«Страйк, – подумал Верн. – В общем и целом, удачная миссия, лорд Хайфаэр».
И он присоединился к Пшику в царстве теней.
Пшик вынырнул из теней первым, в основном из-за разряда, который запустил ему организм до того, как Верн сбросил груз. Фактический дефибриллятор разогнал сердце и рассеял окутавший мозги туман. К счастью, эта судьба миновала обезболивающий эффект, так что Пшик чутка полежал на животе, вдыхая запах овса и думая, что где-то неподалеку на сковородке должен быть завтрак, пока мир и все его тяготы постепенно просачивались под веки.
Пшик вспомнил констебля и его нож. Вспомнил эти сияющие серые глаза, в которых ничего не отражалось, потому что у Ридженса Хука не было души. Вспомнил холодильную камеру «Марчелло», и как представлял себя подвешенным среди туш. Мысль тревожила, и она расстроила бы юнца окончательно, если бы его не спас друг-дракон.
Был ли у него друг-дракон в настоящем, взаправдашнем мире, или Верн – всего лишь фантазия?
Через несколько мгновений Пшик пришел к выводу, что у него был шеф-дракон с дружеским потенциалом. И Верн спас его от дальнейших мучений в Квартале, где эти самые дальнейшие мучения определенно стояли на повестке дня.
Что в свою очередь напомнило о поросятках, как их называла матушка во время его купания в синей пластиковой ванночке, каких-то двенадцать лет назад.
«Три моих поросятки на рынок ушли и больше никогда не вернутся», – подумал мальчишка. И он перевернулся на мешках, ведь ничто не приводит пацанов в движение так, как мысль поглядеть на собственные шрамы.
«Тот еще видок, наверное. Напрочь увечный».
От их явления во дворе сработал фонарь, и Пшик сразу понял, где находится, ведь годами надрывал тут спину.
Итак, разобравшись, куда приземлился, он все-таки нашел минутку поразглядывать свою левую ногу в свете галогенной лампы.
– Срань господня, – выдохнул Пшик. – Как гребаная ириска.
Что было правдой. Хирургические способности Верна не то чтобы включали в себя пластику, и ступня Пшика выглядела так, будто ее оперировала макака с паяльником.
– Клево, – произнес мальчишка. – Ничего не чувствую.
– Что ж, сынок. Сейчас мы это поправим.
Пшик поднял голову и увидел Боди Ирвина, который целился в его сторону из помпового ружья. Хозяин гриль-бара «Жемчужина» хмурился за внушительной серой бородой и щеголял футболкой тура 2004-го с легендарным «Американским идиотом».
Примерно так Пшик себя и почувствовал.
– Слезай оттуда, Пшик.
Боди передернул дробовик, чего мальчишка разумно опасался. Ваксмен говаривал, что там, где дело касалось «передергивания», оружие было сродни члену и вело себя соответственно. Пшик годами хохотал над этой шуткой, не понимая смысла.
Теперь понял.
«Ага, дошло, – подумал он. – Если Боди продолжит в том же духе, ствол наверняка выстрелит».
– Мистер Ирвин, вы не так поняли, – произнес Пшик, указывая на свою ногу. – Вы же меня знаете. Я ни за что не стану у вас красть. Смотрите вот, покалечился.
Боди глянул на изуродованную ступню, но выражение его лица ни на йоту не смягчилось.
– Ага. Вижу, куда-то девать пальцы вошло в привычку, Пшик?
– Ну бросьте, Боди. Это ведь ненормально. Что меня аж сюда наверх занесло.
– А мне кажется, вполне, – заметил Боди. – Какой-то пацан полез к моему электрическому забору. Сдается, ты собрался перейти к хищению в крупных размерах.
– Да неправда, – возразил Пшик. – Мы врезались, вот, думаю, в чем дело.
Боди нахмурился, отчего борода, скрывающая бо́льшую часть его лица, заломилась.
– Мы врезались? Какие еще, к черту, мы?
Теперь уже нахмурился Пшик. Объяснить это «мы» так, чтобы никого не подстрелили и не поджарили, было сложно, однако он разглядел торчащий из-за бочек хвост Верна, и этот хвост не двигался.
– Ладно, мистер Ирвин. Я расскажу вам правду, но только перестаньте размахивать дробовиком. Если он шмальнет и угодит в Верна, он не оценит.
Боди, видимо, наконец-то почуял, что дела творятся действительно странные, и все-таки опустил дробовик. Градусов на тридцать.
– У тебя десять секунд, Пшик, плюс-минус. Десять секунд на объяснить, кто, черт возьми, такой этот Верн, и убедить меня не вызывать констебля.
Шесть из них Пшик пустил на продумывание различных вариантов и потенциальный исход каждого. В большинстве Боди умирал. В одном – сведенными последней судорогой пальцем успевал спустить курок и застрелить Пшика, так что прежде чем дедлайн в десять секунд истек, мальчишка выпалил:
– Если таки позвоните Хуку, гарантирую, констебль не ответит.
Мысль о том, что Ридженс Хук каким-то образом ограничен в дееспособности, чрезвычайно обрадовала хозяина бара.
– Я слушаю, – произнес он.
Верн медленно пришел в себя, и первой его мыслью было:
«Ох ты ж, что-то раскатало».
Он оказался прав. Что-то действительно раскатало – и, в данном случае, метафорой тут и не пахло.
