– Я, конечно, не гений, – осторожно произнесла Либби, – но, кажется, из этих букв слова не составятся.
Нет гласных. Я подумывала начать все сначала, поиграть с буквами по-другому, но не смогла заставить себя сделать это.
– Каждой по три штуки, – сказала я. – Кроме B.
Я взяла букву B и провела большим пальцем по ее поверхности. Что я упускаю? P, P, P, Q, Q, Q, 4, 4, 4 – но только одна B. Я закрыла глаза. Тобиас Хоторн создал для меня головоломку. Должно быть, у него были основания полагать, что ее не просто можно решить, а что ее могу решить именно я. В голову пришла мысль о папке с документами. О фотографиях, на которых я запечатлена за всеми занятиями – от работы в закусочной до игры в шахматы.
Я подумала о своем сне.
И затем я увидела – сначала мысленным взором, а как только мои веки распахнулись, прямо перед собой. P, Q, 4. Я выложила их, затем повторила то же самое со следующими магнитами P, Q, 4. Когда я увидела, что у меня осталось, мое сердце подпрыгнуло к горлу, колотясь так, словно я стояла на краю водопада.
– P, Q, B, 4, – затаив дыхание, сказала я Либби.
– Глазурь из сливочного сыра и черные бархатные корсеты! – воскликнула Либби. – Мы ведь говорим о случайной комбинации?
Я покачала головой.
– Это код, а не слова, – объяснила я. – Это шахматная нотация – описательная, а не алгебраическая.
После того как умерла мама, задолго до того как я услышала фамилию Хоторн, я играла в шахматы в парке с мужчиной по имени Гарри. Тоби Хоторн. Его отец знал это – знал, что я умела играть, знал, с кем я играла.
– Это способ записывать свои ходы и ходы своего противника, – стала объяснять я Либби, почувствовав, как по венам хлынул адреналин. – «P-Q4» значит «пешка перемещается на Q-4». Это стандартный дебют, на который часто черные отвечают тем же – ходом пешки на Q-4. Затем белая пешка идет на QB4. P-QB4.
– Значит, – глубокомысленно произнесла Либби, – шахматы.
– Шахматы, – повторила я. – Такой дебют называется «королевский гамбит». Тот, кто играет белыми, по сути, жертвует своей пешкой – поэтому «гамбит».
– Зачем чем-то жертвовать? – спросила Либби.
Я подумала о миллиардере Тобиасе Хоторне, о Тоби, о Джеймсоне, Грэйсоне, Ксандре и Нэше.
– Чтобы взять доску под свой контроль.
Было заманчиво вложить в это больше смысла, но я не могла останавливаться. Теперь у меня появилась первая подсказка. Она приведет меня к следующей. Мне нужно сделать ход.
– Куда ты пошла? – крикнула мне вслед Либби. – И ты хочешь, чтобы я попросила Джеймсона прийти туда? Или Макс?
– В игровую комнату. – Я дошла до двери – и только тогда ответила на второй вопрос, мой желудок скрутило: – И позови Макс.
Глава 26
По стенам тянулись встроенные полки, переполненные играми.
– Как вы думаете, Хоторны сыграли во все? – спросила Макс меня и Либби.
На полках стояли сотни коробок, может быть, даже тысячи.
– До единой, – ответила я. Не существовало ничего более хоторнского, чем победа.
И если то, что у нас есть сейчас, – если все, что у нас есть сейчас, – начнет казаться мне еще одним соревнованием с Грэйсоном, не думаю, что я смогу отказаться от игры.
Я захлопнула эту дверь в своей голове.
– Мы ищем шахматы, – сказала я, сосредоточившись на этом. – Возможно, здесь несколько наборов. А пока мы ищем… – я выразительно посмотрела на свою лучшую подругу, – Макс может рассказать нам, что происходит между ней и Ксандром.
Пусть лучше ее романтическая драма будет в центре внимания, чем моя.
– Все, что связано с Ксандром, – это проблемная ситуация, – уклончиво ответила Макс. – Он в них спец!
Я осмотрела коробки на ближайшей полке.
– Точно. – Я подождала, зная, что она продолжит.
– Это… что-то новое. – Макс наклонилась, чтобы просмотреть нижние полки. – Типа правда новое, свежее. Ты знаешь, как я ненавижу все шаблонное.
– Ты обожаешь клише, – сказала я, проводя пальцем по коробкам с играми. – Я бы сказала, ты их производишь.
Шахматы! С видом победителя я вытащила коробку, а потом продолжила поиски.
– Проблемная ситуация, Ксандр, я. М-м-м… Это весело. Отношения должны быть веселыми?
Я подумала о воздушном шаре, вертолете и танцах босиком на пляже.
– Я имею в виду, я никогда сначала не дружила с парнем, – продолжила Макс. – Ничего похожего на, как это происходит в книгах, от дружбы к любви. Это не мое. Я больше по трагическим влюбленностям, родственным душам, от ненависти до любви. Мне нужно что-то эпичное, понимаешь?
– Никого более эпичного, чем Хоторны, не существует, – отметила Либби, а затем, как будто спохватившись, выпрямилась, посмотрела на полку и вытащила второй шахматный набор.
– Ты знаешь, что сделал Ксандр, когда я написала первый тест в колледже? – Макс резко перескочила на другую тему. – Еще до того, как все стало романтичным? Он прислал мне книжный букет.
– Что за книжный букет? – спросила Либби.
