А удары не заставили себя ждать. Эта человечка двигалась так быстро, что Верн засомневался, сумел бы как следует ей насовать, даже если б у него все оставалось тип-топ. Впрочем, это не значит, что он не стал пытаться; Верн ударил когтями – вспорешь артерию, и прости-прощай противница. Однако женщина пригнулась, так что у дракона вышло только зацепить ее бритую черепушку одним когтем и оставить неглубокую царапину, малость кровоточащую, но и близко не смертельную. И, разумеется, Верн прозевал момент. Человечка прошла линию обороны.
Она принялась за дело с хирургической точностью, осыпая корпус Верна градом коротких ударов и хуков, выискивая слабые места. Нашла парочку, и они заныли под давлением пластины.
«Давай уже, Хайфаэр, – сказал он себе. – Ты ж не человекоручка, верно?»
Может, в данной ситуации оскорбление «человекоручка» было несколько неуместным. Потому как руки этой дамочки ломали его, словно старый стул. Треснула пластина над почкой. Дрогнуло солнечное сплетение.
«Рановато, – подумал дракон. – Соберись, Верн».
Женщина обработала ему почку, и дракона прострелило болью от бубенцов до глотки.
– Еб твою… – выругался он – и тут вдруг получил мимолетную передышку.
Может, эта женщина, сидя в засаде, не догадывалась, что слышала голос Верна. Может, Хук не упомянул о драконьем даре речи. В любом случае, матерное словцо заставило противницу остолбенеть, пусть и ровно на секунду.
– …мать! – завершил ходовое выражение Верн и обрушил на голову женщины кулак. Удар вышел не то чтобы очень, зато подарил возможность дать задний ход и перевести дыхание.
Женщина упала на колено, потрясла головой.
– И все, мистер Верн? Весь порох? Бля, да я твою голову себе на стенку повешу.
Верн щелкнул зубами, пытаясь высечь искру, но ничего не вышло. Не осталось ни капли жира. Если б только добраться до бочек.
– А что с лицом-то, Верн? – поинтересовалась женщина, стискивая кулаки. – Истерика? Если хочешь знать, кто тебе жопу дерет, так это Джуэлл Харди. Не забудь, хорошо, малыш?
– Никто меня еще не дерет, Джуэлл Харди, – отозвался Верн, – так что давай-ка ближе к делу.
Со стороны реки мелькнула вспышка. Верну в грудь, словно кузнечным молотом, ударила пуля – и расплющилась в блин. Стрелку не повезло, грудная пластина почти непробиваема. Но несмотря на неудачу в пробивании, воздух из легких Верна все равно вышибло, и он кверху хвостом полетел в кусты.
– Гуляй, Цзян! – выдала Джуэлл Харди, что бы это на хрен ни значило, и прямо-таки окутала Верна, как дешевый одеколон, что так себе аналогия, ведь дешевый одеколон обычно не имеет привычки выбивать из того, кто его носит, всю дурь. Первым делом Харди прописала ему двоечку в голову, чтобы шарики за ролики закатить, а потом принялась ощупывать корпус, выискивать лазейку.
Глаза Верна закатились.
«Поверить не могу, что за неделька», – подумал он.
Болотная грязь чавкнула, пропитывая штаны.
Новые, мать их. Ну, почти.
– Лады-ы, – протянула Джэулл Харди, весьма зловеще.
Бойцовая баба обнаружила зазор у Верна в ребрах и ткнула туда пальцами, что вызвало щекотку. А потом достала из-за спины нож и попыталась пырнуть уже им.
«А это уже не пощекочет», – подумал Верн.
Кончик таки вошел – но случился неожиданный для всех побочный эффект. Сперва случилась вспышка обжигающей боли, что вполне ожидаемо, однако потом у Верна внезапно завелась нейромышечная система, которая запустила натяжение мышц и разбудила нервные рецепторы в сухожилиях, а это в свою очередь сбросило импульс спинному мозгу, который дал сигнал сократить мышцу, которая только что натянулась. Разумеется, в научной составляющей Верн не сек. Он понял только то, что его колено согнулось с такой силой, какую он сейчас в себе вообще не чувствовал, и врезало в спину Джуэлл Харди так, что та улетела в заросли, а из легких вышибло весь воздух до последнего кубического дюйма.
– Черт, – охнул Верн. – Зверина, мать ее, а не человек.
Ему повезло, однако подобная женщина не собиралась разлеживаться только потому, что ей в спину прилетело коленом. Запал в ней еще не погас, тут хоть на последний бакс поспорь. И если только она не пырнет его в то же место, в загашнике было пусто.
– Верн, – раздался хриплый голос, и на мгновение Верну показалось, что с ним из рая, где драконы, по идее, превращались в серафимов, заговорили предки.
– Это ангелы?
– Нет, ни хера не ангелы. По крайней мере, пока.
Верн скосил взгляд и увидел в каких-то трех футах Боди Ирвина. На его плече блестела кровь, будто какой-нибудь мелкий ушлепок вывернул на него ведро смолы.
– Боди, – узнал Верн.
Боди похлопал себя по груди.
– Та же фигня, друг, – посочувствовал Верн, полагая, что ему ничего не стоит поиграть в сострадание, раз уж человек сейчас все равно откинется.
– Да нет, долбодятел. Дробовик.
«А-а, – догадался Верн. – Да, логично».
У Боди на спине висел дробовик.
Верн дотянулся, срезал лямку одним когтем и вытащил оружие из-под Боди.
– Ах ты ж черт, – выругался Ирвин. – Полегче.
