Как выяснилось, тело Адебайо неплохо прикрыло Хука от взрыва. В полете лоцман успел сделать полуоборот. А потом его кевларовый жилет покрошило на спагетти, а органы смяло в кашу. Его впечатало в киль, и останки медленно стекли вниз, в темноту, как мокрый носок по стене.
Он умер до того, как упал в воду. Аллигаторы получили горячий обед.
Хук отделался сечкой на предплечье и, судя по всему, звоном в ушах до конца дней, но в остальном остался жив-цел-орел. А вот Цзин Цзян не привыкла к боевым действиям ближе, чем в тысяче ярдов, и отреагировала на взрыв в собственной зоне комфорта цветистой цепочкой ругательств, за которой тут же выдала:
– Все, Хук, я решила, – бросила она через плечо и сменила свою винтовку на миномет, на котором Хук нацарапал маркером «НА КРАЙНЯГ» – через г, потому что солдаты очень любят коверкать слова.
Русский ПЗРК отличался более широкой средней частью, чем у старых трубчатых моделей, а его рабочий конец походил скорее на телеобъектив папарацци, чем на дуло, из-за чего точно прицелиться было нелегко, а цеплять аппаратуру – некогда. Однако Цзян явно решила, что все равно снесет большую часть горизонта событий, так что сказочке конец.
– Сдохни, Годзира.
Хук был уверен, что «Годзира» – это отсылка к японской культуре, а Цзян – китаянка, но обсудить этот межкультурный момент они могли и позже, да и, в любом случае, последний перезапуск фильма оказался чертовски хорош.
«И Джуэлл, – подумал Хук, – она тоже умрет».
Но у него дергало руку и звенело в ушах, а потому если такова судьба Харди, то пусть.
– Давай.
– Как будто мне нужна твоя отмашка, – огрызнулась Цзян.
Она вскинулась на колени и, едва прицелившись, спустила курок – ровно в тот момент, как в днище лодки врезалась толпа аллигаторов, которые передрались за останки Дюшейна Адебайо.
Лодка не то чтобы содрогнулась – никто даже не вывалился за борт, – однако нос нырнул вниз, и ракета булькнула под воду.
– Бля! – воскликнула снайперша, глядя, как в мутной воде исчезает огонек на хвосте. – Даже не знаю, рване…
После чего лодка «Жемчужина» взлетела на воздух, как будто под ней извергнулся вулкан. Последствий оказалось немало, причем самых разнообразных:
– крошечный вид водных лютиков, исконно растущих на болоте, стерло с лица земли. Но никто их не видел, и никто их не хватится – кроме лягушек-быков, которые ели эти цветочки из-за галлюциногенных свойств. Тысячи лягух в ломке будут надрываться от кваканья до конца лета;
– взрыв ракеты безжалостно перераспределил два миллиона галлонов болотной воды, взметнув шестифутовую волну, что поднялась подобно кулаку Посейдона и подбросила на поверхность десятки ошалевших аллигаторов, которые остались там болтаться, аки здоровые куски дерьма;
– лодка Боди Ирвина, кувыркнувшись изящнее школьницы-гимнастки, приземлилась прямиком на Верна, как будто в фильме Бастера Китона;
– Пшик попытался удержаться на перевернутом киле, но мини-цунами сорвало с места как его, так и кусок «Элоди», и мальчишка в буквальном смысле пролетел тридцать футов на доске, как на серфе, и очутился на надувной лодке констебля;
– старина Козлобород, легендарный трехсотфутовый сом, который годами изводил рыбаков, получил ракетой в мозг и помер;
– ГРОХОТ;
– масса совпадений и случайностей – однако они следовали за Виверном, мифологическим драконом, по пятам сквозь века.
Верн вдруг очутился в темноте, зато от него, по крайней мере, эта чокнутая баба-воин временно отстала.
Лодка над ним содрогнулась, взревела прямо в лицо, словно в гигантскую раковину дунул сам океан. Еще и грязью всего облепило.
«Что за херь?» – подумал Верн, но затем чешуйки непроизвольно раскрылись, чтобы ее впитать, и он понял.
Масло.
«Ну наконец-то, лорду Хайфаэру перепало отдохнуть. А теперь минутку на обработку».
Но эту драгоценную минуту ему не предоставили, и как только звуковая вибрация стихла, в перевернутый борт вцепились чьи-то пальцы.
«Чьи-то, – фыркнул Верн. – Угадай с трех попыток».
Нормальному человеку лодку ни за что не поднять, однако у дракона возникло ощущение, что у той женщины случился внезапный прилив сил. Как будто лодка была упавшим деревом, и под ним зажало ее ребенка.
«И мамашка одержима желанием этого ребенка угрохать».
Не то чтобы привычный сценарий.
Масло, тем временем, впитывалось в нутро.
«Еще пара секунд, и к бою готов».
Короткому бою – никаких воздушных кульбитов, никакой показухи, только короткий всплеск. Но, как выяснилось, секунды ему тоже не светили, потому что лодка со стоном и неохотой, с которой открывают рот в кабинете стоматолога, приподнялась. В щель хлынуло свечение, заблестело масло, просачиваясь в бороздки.
«Давай, жирок. Делай свое дельце».
С последним рывком и детородным воплем Джуэлл Харди подтолкнула лодку к точке невозврата, и обнаружила под ней распростертого Верна, покрытого маслом из разбитых бочек Боди.
– Секундочку, – произнес Верн. – И я весь твой.
