– Разумеется, но выносить трактат, как и любые книги здесь, из этой комнаты нельзя. Видите ли, в этих манускриптах, трактатах и свитках могут быть очень опасные вещи, поэтому мы храним их в самом защищенном месте во всем храме. Вы можете остаться, – монах указал на низкий столик у стены, – и изучить записи. Изнутри дверь можно открыть, но если вы выйдете, то назад попасть уже не сможете.
– Благодарю настоятеля Уляня за оказанное доверие, – почтительно поклонилась старейшина Бай.
Монах подошел к столику и положил на него трактат, а потом указал на один из стеллажей:
– Здесь вы найдете другие записи касательно тех событий, включая изыскания девы Линь. Как вам, наверно, известно, она искала секрет бессмертия, но поиски привели ее к очень темным вещам. Мы уже проверили все эти записи – там нет ничего, напоминающего ритуал с убийствами, совершенными по всей стране.
– Настоятель Улянь очень внимателен, – поблагодарила его Бай Сюинь за информацию.
– Тогда я уйду первым, – кивнул монах и вышел из комнаты.
Дверь за ним с лязгом закрылась.
Старейшина Бай вздохнула и опустилась на маленькую расшитую подушечку перед столом, а затем погрузилась в чтение.
Глава 17. Возвращение домой
Время в Храме Нефритового Будды отсчитывалось шелестом страниц трактатов и манускриптов. С раннего утра и до самой ночи Бай Сюинь изучала архивы. Записки девы Линь не отличались структурой и были просто хаотичным набором пометок, описаний каких-то сцен из ее жизни или размышлений. С обезоруживающим безразличием она писала, как обедала или как вершила месть своим обидчикам. Со страхом, который просачивался через тонкие листы бумаги, она писала о своем спутнике, которого, несмотря на человеческий облик, считала чудовищем. С отчаяньем, присущим только безумцам, Линь Шунь искала секрет вечной жизни. Бытовые сцены и диалоги с драконом перемежались заметками об очередном эликсире бессмертия из сотни редчайших ингредиентов, который оказывался в итоге пустышкой.
Как и говорил настоятель Улянь, Линь Шунь была настолько одержима, что не гнушалась ничем и готова была омыться в человеческой крови, лишь бы продлить свою жизнь. Старейшина Бай терпеливо изучала непоследовательные записи. Дойдя до метода расщепления души, она устало опустила голову на руки. Кровавый Император Тяньшунь умерла на пятом году своего правления, будучи казненной за многочисленные преступления. До самого последнего момента она отрицала свою вину и обвиняла во всем дракона. Если бы то время, что она тратила на поиски вечной жизни, она посвятила управлению страной, то прожила бы намного дольше. Бай Сюинь не понимала эту жестокую женщину, но ей было ее жаль. Но намного больше ей было жаль то странное существо, воспоминание о котором и по сей день наводило ужас на континент. Последние годы их жизни Линь Шунь, ставшая Императором Тяньшунь, и Черный Дракон постоянно ссорились. Выливая на бумагу свое отчаянье, а порой и вино, Линь Шунь до ужаса боялась, что дракон пойдет против нее, и искала способы его задобрить. Вот только ему ничего от нее не было нужно.
У Черного Дракона не было имени. Он не рассказывал Линь Шунь о себе и своем прошлом и не спрашивал об этом ее. Он жил настоящим моментом, не переживая о будущем. Дракон очень живо интересовался культурой и бытом людей. Как ребенок, он задавал Линь Шунь сотни вопросов о религии и ритуалах, государствах и праздниках. Он пытался понять людей, потому что сопереживал им. Когда Линь Шунь захватила столицу и объявила себя Императором, дракон собрал в столице сирот и организовал приют. Никто не знал, что этот человек и есть то чудовище, что наводило ужас на весь мир. Даже слуги во дворце считали дракона ближайшим соратником Императора Тяньшунь и обращались к нему, как к господину Тянь, потому что сама Линь Шунь его так называла: Тянь Мо[24] – Небесный демон. О его истинной сущности люди узнали, лишь когда остатки орденов объединились и напали на дворец. Пока основная часть сопротивления штурмовала главные ворота, небольшая группа самых отважных воинов тайно проникла через восточную часть, подкупив слуг. Когда они проникли внутрь дворца и пленили его хозяйку, дракона там не оказалось. Кровавый Император Тяньшунь требовала от какого-то мужчины, чтобы тот убил врагов, но неизвестный никак не отреагировал. И только когда Тяньшунь начала взывать к справедливости и призывать уничтожить чудовище, мужчина обратился драконом. Заклинатели на мечах преследовали его до самых Сумеречных гор, нанося один удар за другим, пока дракон не пал прямиком в Огненное море. Так самое ужасное чудовище Цзянху было повержено, а Кровавый Император Тяньшунь спустя несколько недель прилюдно казнена на городской площади.
