Гу Луннань бросил на Шао Цинлуна странный взгляд, но промолчал. Молодой господин Шао толкнул дверь и вошел в покои. В нос тут же ударил сильный аромат благовоний, заглушающий гнилостный запах болезни. Глава Шао лежал на широкой кровати, его седые редкие волосы разметались вокруг осунувшегося лица. Он был больше похож на покойника, чем на живого человека. Шао Цинлун подошел к ложу и остановился, всматриваясь в изможденное лицо.
– Отец, это я, – сказал он достаточно громко, чтобы больной услышал.
Тонкие, словно старая рисовая бумага, веки главы Шао дрогнули, и он открыл глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на человеке у кровати.
– Отец, я привез тебе тысячелетний красный женьшень, – Шао Цинлун подошел ближе, чтобы отец мог его увидеть.
– Цинмэй… – прохрипел глава Шао.
– Она здесь, позже навестит тебя.
– Нет, – глава Шао прикрыл глаза, – она должна быть не здесь.
– Твоя дочь так тосковала по тебе, что решила вернуться раньше, – наклонил голову Шао Цинлун, не отрывая взгляда от лица отца. – Она так спешила, что даже полетела на мече.
– Нет, – захрипел глава Шао и его лицо сморщилось, словно от сильной боли. – Алый Феникс. Пусть возвращается…
Шао Цинлун отвел взгляд и оглядел убранство комнаты. Здесь было слишком душно, а три жаровни возле кровати нещадно чадили. Он подошел к окну и открыл его настежь. В комнату тут же ворвался ледяной воздух, забирая с собой часть смрада. Шао Цинлун стоял перед окном и глубоко дышал.
– Да… Ша… нь… – снова прохрипел глава Шао. – Где… он?
Шао Цинлун резко повернулся от окна и прожег его взглядом:
– Отец так давно не видел своих детей, но все, что его волнует – это какой-то чужак?
– Где он? – повторил свой вопрос глава Шао.
– Он ушел, – вернулся к кровати Шао Цинлун.
– Нет, нет, нет, – замотал головой глава Шао и закашлялся. – Не мог уйти… Цинмэй… Должен защищать… Его сила… – его кашель стал сильнее, на губах выступила кровавая пена.
Шао Цинлун тут же достал из рукава шелковый платок и промокнул пересохшие губы отца.
– Этот человек ушел и больше не вернется, отец, – бросил Шао Цинлун. – Тебе стоило бы больше волноваться о родных детях.
– Что ты наделал?! – взревел глава Шао и попытался сесть, но его тело еще сильнее сотряс кашель, пачкая все вокруг алыми каплями. – Верни его!.. Должен вернуть… Ты не понимаешь… Цинмэй!..
Дверь в покои открылась, и в комнату бесшумно проскользнул Гу Луннань. Глава Шао хватался за горло и пытался сделать вдох, но из его груди раздавались лишь хрипы. На лице выступили вены, а глаза бешено вращались. Старейшина Гу выхватил из рукава несколько серебряных игл и воткнул их в жизненные точки главы Шао. Тот сразу затих и обмяк, погрузившись в забытье. Убедившись, что отец больше ничего не скажет, Шао Цинлун бросил на него последний взгляд и вышел из покоев. Следом за ним покинул комнату старейшина Гу.
– Молодой господин Шао, – тихо произнес Гу Луннань, – с каждым днем главе становится хуже. Нет такого средства или снадобья, что было бы способно его исцелить. Время пришло.
– Еще рано, – отрезал Шао Цинлун.
– Даже если вы потратите все деньги ордена, я все равно не смогу продлить его жизнь, – мрачно сказал Гу Луннань.
– Я сказал, что еще рано, – смерил его ледяным взглядом Шао Цинлун. – Мне нужно больше времени.
– Я ведь сказал, что помогу, – сверлил его взглядом алхимик.
– Этого недостаточно, – поджал губы Шао Цинлун. – Самые уважаемые старейшины должны быть на моей стороне и мне нужно время, чтобы их убедить. А до тех пор мой отец должен быть жив. Неважно, как и в каком виде, просто сохраните ему жизнь.
– Тогда вам лучше поторопиться, – процедил Гу Луннань.
Шао Цинлун повернулся и пошел к выходу, но алхимик вцепился ему в рукав:
– Вы ведь помните о нашем уговоре, молодой господин Шао?
– Цинмэй. Вы получите мою сестру, а я получу место главы ордена, – Шао Цинлун вырвал свой рукав из чужой руки. – Я помню.
Не оборачиваясь, он вышел на улицу. Небо над горой затягивало свинцовыми тучами, какие бывают перед надвигающейся метелью. Шао Цинлун вдохнул полную грудь холодного воздуха и направился прочь от павильона главы. Он устал от долгого пути, но время отдыхать еще не пришло: слишком о многом ему еще предстояло позаботиться.
Глава 16. Записки девы Линь
Четыре девушки гуляли по широкому цветочному лугу. Погода стояла чудесная, а весеннее солнце уже грело, но еще не обжигало. В воздухе витал аромат разнотравья, вокруг сновали жужжащие насекомые, над лугом разносился девичий смех. Оставшись без присмотра наставницы, молодые заклинательницы ощущали пьянящий вкус свободы. Жизнь на горе была непростой, тренировки занимали почти все время, поэтому вот так спокойно играть на цветочном лугу было подарком небес.
– Кажется, я слышу ручей, – сказала одна из них и побежала к опушке леса, огибающего луг по бокам.
Остальные бросились за ней, на ходу срывая стебли цветов, чтобы сделать из них украшения. Прямо перед стеной леса, заросшей непролазными кустами, вился звонкий ручей. Девушки сгрудились на берегу, опуская руки в холодную воду и со счастливым смехом пуская по ней бутоны цветов, словно сейчас был Весенний фестиваль. Они не знали, что своим шумом пробудили спящего в лесу зверя.
