– Это человеческая кровь?
– Нет, какой-то птицы, – покачал головой Фан Бо. – Это обычный ритуал горных шаманов, насылающих порчу на человека: кровь жертвенного животного, вещь, принадлежавшая человеку, и горные травы: багульник для силы, бессмертник для поддержки рода, шалфей для связывания загробного мира с миром живых.
– Зачем наводить порчу на уже мертвого человека? – нахмурился Да Шань.
– Ее наводили не на мертвого, а на живого, – объяснила Бай Сюинь. – Тот, кто это сделал, хотел, чтобы дух мертвого навредил другому человеку, поэтому использовали травы, дарующие силу. Ритуал должны были провести в первые дни после смерти, пока душа еще привязана к телу.
– Значит, ни Цан Сян, ни Жо Яо этого сделать не могли: первая была уже мертва, а второго не было в деревне.
– Он мог скрываться неподалеку и провести обряд сразу после похорон. Но причин у него для этого не было, так что не думаю, что это был он.
– Получается, проклятье наслал кто-то из местных жителей и этот человек может быть еще жив?
– Верно.
– Тогда весь этот утренний обряд очищения…
– Был для того, чтобы успокоить людей, – кивнул Фан Бо.
– Серебром очищают злую энергию, поэтому проклясть серебряную вещь невозможно. Но человек, который проводил ритуал, ненастоящий шаман, поэтому этого не знает, – пояснила Бай Сюинь.
Да Шань переводил хмурый взгляд с заклинателя на женщину и обратно. Эти двое, казалось, понимают друг друга с полуслова, и ему это не нравилось. Он что, единственный тут, кто ничего не понимает?
Фан Бо предложил вместе поесть, но Бай Сюинь вежливо отказалась, поэтому он ушел. Да Шань отправился готовить обед из того, что удастся найти на кухне. Ли Хун вышел на улицу и сел у дома, чтобы погреться на летнем солнышке. День был очень тихий и спокойный. Люди, вернувшиеся с похорон, разошлись по домам. Хоть они и надеялись, что ритуал поможет избавиться от проклятья, но не были уверены, что он правда сработает. В конце концов, они уже приводили монахов для очищающих ритуалов, но другие так и продолжали умирать. Едва ли тут нашлась бы хоть одна семья, которая не потеряла кого-то из близких.
Бай Сюинь сидела, подперев щеку рукой, и смотрела в окно. Легкий ветерок колыхал редкую растительность во дворе дома, а где-то рядом раздавался стрекот какого-то насекомого. Она и не заметила, как задремала. Ее сон был беспокойным, хаотичные образы сменялись один другим, она то куда-то бежала, то проваливалась в воду, где плавали две огромные рыбы – черная с золотым и красная с белым. А потом она снова оказывалась в маленьком саду и тянула руку к летящему лепестку цветка сливы, но стоило его поймать, как он рассыпался пеплом в руках и все вокруг тоже начинало рассыпаться, а где-то совсем рядом ревело пламя, испепеляя все на своем пути. И Бай Сюинь снова бежала, а потом падала и летела прямиком в Огненное море, которое расступалось перед ней, словно для объятий. Все ее тело горело от нестерпимого жара, а огромная черная змея обвивалась вокруг груди, сдавливая все сильнее, так что невозможно было вдохнуть этот раскаленный воздух.
Бай Сюинь медленно открыла веки, которые словно налились свинцом, подняла руку и смахнула со лба капли пота. Перед собой она увидела обеспокоенные лица Да Шаня и Ли Хуна. Она явно проснулась, но иссушающий жар так никуда и не делся. Да Шань протянул руку и коснулся ее лба – его обычно теплая шершавая рука в этот раз казалась такой притягательно-холодной, что Бай Сюинь едва удержалась, чтобы не схватить ее и прижать сильнее к лицу.
– У нее лихорадка, – мрачно произнес Да Шань, и в его глазах промелькнули злые искры. Ему хотелось сжечь эту деревню дотла вместе с ее добрыми жителями, насылающими на других такие ужасные проклятья.
Бай Сюинь попыталась встать, но ее ноги подкосились, а в глазах потемнело.
Да Шань поднял Бай Сюинь и перенес на лежанку, а затем бросил Ли Хуну:
– Сходи, приведи заклинателя. Того, который не полный дурак.
– Почему я? – возмутился Ли Хун. – А вдруг они поймут, что я демон?
– Ты мой духовный питомец Большое ухо, забыл?
«Большое ухо», бормоча какие-то ругательства, вышел из дома и вскоре вернулся с заклинателем.
– Что произошло? – спросил Фан Бо, когда увидел Бай Сюинь, лежащей без сознания. – Еще утром она выглядела здоровой.
– У нее резко поднялся жар, – хмыкнул Да Шань. – У тебя есть лекарство?
– У заклинателей не бывает внезапного жара, если их энергия в порядке, – покачал головой Фан Бо. – Позвольте, я проверю ее ци, – он потянулся к ее запястью, но Да Шань тут же перехватил его руку:
– Не позволю, лечи так.
– Но я не лекарь, – нахмурился Фан Бо, – к тому же сомневаюсь, что ее болезнь вызвана физическими причинами.
– Это проклятье?
– Возможно.
– Так сними его!
– Я не могу, – Фан Бо посмотрел ему прямо в глаза. – И никто не сможет. Надо ждать.
– Да чтоб вас! – выругался Да Шань.
