Командир поднялся, поднял тело любимой женщины на руки, шатаясь, зашагал к выходу – там ее вылечат…
– Только живые, – изрек Портал, когда его коснулась висящая рука Белинды. – Только живые.
Бойд упал со своей ношей на колени и заорал так, что перестал слышать самого себя.
– Бойд…
Его кто-то тянул, силой заставил разжать пальцы, которые не разжимались, заставил выпустить ее тело.
А после за ноги тащил к Порталу, а Бойд все цеплялся – за хвою, камни, обдирал в кровь ногти и видел только ее – оставленную в лесу, с белым лицом и струйкой крови, стекшей к уху.
– Ли-и-и-и-ин… Нет!
Он не хотел в Портал.
Но кто-то ударил его по голове, и мир померк.
Часть 3. Возвращение
Глава 10
Уровень четырнадцать. Нордейл.
Воспроизведение. Пауза. Перемотка назад.
Воспроизведение. Пауза. Перемотка назад…
И так еще трижды.
На развернутом в воздухе экране всякий раз застывал кадр из «кино», в котором Белинда Гейл, собрав всю энергию воедино, разрушает генератор полей. Рядом Бойд с перекошенным лицом, рычащий, как те звери, что собрались вокруг него. С ножа свисает чья-то плоть; на остатках одежды грязь. Плечо Бойда порвано – кровь залила кожу до запястья.
– Просто фильм ужасов какой-то… – хмыкнул Дрейк, глядя на экран.
Всякий раз он делал стоп-кадр там, где ножи девчонки становились белыми от свечения.
– Это ты ее этому учил?
Сиблинг сглотнул нервно, но с гордостью.
– Я.
– Я так и понял. Больше некому.
И неясно, зол Начальник или так же горд, как и его заместитель.
– Между прочим, она разрушила отличный генератор.
– Я его починю.
Дрейк Дамиен-Ферно на какое-то время умолк, задумался, принялся стучать по столу пальцами.
А Джон вспомнил случившееся с ним час назад – тот момент, когда его прямо в личном кабинете подкинуло со стула. Сработала внутренняя сигнализация, завизжала о том, что с кем-то приключилась беда, а он, ошалевший от энергоудара, несколько секунд не мог прийти в себя – где случилась, с кем?
Когда понял, что сигнал пришел от Белинды, моментально открыл персональный портал, ступил в Лес, в котором к этому моменту уже закрылись все эвакуационные двери. Нашел ее, лежащую на земле, с одним-единственным процентом жизненной энергии в теле – и в теории, и на практике трупа. Потому что с одним процентом не живут…
Хорошо, что никто не слышал, как он ругался сквозь зубы, когда нес ее обратно, как спешно перекодировал портал, чтобы тот пропустил «неживого», как силился не упустить уже начавшую рассеиваться искру.
– Ты успел поймать душу?
– Да. Все вернул обратно, добавил телу своей энергии.
– Надеюсь, человеческой составляющей?
– Конечно.
Джон знал: добавь он «нечеловеческой» составляющей, и Дрейку бы пришлось удалить Белинду с Уровней навсегда. Она и теперь-то, с «человеческой» составляющей энергии представителя Комиссии станет сильнее, чем была раньше. Рискованно. Но Сиблинг в своей подопечной был уверен – в ее воспитании, намерениях, человеческих качествах.
– Предлагаешь мне по этому поводу быть спокойным? – хмыкнул Начальник, и его серо-голубые глаза прищурились.
– Предлагаю. А генератор я починю…
– Не надо чинить, – остановили его, – не надо. Он больше нам не нужен – Бойд выполнил то, что от него требовалось. Черный Лес мы деактивируем с этого момента.
И Сиблинг впервые с момента запуска «кино» выдохнул с облегчением – Лин оставили на Уровнях, несмотря на ее клиническую и физиологическую смерть.
«Исключение».
Спасибо, за него, Дрейк.
Главный человек Комиссии уже выходил из кабинета, когда Джон окликнул его и предупредил:
– Шеф, Бойд в наручниках и наколот успокоительным.
– Все так плохо?
– Он невменяем. Диалог с ним невозможен.
– Посмотрим, – хмыкнули от двери, – есть ли в этом мире невозможное.
Белинда лежала с закрытыми глазами и чувствовала себя усталой, как после чрезмерно долгого сна. Наверное, уже пора встать, но тело слушалось плохо, веки казались тяжелыми. Светило солнце – это она чувствовала тыльной стороной ладони, на которую падал луч.
Сейчас она проснется окончательно, пошевелит рукой, а вокруг чудесный день… Вот только, что же было вчера? Где она?
От копания в памяти отвлекали казавшиеся знакомыми голоса.
– Она его спасла, сумела!
– Да, признаю, она первая из людей, вызвавшая у меня уважение. Хотя, я думал, что на уважение я не способен. Только не вздумай ей помогать выздоравливать!
«Выздоравливать? Я больна?»
– Не буду. Ей уже помогли. К тому же, ты не применишь воспользоваться случаем кому-нибудь навредить.
– Ну, так уж я устроен…
– Мира? – прохрипела Лин тихо. Горло саднило, хотелось пить. – Мор?
– Она просыпается, уходим…
Шорох стих, голоса тоже, вокруг воцарилась тишина.
Так и не сумевшая открыть веки Белинда вновь провалилась в дрему.