Деревья на другом берегу ручья накренились, и над ними поднялась огромная черная голова. Большие ноздри раздраженно раздувались, а горящие огнем глаза с вертикальными зрачками не сводили взгляда с девушек. Мгновение и над ручьем раздались испуганные женские крики. Девушки метнулись назад на луг, но дракон легко перемахнул через ручей, отрезая им путь к отступлению своим длинным змеиным телом. Этот дракон был огромным, а его тело покрывала черная как ночь чешуя. Девушки заметались, оказавшись в ловушке, понимая, что им не уйти от чудовища. Старшая из них выхватила с пояса длинный кинжал и сжала его в руке. Но вместо того, чтобы атаковать дракона, она внезапно подлетела к одной из девушек и вонзила кинжал ей в бедро.
– Уходим сейчас же! – крикнула она и ловко перепрыгнула через змеиное тело. Еще две тут же последовали ее примеру.
Дракон не стал за ними гнаться. Внутри кольца из его тела лежала четвертая девушка, орошая луговые цветы кровью. Она схватилась за раненое бедро и пыталась отползти. На ее губах застыл немой крик. Остальные уже исчезли вдали, но она убежать не могла. Ее принесли в жертву чудовищу.
Дракон приподнял свою голову на змеиной шее и раскрыл пасть, огласив округу ревом, от которого все звери в окрестностях в ужасе разбежались. Девушка зажмурилась в ожидании смерти, но та никак не наступала. Она медленно открыла глаза и увидела напротив своего лица огромный глаз. Чудовище смотрело на нее не отрываясь. Девушка зажала рот рукой, чтобы не закричать, а второй начала шарить вокруг себя. Возможно, если ей удастся ранить чудовище в глаз, то она еще сможет спастись. Она нащупала на земле камень с острым краем и, схватив его, подняла руку, чтобы нанести удар. Но дракон резко отстранился, а затем, раскрыв свою пасть, проглотил девушку.
Линь Шунь очнулась от обжигающей боли. Она лежала на холодных камнях, а вокруг царила непроглядная тьма. Перед ее глазами пронеслись последние события. Она опустила дрожащую руку и прикоснулась к ноге. Засохшая коркой на одежде кровь доказывала, что это был не сон. Линь Шунь замерла, прислушиваясь, но вокруг царила пугающая тишина, нарушаемая только тихим звуком, словно где-то рядом капала вода. Она сглотнула и, сосредоточившись, зажгла в руке духовный свет. Привыкшие к темноте глаза на пару мгновений ослепли. Линь Шунь испуганно огляделась. Судя по всему, она находилась в какой-то пещере. С темного каменного потолка наростами свисали сталактиты, пытаясь дотянуться до пола. С некоторых из них время от времени падали редкие капли воды, но их было недостаточно, чтобы образовать пещерное озеро. Зато воздух был сырым и казался еще холоднее, чем был. Озираясь по сторонам, Линь Шунь обнаружила два широких выхода, ведущие в темноту. Она попыталась встать, но ничего не вышло – при каждом движении раненую ногу пронзало насквозь острой болью. Линь Шунь прикусила губу, чтобы не закричать. На ее глазах выступили слезы. Сил почти не оставалось. Но каким-то невообразимым образом, она все еще была жива. Дрожащей рукой она нащупала за поясом расшитый мешочек и вытащила из него флакон с восстанавливающим эликсиром. Запрокинув голову, она выпила его весь, а потом легла на камни в ожидании, пока снадобье подействует.
Через половину дня или через вечность в одном из проходов раздался странный звук. Линь Шунь вскинула голову и до мушек в глазах начала всматриваться в непроглядную тьму. Духовных сил было совсем мало и она направляла их на заживление раны, снова оставшись в темноте. Где-то вдалеке зажглись два огонька, которые начали приближаться. Медленно в пещеру влезла огромная черная голова. Дракон пристально осмотрел девушку и снова скрылся в темноте прохода.
Линь Шунь обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. Чудовище все-таки было неподалеку, но теперь она знала, в каком из проходов. Оставался шанс, что второй проход ведет вглубь горы и она может оказаться в тупике, но Линь Шунь готова была рискнуть. Так как встать на раненую ногу она не могла, то начала отползать по камням в сторону второго прохода. Это заняло целую вечность. Рана на ноге снова открылась, и по бедру потекла горячая кровь. Шепча про себя все молитвы, которые знала, Линь Шунь продолжала ползти. Оказавшись в проходе, она замерла, прислушиваясь, но вокруг царила тишина, нарушаемая лишь тихо капающей водой.
Сдвинуться еще на цунь. Еще немного. Еще.
Линь Шунь наткнулась рукой на что-то теплое. Она зажгла духовный свет, который был слишком слаб и почти ничего не освещал. Опустив голову внизу, Линь Шунь обнаружила странный предмет – он был толстым, продолговатым и длинным, с шерстяным гребнем поверху. Линь Шунь наклонилась ближе, чтобы рассмотреть, и увидела маленькие чешуйки, покрывающие его. Она отшатнулась в ужасе, осознав, что попала в гнездо демонических змей. Чешуйчатое тело лежало неподвижно. Линь Шунь задержала дыхание и направила всю энергию в духовный свет, который послушно вспыхнул, заливая широкий каменный проход. Проследив глазами всю длину этого тела, большая часть которого скрывалась за поворотом, Линь Шунь поняла, что это была не другая змея, а хвост дракона. Два прохода были закольцованы вокруг пещеры, и пути к бегству не было. Согнувшись над камнями, Линь Шунь разрыдалась.