– Прости, – отозвался Вер. – На «Лайфтайм» говорили, что по шкале боли пулевое ранение равняется деторождению, так что подбери сопли, Грин Дэй.
Одновременно с отповедью Верн сунул патрон в гнездо, так что когда пару секунд спустя Джуэлл Харди попыталась выхватить дробовик, дракон отстрелил ей ухо.
«Ну все, никаких тебе Битсов от Дре, дамочка», – подумал Верн.
И он бы ее прикончил. Если бы лодка Боди не взорвалась.
Пшику казалось, будто он неудачно вылетел из прямой кишки водяной горки. Он ударился о воду так жестко, что вот-вот весь бы лопнул, как переспелый банан, но кожа почему-то уцелела. Даже, когда он через каких-то три фута врезался в речное дно.
Нет. Определенно не речное дно.
Болотный ил не скрипел и не брыкался.
Пшик с удивительным хладнокровием сумел наскрести две рациональные мысли.
Первая: «Кажется, я сломал жопу».
И вторая: «Ух, чтоб меня черти драли, не Хукова ли это потонувшая лодка».
Полезное знание, на будущее. Если, конечно, будущее Пшику вообще светило, что пока было очень уж маловероятно.
Пшик обнаружил, что может стоять на киле. Как только легкие удовлетворились глотком воздуха, он смог выглянуть и оценить ситуацию. Вернее, ситуации.
Зон действий было, судя по всему, две:
– на берегу, где Верн боролся с дивой из реслинговой лиги;
– и в лодке на реке, откуда кто-то по ним стрелял.
И не то чтобы Пшик мог с этим всем что-то поделать.
«Это я их сюда привел, – подумал он. – Вот ублюдки, они за мной проследили».
Первым порывом было оставаться на месте, просто болтаться в воде, и пусть все проплывет мимо. Верн же справится – ему наверняка доводилось выбираться из переделок похуже. Однако порыв быстро сошел на нет, и Пшику стало стыдно.
«Мама на острове, и все из-за меня».
И он принял решение, исходя из отчаяния и солидной доли подросткового идиотизма.
«Проплыву к берегу, подстрахую шефа. Или, на крайняк, встану между этой воительницей и мамой».
Так что Пшик оттолкнулся от киля… и что-то схватило его за ногу.
«Гребаный аллигатор достал, – подумал он. – Дракон пощадил, зато сожрет аллигатор. Охренеть шуточки у вселенной».
Однако это оказался не аллигатор. Вокруг лодыжки просто плотно обмоталась то ли веревка, то ли шнур, то ли что-то вроде.
Пшик вдохнул поглубже и нырнул. Глаза он держал закрытыми, потому что смысла всматриваться в болотную муть даже ясной ночью все равно нет. Пшик уцепился за петлю и просунул между кожей и пряжкой большой палец, но тут кончился воздух. Вторым заходом он расширил петлю и высвободил ступню, а потом подумал, почему бы не прихватить эту штуку с собой, вдруг пригодится.
Как выяснилось позже – пригодилась.
Хук наблюдал, как метелят дракона.
«Воистину, Ридженс, прекрасное время, – подумал он. – Так хорошо уже никогда не будет».
Что было правдой: если тебя заводит от того, как снайперы глухой ночью стреляют по драконам, то прямо сейчас Боар-Айленд стал лучшим во всей вселенной местом.
Папаша как-то сказал ему: «В тебе нет ничего особенного, мальчик. Думаешь, все твои грешные выходки отличают тебя от других? Ты ничем не отличен. Таких дрочил, как ты, миллион».
Хук улыбнулся.
«Опять прогадал, папка».
Констебль наблюдал за возней на берегу через монокуляр. Джуэлл Харди отлично справлялась, пока Верн не подловил ее выстрелом из дробовика.
– Срань господня, вот теперь она взбесится, – сказал Хук Дюшейну. – Давай-ка подберемся поближе.
Дюшейн сидел на надувном борту.
– Если ближе, то днище поцарапаем, – предупредил он каким-то странным тоном, малость глухим, будто лоцман слегка впал в шок. Что не стоило исключать.
До тех пор, пока лодка поддавалась управлению, Хуку было плевать.
– Похер на днище. Не моя лодка, сынок.
– Как я и думал, – отозвался Дюшейн и вдруг добавил: – Ушки на макушке.
«А это тут при чем?» – подумал Хук, гадая, про чью макушку идет речь и какие, к черту, ушки, но ответ пришел сам, когда Дюшейн поймал что-то, летящее с неба, и прижал к груди.
– Поймал, – сообщил он и гордо продемонстрировал Хуку гранату, будто та была золотым яйцом.
– Еб твою ж, – отозвался Хук.
До Адебайо дошло, что он держит; его перекосило, будто по морде прилетело невидимым кулаком. Хук уже знал, что будет дальше. Он сотню раз такое видел. Совсем не как в кино, где солдат, весь из себя, с квадратной челюстью и правильными убеждениями, хватал лимонку с ловкостью бейсболиста, швырял в сторону врага и уничтожал его танк, или спасал деревню. В реальном мире, если какому-нибудь кретину не повезло обнаружить гранату в непосредственной близости, он непосредственно же деградирует до дней, когда играл в «передай другому», и делает подлянку ближайшему же товарищу.
«Не сегодня», – решил Хук.
Он схватил Адебайо за лодыжку и одним рывком сбросил моряка в воду. И прикинул, что его собственный шанс выжить, наверное, процентов тридцать.