(Audiomachine – The Last One)
Дрейк никогда не видел Бойда таким – потрепанным, пыльным, изодранным и разломанным изнутри на куски.
– Садись.
Тот, закованный в наручники, демонстративно упал на колени. Глянул зло, как зверь, а в глазах все капилляры порваны; в углах обветренных губ запеклась кровь.
«Хотел видеть раба, – говорил этот взгляд, – вот он, твой раб. Готов к новой тюрьме, в которой сгниет, ненавидя тебя».
– Прекрати этот цирк, садись. Снимите с него наручники.
Как только Уоррен лишился кандалов, то моментально с ревом кинулся на бывшего начальника – решил хоть напоследок вырвать клок из его волос – маленькая месть перед смертью, маленькое утешение, но все же…
Не тут-то было – одного жеста пальцами хватило, чтобы Бойд уперся в прозрачный силовой щит.
– Тварь! Ты тварь, Дрейк! – орали по ту сторону так громко, что тут же засипели связки. – Мудак, змея в форме!
Для того чтобы иметь возможность раскрыть собственный рот, Дрейку пришлось приказать вновь использовать наручники – Джон оказался прав насчет «невменяемости».
Успокоительное не помогало.
– Сядь, – приказал самый главный так жестко, что Уоррен не смог не подчиниться. Рухнул на стул, как подкошенный, надломленный во всех возможных местах, во всех костях, в каждом нервном окончании. – Сядь и послушай меня, наконец. Твоя Белинда жива.
Тишина.
И во взгляде бешеных глаз, поначалу стеклянных, скользнула надежда. Злобу сменило недоверие, надежда, растерянность, снова надежда.
– Жива? – не вопрос, хрип.
А после подозрительность.
– Где она? Что ты с ней сделал?!
– Успокойся, – Дрейк говорил спокойно и тихо, но жестко. – Еще раз перебьешь меня, и разговор придется отложить, а это не в твоих интересах, поверь мне. Твоя Белинда в порядке – мы спасли ее, успели. Сейчас она восстанавливается.
И Уоррен обмяк, раскис, сделался практически безразличным ко всему – жива, и это главное. Остальное ему не важно – новые тюрьмы, новые ссылки…
– Куда теперь?
– Куда?
– Ну, да… Ты ведь не собираешься оставить меня в покое, пока не похоронишь. Хотел сгноить в Лесу – не вышло…
Человек в серебристой форме молчал так долго, что даже Уоррен занервничал. Он и в былые времена не любил молчание Дрейка, а сейчас, когда не ждал от него ничего хорошего, ненавидел вдвойне.
Но его спросили спокойно, даже удивленно:
– Ты действительно считаешь, что, если бы я хотел тебя убить, то не убил бы в этом кабинете? Зачем было отправлять тебя в Лес?
– Чтобы я мучился! – заорал пленник. – Ты желал, чтобы я мучился. Но зачем? ЗА ЧТО?!
– За что? – на этот раз человек за столом хмыкнул. – Давай я расскажу тебе, за что…
«Уж точно не из-за нарушения приказа», – прочел он в светлых глазах, отливающих фиолетовым. И не к месту подумал о том, что Белинде, наверное, очень нравится этот цвет.
– Ты прав, не за нарушения того приказа, – длинная тишина. Дрейк рассматривал свои пальцы так пристально, будто на их подушечках рождались и умирали за секунды сотни новых миров.
– Что ты помнишь из своей прежней жизни, Бойд? Той, до Уровней?
Вопрос застал Уоррена врасплох – он не помнил практически ничего. Гарь, дым, беду везде. Бесконечную тревогу… Войну.
– Верно, войну, – кивнули ему. – Помнишь, скольких в той войне ты убил?
– Нет.
Он действительно не помнил. Да, в его мире кто-то зачем-то дрался и бесконечно что-то делил, но он лишь защищал тех, кого любил, – чувство потери до сих пор колыхалось, как невидимый лоскут, глубоко в сердце.
– До того, как я вытащил тебя оттуда, ты убил шестьдесят семь человек, Уоррен. И убил бы больше. Но и этого числа хватило для того, чтобы на твоей судьбе нарисовались черные кресты – семь черных крестов. О, как я только ни пытался их исправить…
– Но это… война. Там я… защищал родных мне людей.
– Я знаю. И потому крестов только семь. Но и их хватило для того, чтобы смерть ходила за тобой по пятам. Семь раз, рождаясь где-либо, ты должен был умереть. И в первый раз здесь, на Уровнях. Знаешь, что творил для тебя Лес, куда я тебя поместил? Он был твоим персональным Чистилищем. Защищая других, ты отмывался сам. Каждый раз, когда ты не отдавал кого-то смерти, ты потихоньку оттирал дрянь со своей судьбы. Спросишь, мог ли я поступить иначе, мог ли обойтись без Леса? Поверь, я старался. Я предотвращал твою гибель столько раз, сколько любящая мать никогда не смогла бы. Три года я отгонял от тебя старуху с косой, а потом понял – не смогу. Она все равно найдет тебя. И тогда я создал для тебя Лес. Для тебя, Уоррен, чтобы однажды ты решил пожертвовать ради кого-то жизнью. И дал тебе время.
– Пожертвовать?
– Именно. Потому что один лишь раз, когда ты решаешь отдать свою жизнь за кого-то другого, убирает с карты судьбы все дерьмо. Справедливая сделка, не находишь?