался наружу тем же путем, только на этот раз впился когтями в стены и пополз мордой вниз.
По плану он вот так спускался до самой кухни, но давненько не упражнялся в переползании по фасадам, а еще из-за вспышки адреналина стрелка его внутреннего индикатора билась около значения «безрассудно», так что Верн загнал пятерню когтей слишком глубоко и раскрошил блок.
«Пиздец котенку», – подумал он, потеряв хватку и ухнув головой вниз к тротуару.
Расправлять крылья было некогда – даже если б Верн успел малость взмахнуть, полет бы все равно особо не замедлился, – так что он прижал подбородок к себе поплотнее и приготовился принять удар бронированной макушкой.
К счастью, его двухэтажное пике обломалось о парочку не в то время и не в том месте оказавшихся консьержей, которых в свою очередь обломало его двухэтажным пике. Стыдно Верну не стало – консьержи были вооружены, а он тут маленько занят, вообще-то.
Однако врезаться в тротуар Французского квартала у ресторана – это как-то, на вкус Верна, чересчур. В той части улицы слонялась пара сотен туристов, дюжины их выглядывали из окон. Люди отпрянули от удара, словно круги по воде от камня, и Верн очутился в свете фонарей, при всем честном народе, которого так долго сторонился.
«Молоде-е-ец, лорд Хайфаэр, – сказал он себе. – Все еще считаешь, что эта спасательная операция не херня полная?»
Во времена менее незапамятные первой реакцией народа на внезапно рухнувшего в округе дракона было к черту удирать, роняя тапки по дороге. Парочка совсем малодушных юнцов могла ожидаемо обгадиться или отключиться. Все это случилось и теперь, но значительный процент свидетелей еще и потянулся за телефоном. В современной Америке самым важным же было задокументировать момент. Еще каких-то десять лет назад этим документаторам пришлось бы лезть за девайсами в сумочки или карманы, и даже успей они достать телефоны вовремя, в таком освещении видео вышло бы практически бесполезным. Теперь же каждый индивид на континенте с возраста двух лет все время стискивал в потных ладошках как минимум одну эйч-ди киностудию с полным фаршем. Если уж на то пошло, без смартфона люди не могли ни поесть, ни поспать, ни поработать, ни передернуть.
И вот, когда Верн рухнул, люди издали два вида звуков. Первым был коллективный «Ох!», а вторым – вариации на тему «Снимай!».
А еще две пьяные (возможно) девицы показали ему сиськи.
«Вашу ж мать, – подумал Верн. – Теперь или валить из Луизианы, или меня кокнут. Люди не понимают, через какие круги ада дракону приходится скакать только для того, чтобы вай-фай себе провести».
Был соблазн поиграть мышцо́й, расправить крылья, торгануть собой на все деньги, но Верн так долго выживал явно не ради того, чтобы все продолбать ради минуты славы и понтов.
Так что он сиганул с раздавленных консьержей прямиком в окно ресторана, обдал дождем из стекла празднование бар-мицвы и намотал на плечи красную бархатную штору а-ля дракон-супергерой.
– Мазл тов, – выдал Верн офигевшему пацану в шляпе и пробежал по столам к дверям кухни.
Он двигался быстро, быстрее, чем ему доводилось на протяжении столетий, и чувствовал, как заходится сердце.
«Надо бы поднажать на кардио, – сказал он себе. – Позорище. А были времена, когда пролетал весь континент и ничего, как два пальца. Теперь даже по ресторану без отдышки не пробегу».
Тем не менее, Верн по-прежнему был наибыстрейшим живым существом из всех, кого только видели эти люди – именно поэтому его они не то чтобы видели. Для них он выглядел как смутное пятно размером с медведя, которое оставляло в сознании скорее общее впечатление, нежели четкий образ.
Пацан с бар-мицвы, Тони Коэн, позже заявил каналу «Фокс 8»: «Я думал, что это два аллигатора трахались».
Что разлетелось по Сети так, как любой записи с Верном и не снилось. Малыш Тони, разумеется, тайком глушил шоты водки – ну а что, собственно, хотели его родители, устраивая празднование во Французском квартале.
Верн врезался в двойные двери башкой и снес их с петель. В коридоре обнаружился боец Айвори, который, демонстрируя свою пушку, подкатывал к официантке, чувствовавшей себя явно неуютно, так что Верн мимоходом вмазал его в гипсокартон. «Запеченную Аляску» на серебряном подносе в руках шеф-повара Верн – чисто поржать – поджег огненным плевком.
«Ну вот как тут сдержаться?» – подумал дракон, когда горящий синим десерт пшикнул искрами.
Как он и предполагал, мясохранилище, алюминиевая морозильная комната, обосновалась у дальней стены. У двери тусовались два хмыря.
«Сторожат говядинку? Вот уж вряд ли».
В пользу ребяток Айвори стоит сказать, что они все-таки ухитрились достать пистолеты прежде, чем Верн до них добрался. Но удалось им это наверняка потому, что о приближении некой угрозы возвестил хаос, который с минуту назад воцарился снаружи.
А еще то, что коп Хук сказал им «держать дверь ценой яиц».
Один из ребяток засомневался в инструкции: «Эй, коп, может, “ценой жизни”?».
И Хук ответил: «Нет, сынок. Яиц. Именно их я тебе оторву, если кто-то или что-то туда проникнет».