Дракон открыл глаза и понял, что лежит на чем-то, что изначально принял за облако, такое мягкое и уютное. И в этом состоянии высшей расслабленности, которое пришло после уронившего его в беспамятство удара током, он, разумеется, размазался настолько, что выпустил хозяйство проветриться. Что хорошо дома, в байу, где никто не смотрит – ну, может, кроме рисковой белки, – но на чем бы он ни лежал сейчас, в хижине оно явно не находилось.
– Раскатало, – пробормотал Верн. – Прям укатились.
Он раскрыл обе пары век, подождал, пока зрачки привыкнут к освещению, и увидел знакомые потолочные балки собственной хижины, что стало облегчением. Но еще он заметил, что над ним нависают двое людей, и ни один не Пшик, что стало противоположностью облегчения.
«Ведем себя как обычно, Хайфаэр», – сказал себе Верн.
– На чем я, черт подери, лежу? – спросил он вслух. – Удобная херня, капец прям.
Один человек взвизгнул – бородатый мужик в футболке с «Грин Дэй».
А вот женщина удержала себя в руках и ответила:
– Это пена с эффектом памяти, мистер Верн. И, наверное, нам стоит прикрыть вас полотенчиком, приличия ради.
Верн глянул вниз.
– Не надо, мисс. Тут я сам справлюсь в два раза быстрей, – и он действительно втянул причиндалы обратно в защитный карман.
Мужик, который, как Верн заметил, держал под мышкой дробовик, оклемался достаточно, чтобы присвистнуть.
– Прости за вопль. Пшик упоминал, что вы разговариваете, но, думаю, я просто не ожидал услышать местный акцент.
– А я как губка, – пояснил Верн. – Где кости кинул, так и говорю.
– Угу, – кивнул мужик и добавил: – Ловкий трюк со спецхозяйством. В барной драке – бесценно.
– И не говори, – согласился Верн. – Никому не охота получить по шарам бутылочкой светлого «Бада», верно, друг?
Друг опять кивнул и угукнул. Если что-то и объединяло виды, так это боль в причиндалах и желание ее избежать.
– Пена с эффектом памяти, – произнес Верн, потыкав поверхность постели костяшкой. – Чтоб меня черти драли. Видел рекламу, но даже представить не мог. Она ж как сахарная вата.
– Огонь штука, – подал голос мужик с «Грин Дэй». – Чики ее обожают. У меня точно такая же, и она повидала больше движа, чем Ричард Гир в лучшие дни, без шуток.
– Чики? – переспросила женщина, и теперь Верн видел в ее глазах то же выражение, что и у Пшика. А еще у них была почти одинаковая стрижка, по всему, самопальная, но женщине это шло, насколько волосы вообще могут идти. – У тебя не было чики с тех самых пор, как Клинтон выехал с Пенсильвания-авеню.
– Ауч, – хмыкнул Верн. – Тебя спалили, Грин Дэй.
А дальше избегать слона в хижине, который вообще-то был драконом, ну, или парой людей, в зависимости от точки зрения, уже было невозможно.
С инициативой выступила матушка Пшика:
– Мистер Верн, первым делом, хотела б вас поблагодарить за то, что вы сделали для моего Эверетта. Спасли ему жизнь и все такое. И дали работу, должна заметить.
Верн не сразу сообразил, что Эверетт – это настоящее имя Пшика.
– Он – хороший мальчишка, – произнес дракон, каким-то чудом вспомнив о манерах. – Стоит спасения.
– Может, он уже вам говорил, что я Элоди Моро? Я и подлатала вашу рану. Честно говоря, вам еще нужно переливание, хоть я и ума не приложу, где искать донора.
Верн коснулся лба и обнаружил перевязку.
– Благодарю, мисс Элоди. Думаю, мы в расчете. И не отчитывайте мальчишку, что держал меня в тайне. Таково условие его работы.
– Я понимаю, мистер Верн. Разумеется, ведь вы – это вы, со всей драконистостью и прочим. Но у Пшика не было выбора, кроме как обратиться к нам, ведь он полагал, что вы, возможно, умираете. Пшик сказал, что несомненно предпочтет видеть вас живым и сердитым, чем мертвым и умиротворенным, а сердитый вы ходите и так почти все время.
Замечание вышло справедливым. Верн, безусловно, признавал, что значительную долю сознательной жизни проводил в раздражении. Большую часть жизни во сне – тоже.
– А это – Боди Ирвин, – продолжила Элоди. – Он заправляет гриль-баром «Жемчужина», где у вас случилась аварийная посадка. Мы спустились вниз по реке в его лодке. И он пожертвовал постель и припасы.
Верн поерзал на пене.
– Премного благодарен, мистер Ирвин. Неплохой способ восстановиться.
– Прошу, зовите меня Боди, – произнес хозяин бара. – А еще юный Пшик заверил, что вы воздержитесь и не станете нас сжигать.
Верн не мог сказать, что такая мысль ему не приходила, но что он тогда будет за пациент, и так далее.
– Можешь спать спокойно, Боди. Доживешь до премьеры «Американского идиота» на Бродвее.
Ирвин горько рассмеялся.
– Идиотов нам хватает и тут, мистер Верн.
Верн вдруг понял, что эти люди, несмотря на обстоятельства, держатся довольно спокойно. Люди, которым он попадался на глаза, как правило, впадали в тотальную истерику. Старина Боди разок взвизгнул – вот, пожалуй, и все. Элоди и вовсе казалась абсолютно расслабленной.
– Вы, народ, однозначно пофигисты, – заключил Верн. – Надолго меня вырубило?