– Я же подписала договор.
– Он может быть расторгнут в течение первых двадцати четырех часов. Давай завяжем на этом, а? Давай, просто иди. Иди.
Уоррен отодвинул от себя чужой документ, откинулся на спинку и сцепил пальцы на пряжке ремня. Приготовился проводить ее взглядом.
– Не уйду.
И взгляд странных по цвету глаз сделался и вовсе тяжелым. В них Белинде смотреть расхотелось, и потому она принялась рассматривать треснувшее окно, пыльный подоконник и лежащую на нем черной точкой муху.
«Она уже сдохла, – мелькнуло в голове безрадостно. – Отмучилась. А мне еще предстоит».
Черт, даже здесь за место под небом нужно драться. Чтобы сдохнуть.
Бойд молчал. И ей пришлось посмотреть ему в глаза; в вагончике тишина, тяжелое дыхание, а за стенами шелест травы и сосен.
Лин вдруг поймала себя на мысли, что Бойд ей чем-то симпатичен. Но чем? Внешне он выглядел так себе: здоровый, жилистый и очень крепкий мужик. Высокий, сильный, не перекачанный. В застиранной и несвежей одежде, коротко стриженый, с некрасивым шрамом над левым ухом и жестким, будто провел в тайге последние лет сто, хмурым лицом. Не человек, а отшельник.
Кто назначил такого командиром? Почему? Ведь вспыльчивый, несдержанный, грубый до неприличия, скорее всего, жестокий.
– Влюбиться в меня не вздумай, – вдруг расшифровал ее изучающий взгляд тот, кто сидел за столом, и Лин моментально вскипела.
– Да я лучше камни жрать буду, если на безрыбье… Чести много. Последним на земле будешь, и то…
– Заткнись, – оборвали ее неласково.
И глаза его сузились. Интересные глаза, необычные по цвету – она только сейчас это заметила, когда злость вытеснила страх, – серо-голубовато-фиолетовые. Она никогда таких не видела. Такой цвет, наверное, можно было увидеть в высокогорных пещерах, в глубине ледников, если чем-нибудь подсветить.
– Я не могу тебя взять. Ты – баба.
– Можешь. Я – воин.
Теперь они не орали друг на друга, но констатировали факты.
– Ты помрешь здесь за сутки.
– Посмотрим.
– Я таких, как ты, за свой век видал сотнями.
– Таких, как я, ты еще не видал.
– А ты дерзкая. Я почти уже жалею, что тощая.
Видно было, что он шутит, лишь зло язвит. Что плевать ему на Белинду во всех возможных смыслах. И тогда в ход пошло очередное оружие – соскользнул с плеча рюкзак, на свет появилась еще одна бумага.
– Это тебя убедит. Если не конченый дурак.
Ох, ей бы не портить отношений с начальником. С другой стороны, чего бояться, если она «берет номер на сутки»?
– Тест «М-23»?
И Бойд вдруг сделался странным – мягким, человечным, ностальгирующим. Долго изучал подлинность печати, рассматривал голограмму, а после и вовсе потонул в своих собственных воспоминаниях. Вынырнул из них рывком, как она из кошмаров, проснулся.
– Ты хочешь сказать, что ты прошла «М-23»? Для чего?
– Не твое дело.
– Не дерзи мне. Не привыкай.
И по ее спине прополз холодок. Черт, мужик этот был крепким не только внешне, но внутренне. И она вдруг ответила себе, чем он ей симпатичен, – эмоциями. Тем, что они были настоящими, явными и не прятались под толстой броней из маски, как у Джона. Если Бойд злился, то он злился, если кипел, то кипел – он не притворялся.
– Хорошо! – звонкий хлопок по столу ладонью на секунду ее оглушил. – Переночуешь. И если не свалишь до завтра, устроим на рассвете тестовый бой. Посмотрим, из чего ты сделана. Свободна, Гейл.
И он оставил ее бумаги лежать на столе. Сам поднялся со старого кресла, размял затекшие плечи и прошагал мимо нее к выходу. Спохватилась лишь тогда, когда ей качнули головой, мол, забирай бумажки и шуруй на выход.
– А ночевать-то где?
– А где найдешь.
Где найдет? А тут есть, где искать?
– Есть поблизости дома? Городки, деревушки?
– «Городки-деревушки?»
Она уже стояла на крыльце, когда Бойд повернулся и взглянул на нее с близкого расстояния сверху вниз.
– Ты, правда, не знаешь, куда приперлась, да?
А после звякнул ключами, оттеснил с пути и спустился с крыльца, бубня что-то про «придурков, посылающих в лес глупых куриц».
Лин обиделась.
И вдруг снова ощутила, насколько ей здесь страшно.
– Шеф, а это правда,… ну… про бабу?
– Что «про бабу»? – осклабился Бойд.
Давно стемнело; уверенно пожирал дрова высокий костер. Дров, конечно, было жалко, однако огонь отгонял подальше тварей, и потому горел ночь напролет. Сегодня за ним следил Олаф.
– Вы свой… пейджер на бревне оставили, – узкоглазый Чен смотрел на босса напряженно – тоже чуял неладное.
– И?
– И там было написано на экране: «Плюс один Ж».
«+1 Ж».
Черт, он и сам подобной надписи до этого момента никогда не видел. Всегда было «+1 М», редко когда «+2 М». Но «Ж» означало одно – полную жопу.