Констебль Хук подкрепил угрозу привычным злобным взглядом, что вкупе с выразительным в отношении упомянутого органа глаголом «оторвать» обеспечило стражам холодильника прилив морозной бодрости.
Несмотря на сказанное, они ждали угрозу в лице человека.
Угроза, которая ринулась к ним сейчас, человеком определенно не была.
Реакция людей на его появление Верна и развеселила, и возмутила. В данном случае он испытал обе эмоции, сменившие друг друга буквально за миг.
– Аве Сатана! – выпалил первый.
Что, вероятно, было отчаянной попыткой напоследок переметнуться от одного спасителя к другому, дабы задобрить мчащегося к нему дьявола.
Что вызывало у Верна улыбку, пока второй не выдал:
– Жирный, мать его, мегахряк.
Что эту улыбку мгновенно и стерло.
«Мегахряк? Что за на хрен?!»
Если бы Верн малость замедлился, труженики кухни бы от его вида кукухой тронулись, а так реакция запаздывала на пару секунд, и приступ истерии ожидал поваришек, когда Верн уже давным-давно свалит.
Он врезался в стражей холодильника на полном ходу, сплющив им грудную клетку гармошкой так, что лопнуло сердце. Один даже умудрился разок стрельнуть; пуля чиркнула Верну по внутренней стороне бедра и определенно зацепила бы член, если б дракон не проявил предусмотрительность и не спрятал ценный орган заранее. На причиндалах защитных пластин не было, и такой осечки могло легко хватить, чтобы дракон истек кровью на кафельном полу.
Не самая достойная гибель.
В крови клокотала ярость, Верн сдернул дверь с петель – хотя мог просто-напросто повернуть ручку, – и спину прострелило болью. Трудно поверить, но эту давнюю травму он заработал, когда всего-навсего ел коня.
Холодильник представлял собой большую комнату с подвешенными, словно шмотье в химчистке, кусками туш. Пшик сидел на корточках у дальней стены, между башнями из ведерок мороженого, с натянутой на колени футболкой и алой, как леденец, лужицей замерзшей крови вокруг босой ступни.
– Эй, Верн, – произнес мальчик. – Вы мне снитесь?
– Нет, сынок, – отозвался тот, – не снюсь. Самый что ни на есть настоящий дракон явился тебя спасать.
Пшик слабо улыбнулся.
– Не всего меня. Хук поработал над моей ногой крюком.
Верн присел рядом и выдохнул над головой Пшика облако серы.
– Вы хотите меня усыпить, Верн? Но зачем?
Дракон вскинул коготь и раскалил его пламенем добела.
– Потому что ты определенно не хочешь оставаться в сознании, малец, когда я прижгу раны.
– Наверное, – согласился Пшик, и один его глаз уже начал закрываться. – Шеф, мы же поимеем Хука?
– Он и так в жопе, – сказал Верн, – за то, какую свинью подложил Айвори под дверь. Хуку хана по полной.
– Хана по полной, – повторил Пшик. – А отлично звучит.
И заснул. Верн поднял его ногу и принялся за дело.
Для дракона это смешно, однако запах горелой плоти друзей всегда вызывал у Верна рефлекс. На противников он плевать хотел, а вот в прижигании фамильяра было нечто, отчего желудок норовил вывернуться наизнанку.
Пшик потерял три пальца, отчего ступня выглядела так, будто у нее появился ирокез. Верн захихикал, отвлекаясь от тошноты. Быстро покончив с полевой хирургией, он зачерпнул горсть льда со стены и приложил к обожженной плоти. Раздалось яростное шипение, взвилось облачко пара. Пшик даже не застонал. Впрочем, это его по максимуму ожидало на следующий день.
«Бедному засранцу придется как пирату скакать на одной ноге две-три недели, – подумал Верн. – Но выживет, при условии, что о спасении я не просто так трепался и сумею вытащить нас отсюда».
Людской мир уже постепенно врубался, что у них тут творится нечто из ряда вон, и Верну даже не пришлось напрягаться, чтобы это понять. На кухне стоял галдеж октавы на три выше обычного и децибел на пятьдесят громче. Из-за раскуроченного дверного проема высунулась парочка голов и тут же поспешно убралась.
На улице взвыли сирены, возвещая о приближении полиции, которую привлекла движуха, выходившая за рамки даже по меркам Французского квартала.
«Задержаться бы, конечно, и посмотреть, как Хук будет объяснять, что он тут забыл, но увы», – подумал Верн, и его собственному желанию отправить констебля побеседовать со своим создателем пришлось отойти на второй план. В данный момент, когда патрульные катались с дробовиками, а спецназ разъезжал на танках, на полномасштабные бесчинства не было времени.
«Лучше пока по-быстрому отступить и рвануть в байу. Опять же, – добавил Верн про себя, – похерить мафиозный отель можно в любой момент».
Верн подхватил Пшика чуть ласковее, чем обычно, когда в его лапы попадали люди, и обернул крыльями, словно маленького драконенка. Выбравшись из холодильной камеры, он применил метод, который однажды стал известен как «призыв кавалерии». Он выдохнул плотный столп клокочущего пламени, который прожигал на хрен все, чего касался, и пробил ход прямиком в ночное небо. В этом и есть все драконье пламя – оно куда ближе к греческому огню четвертого века до нашей эры, чем к привычному бытовому. Эдакий горючий поток, который пожирает все, чему не посчастливилось оказаться у него на пути, и которому абсолютно насрать, плещут на него водой или как.