– Вот именно! – воскликнула Макс. – Вот, лорд подметил, именно.
– Он тебе нравится, – перевела я. – Сильно.
– Скажем, я просто ясно увидела свои любимые мотивы. – Макс вскочила на ноги, держа в руке деревянную коробку. – Третьи.
Всего мы нашли шесть наборов. Я осмотрела коробки в поисках каких-либо надписей, нацарапанных на картоне, выгравированных на металле или вырезанных на дереве. Ничего. Я проверила, что из коробок ничего не пропало, затем достала из сумки фонарик. Насколько я могла судить, это был обычный фонарик, но я уже так долго прожила с Хоторнами, что знала о существовании десятков видов невидимых чернил. Думая об этом, я осветила фонариком каждую шахматную доску. После этого я проверила каждую фигуру. Ничего.
Разочарованная, я подняла глаза – и увидела силуэт Грэйсона в дверном проеме. Перед моим мысленным взором проплыли картинки того, как он обнимает Иви. Он мокрый. Ее это не волнует.
Я встала.
– Ксандр ищет тебя, – сухо оповестил Грэйсон Макс. – Я предложил ему написать тебе сообщение, но он говорит, что это жульничество.
Макс повернулась ко мне:
– Ксандр отвезет меня в аэропорт.
Мне стало плохо от этих слов.
– Тебе точно нужно ехать? – спросила я, чувствуя тяжесть в животе.
– Ты хочешь, чтобы меня выгнали из колледжа и тем самым разрушили мои шансы на поступление в аспирантуру на медицинско-юридический факультет?
Я глубоко вздохнула.
– Орен велел кому-то поехать с тобой?
– Меня заверили, что мой новый телохранитель исключительно задумчив и скрытен. – Макс обняла меня. – Звони мне. Постоянно. И ты тоже! – сказала она, когда повернулась и прошла мимо Грэйсона. – Смотри, куда целишься своими скулами, приятель.
И вот так просто моя лучшая подруга ушла.
Грэйсон остался в дверном проеме, как будто по порогу проходила невидимая черта.
– Что это значит? – спросил он, осмотрев гору шахмат передо мной.
Твой дед оставил для меня игру. Я не стала говорить это Грэйсону. Не смогла. Я должна была сначала рассказать Джеймсону.
Либби восприняла мое молчание как сигнал к выходу и протиснулась мимо Грэйсона.
– Прошлой ночью я разговаривал с Иви. – Грэйсон, должно быть, решил не давить на меня насчет шахмат. – Она с трудом справляется.
Как и я. Как и Джеймсон. Как и он сам.
– Я подумал, ей бы помогло, – продолжил Грэйсон, – увидеть крыло Тоби.
Я вспомнила слова Иви о секретах Хоторнов. Если говорить о месте, полном тайн, в Доме Хоторнов, то это было заброшенное крыло, которое Тобиас Хоторн замуровал кирпичом.
– Я знаю, что Тоби значит для тебя, Эйвери. – Грэйсон пересек невидимую линию и подошел ко мне. – Я понимаю, что позволить Иви посмотреть на его крыло может показаться тебе посягательством на что-то, что до этого момента было только твоим.
Я отвела взгляд и села среди шахматных фигур.
– Все нормально.
Грэйсон снова двинулся вперед и присел рядом со мной, упершись предплечьями в колени, его пиджак распахнулся.
– Я знаю тебя, Эйвери. И я знаю, каково это, когда незнакомец появляется в Доме Хоторнов и выбивает почву из-под ног.
Я была тем незнакомцем для него.
Борясь с грозившими захлестнуть меня воспоминаниями, я сосредоточилась на Грэйсоне, на этом моменте.
– Я заключу с тобой сделку, – сказала я. Джеймсон любил пари, Грэйсон – сделки. – Я покажу Иви крыло Тоби, если ты расскажешь мне, как у тебя дела. Как на самом деле у тебя дела.
Я ожидала, что он отведет взгляд, но он этого не сделал. Серебристые глаза не отрывались от меня, он ни разу не моргнул, ни разу не дрогнул.
– Все болит, – только Грэйсон Хоторн мог сказать это так, словно он совершенно пуленепробиваем. – Постоянно болит, Эйвери, но я знаю, каким я должен быть, каким человеком меня воспитали.
Глава 27
Я сказала Грэйсону, что он может отвести Иви в крыло Тоби, но он напомнил, что условия сделки были другими. Я согласилась показать Иви крыло Тоби. А он, вероятнее всего, пошел к бассейну.
Собрав сумку и взяв ее с собой, я пошла выполнять свою часть сделки.
Иви замедлила шаг, как только крыло Тоби попало в поле зрения. Там все еще лежали обломки кирпичной стены, которую старик возвел десятилетия назад.
– Тобиас Хоторн закрыл доступ к крылу в то лето, когда исчез Тоби, – рассказала я Иви. – Когда мы выяснили, что Тоби все еще жив, мы пришли сюда за подсказками.
– Что вы нашли? – спросила Иви с чем-то вроде благоговения в голосе, когда мы шагнули через остатки кирпичей в коридор крыла Тоби.
– Кое-что. – Я не могла винить Иви в желании узнать обо всем. – Во-первых, это. – Я опустилась на колени, чтобы нажать на одну из мраморных плиток. Внизу был металлический тайник, пустой, если не считать выгравированного стихотворения. – «Древо яда», – сказала я. – Стихотворение Уильяма Блейка восемнадцатого века.