Заклинатель извлек из рукава маленький фарфоровый флакончик и протянул ему:
– Это облегчит ее состояние, но, если к ночи ей не станет лучше, дайте знать.
Бросив еще один обеспокоенный взгляд на женщину, заклинатель вышел из дома. Да Шань посмотрел на флакончик в руке, а затем на Бай Сюинь, которая не подавала признаков жизни.
– И как ей это дать?
– О, – задумался Ли Хун, – ты ведь не собираешься использовать свой рот, чтобы…
Да Шань быстро разжал руками челюсть женщины и влил ей в рот весь флакон. Ли Хун смотрел на него со сложным выражением лица.
Поверхностное дыхание Бай Сюинь постепенно стало глубже, но она все еще была без сознания. Да Шань приказал Ли Хуну принести чистой воды и смоченным куском ткани обтирал ее лицо, чтобы немного сбить жар. Из-за этого ее повязка намокла. Да Шань аккуратно приподнял голову женщины и снял повязку.
– Ее второй глаз выглядит нормально, – задумчиво сказал Ли Хун. – Я думал, там рана, поэтому она не видит.
В этот момент Бай Сюинь открыла глаза, но судя по замутненному взгляду, не видела людей в комнате, а все еще пребывала в бреду. Она что-то прошептала, но было не разобрать. Ли Хун потрясенно смотрел на глаза женщины: правый был самым обычным, а вот у левого радужка была золотисто-желтого цвета и словно светилась изнутри. Ли Хун где-то такое уже видел, поэтому перевел взгляд на Да Шаня.
– Вы что, родственники?
– Нет, – хмыкнул Да Шань, тоже не ожидавший подобного. – Но, полагаю, это моя вина. Я не учел, что моя духовная энергия существенно отличается от человеческой ци.
– Каким образом?
– Люди словно сосуд, который постоянно наполняется. У них есть духовное ядро и чем оно больше, тем больше энергии может накопить человек и использовать, а потом восполнить, поглощая из окружающего мира. Но мое количество энергии было изначальным, когда я появился в этом мире, и я не могу ее восполнять. Поэтому, когда я пытался помочь этой женщине, я накачал ее своей энергией, но забрать назад потом не смог.
– О каком количестве энергии идет речь?
– Где-то одна пятая от всей моей силы. Когда мы доберемся до северного ордена, я хочу найти способ ее вернуть.
– Подожди, – опешил Ли Хун. – Ты же не хочешь сказать, что все это время помогал ей только потому, что надеешься вернуть назад свою духовную энергию?
– Это моя энергия, что плохого в том, что я хочу получить ее назад?
Ли Хун покачал головой:
– Ты еще хуже, чем я думал.
– Это тысячелетнее пламя, конечно, я хочу его вернуть, – помрачнел Да Шань.
– Да это только звучит красиво, – фыркнул Ли Хун. – Если бы это и правда был тысячелетний огонь, то тебе бы ради него пришлось совершенствоваться тысячу лет, а ты сказал, что это лишь одна пятая твоей силы. Да за такое время любая змея превратится в дракона… – он осекся.
Да Шань сверлил его хмурым взглядом:
– Только не говори ей пока.
– Ты думаешь, она сама не заметит?
– Ну, пока не заметила, – пробормотал Да Шань и обхватил ладонями ее лицо. Сияние в левом глазе начало постепенно блекнуть, а потом угасло. Теперь радужка левого глаза была обычного темного цвета. – Я запечатал свою энергию в ее левом глазу, но печать почему-то начала разрушаться. Надеюсь, в этот раз продержится дольше.
– Значит, ты и собственную силу можешь так запечатывать?
– Разумеется, иначе как бы я притворялся человеком.
Ли Хун с опаской на него посмотрел, но потом перевел взгляд на женщину. Та сразу успокоилась, стоило пламени в ее глазе угаснуть. Возможно, ее плачевное состояние было вызвано никаким не проклятьем, а энергией одной наглой змеюки.
– Я принесу еще чистой воды, – вздохнул Ли Хун и вышел из дома. Ночь обещала быть долгой.
Бай Сюинь то приходился в себя, то снова проваливалась в забытье. Всю ночь Да Шань не отходил от нее ни на шаг, и уже к утру ее лихорадка полностью прошла. Бай Сюинь чувствовала себя перекисшей маринованной редькой. Но несмотря на общую разбитость состояния, ее настроение было хорошим. Проснуться от этого бесконечного изматывающего кошмара само по себе было чудом, но причина такого душевного подъема была в другом. Когда она только открыла глаза, то увидела Да Шаня – он сидел рядом и держал ее за руку. И пока он о чем-то задумался и не замечал, что она уже пробудилась, Бай Сюинь позволила себе рассматривать его дольше обычного. Несмотря на три беды и восемь несчастий[41], что преследовали ее последние дни, было и хорошее: ее зрение с каждым днем становилось все лучше и теперь она уже могла хорошо видеть предметы не только перед своим носом. Конечно, посчитать количество ресниц человека напротив она бы не смогла, хотя раньше с ее духовной энергией, усиливающей все чувства, это было бы пустяковой задачей. Не то чтобы она когда-то такие задачи перед собой ставила. Но теперь, когда она уже могла довольно неплохо видеть Да Шаня с такого расстояния, непрошеная улыбка сама коснулась ее губ. Он выглядел уставшим и задумчивым. Должно быть, всю ночь беспокоился, как бы она не померла. Такой милый.