прижатые к груди.
– Ты! Немедленно поздоровайся должным образом! – зашипел на него Шао Цинлун, но был проигнорирован.
Молодой господин Шао окончательно вышел из себя и вытащил из-за пояса короткий кнут. Да Шань не стал его останавливать, а лишь повернулся к нему спиной, подставляя ее под удар. Раздался глухой шлепок – кнут попал по меху, и вся сила удара утонула в нем. Скрипнув зубами, Шао Цинлун снова замахнулся кнутом.
– Брат, пожалуйста! – схватила его за предплечье Шао Цинмэй, пытаясь остановить.
– Не заступайся за него! Опять этот ублюдок позорит нашу семью!
Но Шао Цинмэй не отпустила, и ему пришлось отступить.
– А-Шань, покажи, что там у тебя? – она повернулась к Да Шаню.
И только тогда Да Шань показал свои ладони, в которых лежала маленькая серая птичка.
– Ох, А-Шань, с ней что-то случилось? Ты нашел ее на земле? – внимательно рассматривала она птицу.
Да Шань молча кивнул, поднял голову и наконец посмотрел на собравшихся на площадке людей, а потом снова опустил взгляд на птицу в своих руках.
– Думаю, у нее сломано крыло, поэтому она упала и замерзла, – продолжала изучение находки Шао Цинмэй.
– Ты притащил сюда дохлую птицу? – вспылил Шао Цинлун. – Это же дурной знак! Что еще от тебя ждать? Принесешь дохлую свинью? Или лошадь?
– Брат, – мягко сказал Шао Цинмэй. – Эта птица жива, просто ее надо согреть и вылечить. Уверена, А-Шань с этим справится.
Словно в доказательство ее словам, птица нахохлилась, встряхнула перьями и снова замерла, прижавшись к теплым рукам. Старейшина Бай и ее ученики молча наблюдали эту странную сцену. Очевидно, что уже к обеду слухов на горе станет в два раза больше.
Бай Сюинь не отрывала взгляда от человека в черном плаще с косматым мехом, держащим в руках маленькую неприметную птичку. У этого парня были широкие брови и темные глаза, скулы, словно выточенные из камня, прямой нос и резко очерченные губы. Это было самое красивое лицо, которое старейшина Бай когда-либо видела в своей жизни, а людей она повидала немало. Она покосилась на маленькое личико молодой госпожи Шао, а затем на лицо ее брата, и тут же вернула взгляд обратно. Почему среди всех этих слухов никто не сказал, что Да Шань такой красивый?
Старейшина Бай больше не чувствовала ни январского холода каменных плит под ногами, ни легкого ветра, подхватывающего пухлые снежинки. Силой воли она отвела взгляд от чужого лица и уставилась куда-то под ноги, делая вид, что притоптанный на каменных плитах снег заинтересовал ее сверх меры.
Ван Чжэмин несколько раз покосился на свою наставницу, которая не поднимала взгляда, неловко кашлянул, а потом вышел вперед:
– Молодой господин Шао, молодая госпожа Шао, вы, должно быть, устали с дороги, позвольте проводить вас в ваши комнаты.
– Молодой господин Ван очень гостеприимен, – вежливо кивнула Шао Цинмэй, и все направились к гостевым домикам.
Старейшина Бай шла впереди всех, с трудом сдерживая желание обернуться и прилипнуть взглядом к одному конкретному человеку, чтобы рассмотреть его более основательно и со всех сторон. Зато теперь стало понятно, почему молодая госпожа Шао везде таскает его за собой. Если бы у Бай Сюинь был такой близкий друг, она бы тоже не хотела оставлять его без присмотра.
После того как гостей проводили к их временному дому, Шао Цинлун вежливо поблагодарил сопровождающих, и старейшина Бай тут же ушла, словно спеша по какому-то очень важному делу. Так как жить с Шао Цинмэй под одной крышей Да Шань не мог, его поселили по соседству. Молодая госпожа Шао спросила Ван Чжэмина, есть ли тут место, где никто не бывает, потому что Да Шань предпочитает тренироваться в уединении, и Ван Чжэмин посоветовал тому найти какую-нибудь поляну в роще к западу от их домов. На том они и разошлись. Шао Цинлун планировал провести несколько дней на горе, а потом отправиться в столицу по делам ордена. Приглядывать за молодой госпожой Шао должен был остаться молчаливый Да Шань.
Бай Сюинь быстро вернулась в свой павильон и захлопнула дверь, словно за ней гнались полчища демонов во главе с самим демоническим владыкой. Скинув верхнюю одежду, она села за стол и принялась с усердием разбирать бумаги, дабы занять свою голову чем-то существенным и выгнать из нее все лишние мысли, которых там не должно было быть. Проигнорировав и обед, и ужин, и понадеявшись, что Ван Чжэмин вместо нее будет развлекать гостей, она проработала до самого вечера, а, увидев, что солнце уже зашло и на улице стемнело, отложила бумаги. Толстобокий месяц поднимался за окном, и Бай Сюинь решила выйти прогуляться где-нибудь в тишине, чтобы освежить голову перед сном.
