ляли им освободиться.
Вспомни это. И не повторяй этого вновь!
Ведь если не вспомнить своих черных дел, как удержаться от них? Как сделать так, чтобы этого не случилось вновь?
Я опустила флейту. Приступ и укол тоски… и внезапно я поняла, что никогда больше не стану на ней играть. На других флейтах еще может быть, но не на этой. Она слишком многое могла. Она слишком многое знала. Мне несколько раз чудилось, будто флейта играет на мне, а не я на ней.
— Теперь они станут бояться меня еще больше, — тихо и скорбно сказала мама. — И тебя тоже.
Я кивнула:
— Я хорошо это знаю. Но пока есть хоть кто-нибудь, кто знает, что я всего-навсего девочка, жить можно!
Моя мать окинула меня быстрым острым взглядом.
— Ты встретила такого человека? — спросила она. — Того, кто знает это?
Как можно находиться меж сияющими серыми туманами в Стране Призраков за спиной бодрствующего мира, когда тебе всего тринадцать лет и лицо у тебя краснеет неудержимо? Значит, можно.
Я открыла глаза. Утро. Повсюду дневной свет.
Тано смотрел на меня.
— Ты вернулась? — осторожно спросил он.
— Да!
Голос у меня был такой хриплый, что я сама не могла разобрать слов.
— Это ты играла? — осторожно спросил он. — Звучало так, будто ты сама, но ведь ты… ты лежала там?
Я кивнула:
— Это была я.
— Я не заснул, — сказал он, — хотя флейта баюкала меня.
— Вообще-то сопротивляться сну нелегко.
— Если б я заснул, я не мог бы караулить тебя. И все равно, хоть я не спал, я все-таки видел ее.
— Мою мать?
— Да. Это… это, должно быть, была она. Ее глаза схожи с твоими.
— Это было неприятно?
— Это было не очень-то весело. Ведь есть кое-какие дела, которые хотелось бы позабыть.
— Жаль. Но это было необходимо всем. Иначе кое-кого, быть может, настигла бы месть.
— Ты имеешь в виду месть драконьей рати?
— Да! И если я сделала то, что хотела, то в драконьей рати не много найдется таких, кто сможет сопротивляться.
То было потрясающее зрелище. Оружие валялось грудами и поодиночке. На снегу сидели мужчины, закрыв лицо руками, и плакали. Другие в тревоге блуждали вокруг и больше напоминали привидения, чем людей. Некоторые, впрочем немногие, собрались назад, в Низовье, в свои дома в долине. Однако же большинство людей только стояли, глядя ввысь, и, похоже, не могли взять в толк, что им теперь делать.
— Нико?
Он стоял чуть выше на горном склоне и вглядывался в долину.
— Они бегут врассыпную, — произнес он.
— Ты ведь сам сказал. То была война, да такая, что ее не кончить оружием.
— Да! Я это говорил, но я все же не представлял себе, что ты, Дина, и твоя мать перевернули мир этой ночью. Все стало другим.
— Я вижу!
А он вообще старался не смотреть на меня. Он держался поодаль… Неужели он теперь боялся прикоснуться ко мне?
Я ужасно устала. Иначе я, пожалуй, не произнесла бы этих слов:
— Нико, я не ядовита!
Он хорошо знал, о чем я. Но сегодня мне не удастся выплакаться в его объятиях.
— Прости, Дина! Я сам не свой. Да и все мы сегодня такие!
Он коснулся моей щеки мимолетным движением, как обычно делал порой. Но я заметила, что это движение далось ему с трудом, и чуть было не расплакалась.
— Дракан по-прежнему там, — сказала я.
Он кивнул:
— Знаю. И теперь мне, пожалуй, позволят спуститься вниз и воздать ему по справедливости? И ты не назовешь меня самоубийцей?
Неужто он рассчитывал, что я улыбнусь?
Мне было не до улыбок.
— Возьми с собой Предводителя с его людьми, — сказала я.
— Я и сам думал об этом. — Он вздохнул. — По крайней мере, вокруг не будут бегать вооруженные дети, — произнес он. — По крайней мере, мы от этого избавлены.
Нас ждал сюрприз. Там, где недавно пронеслась лавина, уже была расчищена узкая тропа, а на тропе стоял строй детей-солдат. За ними плечом к плечу высился десяток рыцарей-драконариев. А за ними стоял Дракан.
Почему они по-прежнему охраняли Дракана? Почему от них не отделались, как от всех прочих? Рыцари-драконарии — этих, пожалуй, можно было понять. Ходили: слухи, будто Дракан позволял избранным прихвостням пить драконью кровь. Но дети?..
Я не спускала глаз с их угрюмых лиц. Так серьезны и решительны. Так непоколебимы в своей покорности. Это было так жутко, что и смотреть на них было невозможно, и отвернуться не было сил.
И потом я вдруг поняла, почему им было не совестно. Ведь они делали лишь то, что их заставляли считать правильным. Среди них были, возможно, дети гельтов, отнятые у своих родителей и воспитанные в духе того, что слово Дракана — закон. Что касается остальных… Быть может, тот торговец, что некогда продал Тано, не был единственным, у кого Дракан покупал детей.
Сражаться против этих маленьких мрачных воителей невозможно. Невозможно употребить власть, оружие и насилие против этих насупленных мордашек. Если ты — человек пристойный.