Бойд смотрел в огонь. Рядом на толстом, обтесанном под скамейку бревне лежало то, что Чен назвал «пейджером», – примитивный радар, следящий за их цепочкой лагерей, раскиданных полукругом в той части леса, где монстры пытались прорваться к порталу чаще всего. И самым любимым для этих гнид местом был именно пятый «проход» – Бойдов лагерь. Слабое звено.
С появлением бабы оно станет еще слабее… Ну кто, спрашивается, в здравом уме, мог прислать сюда женщину? Она навлечет смуту, она оттянет на себя внимание. Конечно, в том случае, если пройдет тестовый бой – «если», потому что он сделает все, чтобы она его не прошла. И все-таки, если она его пройдет, Уоррен будет вынужден поселить ее среди своих – Чена, Олафа и Фрэнки. Но и это не гарант того, что кто-нибудь не сорвется.
Все люди, все мужики…
Черт, вот дерьмо-то!
Чен, не дождавшись ответа от босса, принялся готовить котел, чтобы варить вечернюю порцию каши; Олаф чистил секиру. Он всегда ее чистил, хотя та от едкой зелено-черной крови почти не оттиралась. Нет, все равно прилежно шоркал притупившееся лезвие песком – тем самым, который им каждый месяц поставляли «из мира». Кто бы знал – зачем.
Бойду хотелось помереть. Нет, не прямо сейчас, но когда-нибудь – сегодня-завтра-через-год – лишь бы отдохнуть. Создатель свидетель: он устал быть здесь. Слишком. Но еще остались те, кого следовало защищать. И даже добавлялись новые.
Отдохнешь тут…
Покряхтывал со своего места бородатый здоровяк:
– Слышь, Фрэнки, если к нам пригонят бабу, станет веселее. А то грустим мы вечерами вокруг костра…
– Как будто она нам песни петь будет, – хмыкнул иррашиец.
Бойд иногда хотел спросить, хорошо ли он видит сквозь столь узкие глаза-щелки, но все никак не решался. Сам не раз удостоверялся – отлично. Чен дрался лучше многих из тех, кто уже никогда не вернется из поганого леса.
Отлично сражался и Олли, и даже вечно пьяный оборванец Фрэнк, который литрами гасил спирт, предназначенный для обработки ран. Гасил литрами, а дрался все равно славно – Уоррен лишь головой качал. Как тот, кто едва стоит на ногах между соснами, постоянно остается жив? И даже почти без ран…
Поэтому он и держал их здесь – лучших из лучших, – где гнило, и где лезли чаще всего, несмотря на костер.
– Баба – она везде баба, веселей станет точно! – ухмылялся обросший и похожий на бомжа пьянчуга. – Если песню не споет, так хоть приласкает, может…
– Приласкает она тебя, ага! Топориком-то.
Чен смотрел на русоволосого здоровяка с секирой недоверчиво. Видать, тоже питал надежды.
– Если кого выберет, так…
– Никого она не выберет! – зло заорал Бойд. – Молчать всем! Спать!
И у костра тут же стихло. Прервавшийся на середине глотка Фрэнки сидел с мокрой бородой; Олаф перестал шоркать секиру, лишь костер продолжал трещать искрами так, как будто не слышал команды.
– Босс, мы даже не поели еще…
– Значит, Чен варит, а остальные сидят молча. Еще раз услышу про эту бабу, и вы будете спать голодными.
– И трезвыми, – покачал головой «бомж».
– И трезвыми, – огрызнулся Уоррен.
– Тогда, лучше без бабы.
Фрэнк засунул флягу во внутренний карман поближе к груди.
В Черном Лесу Бойда раздражало многое, но особенно сильно доставали по ночам москиты. Большие, почти бесшумные и кусающие так, как будто у них вместо хоботка сверло номер шесть. Чтобы убить такого, требовалось вылезти из-под теплого одеяла, найти фонарик, а после отловить юркую, забравшуюся в палатку тварь. Не спасали ни защитные сетки, ни постоянно закрытый полог – комары-гиганты каждую ночь оказывались внутри и крали минуты драгоценного отдыха. И всегда после того, как обессилевший после тяжелого дня и со звенящей от беспокойства головой Бойд тратил по сорок минут на то, чтобы уснуть. Безжалостные гады. Уоррен лично придушил бы того «создателя», который сотворил Уровень с названием «Черный лес». Не только за комаров, впрочем…
И вот он ворочался снова.
Спали не только ночами, но тогда, когда выдавалась минутка. Сейчас как раз такая была, но вместо отдыха командир тратил время на очередную прокрутку мысленного плана: с собой утром он возьмет Чена. Попросит его переломать новенькой кость или две, чтобы та, скуля и поджав хвост, отправилась залечивать раны обратно в Нордейл.
Ей там как раз самое место. А они продолжат существовать тихо, как будто ее никогда не существовало.
Звучало отлично.
И только он закрыл глаза и попытался очистить голову от мыслей, как возбужденно зазвенел в темноте под тентом очередной москит.
– Сука, – послышалось в темноте, – тебя мне еще не хватало…
А следом щелкнул фонарик.
Лин переживала кошмар наяву.
Нет, ничего ужасного пока так и не происходило, но ей хватало осознания того, что она пытается уснуть в чужой машине. Машине, которая не завелась после поворота ключа, но которая выглядела, как новая – ни царапины, ни ржавчины. Откуда она взялась на дороге? И, самое главное – где хозяин?
Все четыре двери она заперла вручную; за окнами перетекал и рисовал в свете взошедшей луны зловещие фигуры плотный молочный туман.