Накинув на плечи теплый плащ и спрятав руки в длинные рукава, старейшина Бай вышла из дома и направилась в сторону рощи, в которой любила гулять в одиночестве. Снег под ногами искрился под лунным светом, на бархате черного неба россыпью раскинулись звезды. Бай Сюинь легко шла по сугробам, вдыхая морозный свежий воздух. Ее голова прояснилась, а мысли собрались туда, где им и место – по полочкам, каждая ровно там, где положено. Произошедшее сегодня просто было нелепой случайностью, которая не должна нарушать привычный ход вещей. В конце концов, старейшина Бай не юная дева, чтобы так бурно реагировать на внешность мужчины. Тем более он был слишком молод, едва ли ему было больше двадцати.
Легко ступая по снегу, с помощью цигун[5] старейшина Бай отталкивалась от сугробов, едва касаясь их и продвигаясь между деревьев, тянущих свои голые ветки к небу, пока не увидела глубокие следы. Они были такого размера, что с первого взгляда было понятно, кто их оставил. Словно здесь прошел великан, пробивая гладкие бока сугробов до самой земли и оставляя за собой рыхлые глубокие норы, отмечавшие его путь. Бай Сюинь остановилась в замешательстве, не зная, то ли продолжить идти вперед, то ли развернуться и пойти обратно. Но любопытство оказалось сильнее, поэтому она незаметной тенью скользнула вдоль чужих следов, пока не оказалась возле небольшой поляны, на которой один человек тренировался с мечом.
Увидев его, старейшина Бай резко выдохнула и сделала шаг назад, вцепившись в ветку ближайшего дерева, словно хватаясь за спасительную соломинку. Человек впереди был голый. Не весь, на нем все еще оставались штаны, закатанные до колен. Босыми ногами он уже вытоптал небольшую поляну. Его обнаженная спина с упругими мышцами, перекатывающимися под кожей, блестела влагой в лунном свете, а падающие снежинки таяли, едва коснувшись разгоряченного тела. Длинные волосы Да Шаня были заплетены в свободную косу, взметавшуюся в воздух, словно кнут, за его движениями. В руках он держал простой железный меч, с которым тренировался, делая выпады и развороты.
Бай Сюинь безмолвно наблюдала за ним, не в силах отвести взгляд и машинально отмечая, что техника этого человека была ужасной, а в движениях не было ни красоты, ни изящества. И все же они завораживали. А может, дело было не в движениях, а в самом человеке. Выдыхая изо рта клубы пара, прикрыв глаза, он всецело отдавался тренировке, не замечая ничего вокруг. Старейшина Бай неосознанно сжала ветку дерева, за которую все еще держалась, и та предательски хрустнула, разнося по округе этот внезапный звук, разрывающий тишину.
Да Шань резко остановился и обернулся. Они встретились взглядами. Старейшина Бай повернулась, словно ничего не произошло, намереваясь уйти и надеясь, что это не похоже на бегство, когда почувствовал атаку со спины. Она развернулась, выхватывая с пояса меч прямо в ножнах и отбивая атаку. В темных глазах нападающего она увидела не ярость, а искорки веселья. Да Шань отскочил, развернулся и снова бросился вперед в ложном выпаде, слишком простом, чтобы это сработало. Бай Сюинь легко отбила и вторую атаку, в неверии глядя в чужие веселящиеся глаза, когда до нее наконец дошло: это было приглашением на бой. Грубым, слишком прямолинейным, совсем как этот огромный человек.
И она приняла вызов. Да Шань кружил вокруг нее, пытаясь добраться, но каждый раз сталкивался лишь с ножнами ее меча. И все же он не сдавался, продолжая наступать снова и снова. Бай Сюинь целиком отдалась бою, ее голова опустела, а меч стал продолжением руки. Она вновь ощутила это привычное чувство осознанности, когда ты находишься здесь и сейчас, а весь мир замирает в ожидании. Но этот бой был слишком легким, их силы были неравны: даже самый младший ее ученик лучше владел мечом, чем этот человек. Кто вообще его этому учил? А потом она вспомнила, что никто: у Да Шаня не было учителей. Судя по всему, он тренировался сам, наблюдая за другими адептами ордена, что объясняло его хаотичную технику и неуклюжие движения.
Он нападал грубо, рассчитывая на свою силу. В кулачном бою, может, и был бы шанс, но не здесь, не в бою на мечах против настоящего мастера боевых искусств. Такой способ мог сработать с равным соперником в коротком бою, но, если бы бой затянулся, он быстро бы выдохся и проиграл. И скоро Да Шань и правда замедлился, его дыхание сбилось, а разгоряченное тело окуталось паром. Пришло время завершать эту неравную схватку. Бай Сюинь позволила ему подойти совсем близко, а потом легко развернулась и рубанула ножнами под коленями противника. Тот тут же упал как подкошенный прямо в сугроб.
Бай Сюинь смотрела на человека, выронившего меч и лежащего на спине прямо в снегу. А потом Да Шань рассмеялся таким счастливым смехом, что этот звук, проникнув в уши Бай Сюинь, осел где-то на дне ее сердца грузом, от которого уже не избавиться и который оттуда не вытряхнуть. Сглатывая вязкую слюну во внезапно пересохшем рту, старейшина Бай подошла ближе и протянула руку, чтобы помочь ему встать. Да Шань поднял свою руку и аккуратно сжал чужую, скорее вежливо принимая помощь, чем действительно пытаясь ей воспользоваться. Если бы он захотел, то со своим весом легко бы опрокинул Бай Сюинь с ног. Да Шань встал, посмотрел ей прямо в глаза и улыбнулся, а потом нахмурился и повел плечами, пытаясь избавиться от прилипшего к спине снега.