Оружие было действительно боевым. И не было сомнений, что дети пустят его в ход.
Нико стоял рядом со мной, и, сдается мне, мысли его были схожи с моими. Для него это было кошмаром, от которого, как полагал Нико, он избавился, — и вот он снова перед ним — цел и невредим. Против любого человека Нико было бы трудно поднять меч. А против ребенка он никогда не сможет пустить в ход оружие. Гнев Нико был так велик, что я почти ощущала его в воздухе, отделявшем нас друг от друга. Но что может он с этим поделать?
— Гнусный сатана! — пробормотала Кармиан и опустила лук, который держала наготове.
— Что тут поделаешь?
Даже Предводитель побледнел и стиснул зубы. Таким угрюмым я никогда прежде не видела его.
— Дракан не должен уйти, — молвил он. — Чего бы это ни стоило… мы этому помешаем. Если мы не убьем здесь это исчадье ада, он снова улизнет в Низовье, и тогда все было понапрасну. — Он повысил голос. — Обломайте наконечники стрел! — скомандовал он. — Бейте мечами плашмя! Быть может, нам удастся сломить их и никому не придется погибнуть.
Ручаюсь, что это «быть может» не понравилось Нико.
— Дракан!
Его возглас эхом отозвался меж скалистых стен, и, когда он воскликнул во второй раз, послышался ответ. Из кучки мелких и крупных телохранителей прозвучал голос, который я не забыла, даже если миновало уже два года с той поры, когда я слышала его в последний раз.
— Малыш Нико! Что ты делаешь здесь? Сидел бы ты, малыш, за стенами.
— Дракан, я хочу потолковать с тобой.
— Давай толкуй!
— Лицом к лицу!
— Ладно. Только, пожалуйста, подойди ближе! Если ты подойдешь один и без оружия, они, возможно, тебя пропустят.
Я сжала пальцы Нико:
— Не слушай его!
Кармиан, видно, пришла в голову та же мысль, потому что она вцепилась в его другую руку.
— Нико! Ему нельзя доверять!
— Я знаю! — ответил он. — Я ни на грош не доверяю ему. Однако же есть приманка, на которую он, возможно, клюнет, есть способ сделать это так, что нам не придется стрелять в детей.
— Какая же это приманка? — недоверчиво спросила она.
Он не ответил. Он лишь снова повысил голос:
— Дракан! У меня есть предложение. И вызов!
Вызов?
— Нико!..
— Молчи, Дина. В первый раз я знаю, что поступаю правильно.
Он встретил мой взгляд. Его глаза были спокойны и глубоки, и я знала, что он больше не боялся. В конце концов взгляд отвела я. Он не захотел обернуться, а я ничего не могла сделать, чтобы остановить его. Мне оставалось стоять там с оледеневшим сердцем и слушать, как Нико вызывал своего сводного брата на поединок, один против другого в Железном Кругу, как было в обычаях высокогорцев.
Дракан, ясное дело, достаточно изучил Высокогорье, чтобы знать, что это означало: Все, что здесь происходит, здесь и кончается. Никакого препятствия, никакой помощи и никакой мести!
Нико придется встать лицом к лицу с Драканом. Ему не придется с оружием в руках пробиваться сквозь строй детей.
Но если бы Дракан убил Нико, он мог бы покинуть Круг как свободный человек, и ни один высокогорец не посмел бы помешать ему.
— Неужто ты в самом деле осмелишься на такое, малыш Нико?
— Через час, Дракан! В Железном Кругу! Только ты и я!
Кармиан отшвырнула лук в сторону, в снег и закрыла руками уши, как ребенок, который не хочет слушать окончание страшной истории. Я никогда прежде не видела, чтоб она поступала так по-детски. Но слышали мы слова или нет, они все равно были сказаны. И не понадобилось много времени, прежде чем раздался ответ:
— Охотно! Но это будет не на жизнь, а на смерть, малыш Нико!
— Быть по сему! — произнес Нико.
Давин
Поединок
Вытоптанный снег. Круг мечей, воткнутых в снег. От меча к мечу веревка. Так выглядел Железный Круг Дракана и Нико. Нико поднял щит с гербом Ворона-Равна. Я поймал его синий взгляд. В нем была решимость, и все же смертной ярости в нем не было. Даже теперь он не был рад происходящему.
Астор Скайа предложил ему свою кольчугу, но Нико поблагодарил его и отказался.
— Если ты не привычен к тяжести, — молвил он, — то от кольчуги больше вреда, чем пользы.
Так что вместо кольчуги Астора на груди Нико была старая кожаная броня рода Скайа. Меч Каллана. Чужой шлем. Единственное, что было его собственным, — это щит, что сработал для него Тано, новый друг Дины.
— Сделай это теперь же, Нико! — бормотал я. — Соберись с силами!
Однако иметь мужество войти в Круг — это еще не все, необходимо также мужество, чтобы сражаться!
— Вид у него не для боя, — сказал Каллан. — Если б он верил в победу, он бы должен выглядеть иначе.
Дракан, похоже, уловил настроение Нико. Откинув голову назад, он засмеялся.
— Бедный малыш Нико! — глухо произнес он. — Лучше было бы тебе сидеть и писать цифры на аспидной доске!
С этими словами он кинулся вперед, да так стремительно, что в толпе зрителей пробежал шум, а Дракан попытался рубануть Нико по ногам. Нико отскочил в сторону.