Старейшина Бай аккуратно поставила на полку очередную книгу и потерла уставшие глаза. Даже изучив все события тех времен, она так и не приблизилась к разгадке, что за ужасная сила убивала людей по всей стране. Судя по всему, Храм Черного Дракона, который по примеру своего божества заботился о детях, не был к этому причастен. Покинув павильон библиотеки, Бай Сюинь задумчиво посмотрела на звездное небо, отметив про себя, что снова засиделась допоздна. Вернувшись в свою комнату, она обнаружила на столе письмо из ордена Алого Феникса. Сломав печать, старейшина Бай быстро пробежалась глазами по строчкам. Это было письмо от главы ордена, и тот приказывал немедленно возвращаться. Бай Сюинь подперла голову рукой, задумавшись, сколько времени уже прошло с тех пор, как она покинула гору. Перед глазами невольно всколыхнулись зыбкой пеной воспоминания об одном человеке, от которых она тут же отмахнулась. С той самой ночи она запретила себе о нем думать и пока ей это неплохо удавалось. Недаром говорят, что время и расстояние исцеляют душевную боль. Еще раз перечитав письмо, Бай Сюинь нахмурилась. Если бы что-то случилось, то Ван Цзышэнь упомянул бы об этом, к тому же по непривычно рубленым линиям письма можно было понять, что глава ордена писал его в гневе. Старейшина Бай сложила письмо и убрала в рукав, а потом начала собирать вещи. Утром ей предстояло отбыть на восток.
Спустя почти две недели старейшина Бай Сюинь опустилась на гору Алого Феникса и спрыгнула с меча. В преддверии лета орден утопал в зелени, из которой то тут, то там выглядывали нарядные домики и пагоды, выкрашенные в белый, алый и золотой. Бай Сюинь вдохнула полной грудью травяной аромат родной горы. Жизнь в ордене бурлила, повсюду сновали адепты, едва замедляясь ради почтительного поклона, и тут же вновь устремляясь по своим неотложным делам. Муравейник Алого Феникса жил своей обычной жизнью.
Бай Сюинь сразу же направилась к павильону главы. Еще покидая Храм Нефритового Будды, она отправила весточку, поэтому знала, что глава Ван ее ждет. Найдя двери кабинета главы закрытыми и узнав от его помощников, что он проводит совещание с градоначальником Чанъяна, Бай Сюинь отошла к окну и принялась ждать. Разумеется, она могла пойти к себе и подождать, пока глава ордена сам ее вызовет, но интуиция подсказывала, что глава зол и не стоит проверять его терпение на прочность.
Стоя у окна с изящными резными ставнями с привычными узорами в виде фениксов, Бай Сюинь наблюдала за садом главы ордена. Поговаривали, что Ван Цзышэнь сам за ним ухаживал и лично привозил издалека самые редкие деревья и красивые цветы. Бай Сюинь ни разу не видела его с садовыми ножницами в руках или тяпкой, но сад был и правда прекрасен. С деревьями и цветами, высаженными точно по фэншую, он был примером гармонии и красоты. На мгновение старейшина Бай задумалась, не стоит ли ей самой заняться вплотную своим маленьким садиком, но тут же мотнула головой – у нее совершенно не было на это времени. Если бы не ее ученики и адепты ордена, то ее сад бы давно зарос сорняками выше окон. Впрочем, и постройкой дома, и планированием сада занимался сам глава Ван, лично разработав все чертежи. Бай Сюинь, которая тогда была моложе и только получила должность старейшины, предпочла не вмешиваться в творческий процесс главы, в глубине души радуясь, что ей самой не придется тратить на это свое драгоценное время. Она невольно задумалась, всем ли старейшинам ордена так повезло или это было особое отношение как к младшей соученице. Как ни посмотри, глава Ван всегда благоволил Бай Сюинь, поэтому внезапный гнев был еще более необычным. Должно быть, в ордене или в окрестностях и правда произошло что-то неприятное.
Закончив совещание, глава ордена вышел из кабинета, чтобы проводить градоначальника Чанъяна. Когда он увидел старейшину Бай, благодушная улыбка тут же сползла с его лица. Наспех выпроводив гостя, он повернулся к Бай Сюинь и прожег ее тяжелым взглядом:
– Когда ты вернулась? Почему мне не доложили?
– Глава Ван был занят, я не осмелилась его беспокоить, – почтительно ответила Бай Сюинь, стараясь не обращать внимания на вздувшуюся венку на лбу главы.
– Идем, – бросил он и вернулся в свой кабинет, а затем выгнал оттуда всех своих помощников.
Бай Сюинь нерешительно прошла за ним следом, гадая, чем вызвано такое поведение главы.
Когда они остались наедине Ван Цзышэнь, который еле сдерживал себя, наконец, взорвался.
– Тяньцинь! Как ты могла так со мной поступить?! – прогремел он.
– Боюсь, я не понимаю, чем вызвано ваше негодование, глава Ван, – холодно ответила Бай Сюинь.
Глава ордена быстрыми размашистыми шагами подошел к своему столу и выхватил из стопки бумаг распечатанное письмо в конверте из бумаги цвета киновари. На сломанной печати можно было распознать знак ордена Ледяной Звезды.
– Скажи мне, что это какая-то ошибка! – он потряс письмом в воздухе.
Бай Сюинь сделала пару шагов вперед и взяла письмо. Развернув конверт, старейшина Бай быстро пробежалась глазами по аккуратным ровным строчкам, а потом подняла гневный взгляд.
– Прошу прощения глава Ван, но на каком основании вы читаете письма, адресованные мне лично?