– Смерть не стоит в очередях, – выдала Джуэлл Харди, что прозвучало довольно-таки неплохо.
И, надо отдать девчонке должное, с ободранной половиной лица и окровавленным торсом она и правда выглядела эдакой предвестницей. Верн даже почти поверил, что настали его последние мгновения, как вдруг Харди получила сзади веслом и тут же сложилась пополам.
– Да что еще? Вот что, блядь, еще такое?
За ней обнаружилась Элоди Моро, которая пришла из хижины на помощь, подвергнув себя опасности ради шефа своего сына.
– А ну оставь старого дракона в покое, – заявила она. – Никакого уважения к исчезающим видам!
Что буквально на блюдечке преподнесло Джуэлл Харди ее панчлайн.
– Дамочка, – произнесла она, выпрямляясь, – ты тут сама сейчас исчезающий вид.
Элоди ударила снова, но Харди перехватила весло и врезала им ей по лбу. Матушка Пшика рухнула на траву рядом с Боди, и они остались лежать, словно утомленные любовники.
– Споки-ноки, сладкие, – фыркнула Джуэлл. – Я на секунду.
Она развернулась к дракону.
– Сорян, что заставила ждать, мистер Верн.
– Не проблема, – отозвался тот и высек искру.
Джуэлл Харди, должно быть, ее видела, потому как попыталась убраться подальше от буквальной линии огня. Большей части это даже удалось, но ее оказалось недостаточно для совместимости с жизнью. Волна воющего пламени испепелила Харди ниже пояса, и сердце ее испустило дух прежде, чем она шлепнулась в грязь.
«Хватит еще на разок, – оценил силы Верн. – И я как раз знаю, кому он светит».
Пшик выронил гранатомет и, уносясь сквозь залитую лунным светом ночь на куске киля, вспомнил свою любимую книжку. Называлась она «Принцесса-невеста», и в ней был фрагмент, где после череды практически невероятных событий один персонаж говорит другому, мол, сдается, не то ты значение вкладываешь в слово «немыслимо».
«Агась», – подумал Пшик, хотя по большей части он просто орал.
Поднятая ракетой волна вынесла его прямиком на лодку, которую он пытался потопить, и оставила там хватать воздух ртом, как рыба на суше. Лодка выдержала, лишняя вода вылилась сквозь прорези в днище, а вот Пшик, несмотря на прозвище, протиснуться в них все же не мог, поэтому остался лежать и смаргивать с глаз налипшую грязь.
– Приятный нежданчик, – раздался голос. – Немыслимо.
«Хук жив, и он умеет читать мысли», – подумал Пшик – и ни капельки не удивился.
Хуку нравилось считать себя безбожником, но когда сама природа подбросила ему под ноги пацана, он невольно подумал, что ему явно благоволит некая темная сила, а значит, должна существовать и светлая в противовес.
– Приятный нежданчик, – произнес констебль. – Немыслимо.
Малец представлял из себя жалкое зрелище, весь уделанный грязью и потрепанный недавними событиями, но это отнюдь не пробудило в Хуке никакого сочувствия, и подумал он вот что:
«Хватит страдать херней. К черту стратегию. Просто положу всех и дело с концом».
И попытался схватить Пшика.
– Иди-ка сюда, мелкий.
Пшик сдал назад, но удирать, кроме воды, было особенно некуда, да и этот вариант Хук намеревался обрубить.
«Пристрелю, – решил констебль, но передумал: – Нет, лучше не надо, в надувной-то лодке».
– Пойдем, сынок. Дела не ждут.
И он, склонившись, схватил сильными загребущими лапами Пшика за лацканы.
Нет, не лацканы. А какую-то похрустывающую шкуру.
– Это что?.. – удивился Хук. – Ты что, костюм из дракона себе отхватил?
Девятипалый мальчик проявил некоторую ловкость и сунул большой палец в бабий узел, которым закрепил шкуру на поясе. Узел поддался с одного рывка, что удивило Хука почти в той же мере, что и существование костюма само по себе.
– Такого я еще не видел. Дэвид, мать его, Копперфильд недоделанный.
Пшик проскользнул между его ног и сиганул за борт так быстро, что Хук успел только хмыкнуть.
– Ну, справятся аллигаторы, – произнес он, но без особой веры. У проклятого пацана жизней по числу пальцев. Тот еще гребаный таракан.
«С другой стороны, тараканов я уже убивал», – добавил он про себя.
Цзин Цзян слезла с носа. В ее глазах стояли слезы.
– Я потеряла Тимберлейка, – плаксиво заявила она.
– Твое оружие? – спустя секунду сообразил Хук.
– Оружие? – повторила Цзян. – Оружие?! Тимберлейк был моим другом. Он был другом всей этой гребаной страны.
За плечом Хука, на острове, вспыхнул огонь.
«Охо-хо. Мы пробудили зверя», – подумал констебль.
И набросил на плечи драконью шкуру.
– Я потеряла Тимберлейка! – заорала Цзин Цзян. – А ты в переодевания играешься?!
Хук натянул на голову капюшон из Верна и подумал:
«Как пить дать, выгляжу здоровым, мать его, дьяволом».
– Слава Сатане, – бросил он. – Убью Верна по старинке.
И последовал за Пшиком за борт.
Вышло случайно – нет, не с бортом, тут он специально.
И не с убийством Верна, тут он был как иногда искренен. Из серии «даже, если это станет последним, что я сделаю».