– Ну, и что ты намерен делать? – спросил Вадим, сдувая пену с третьей кружки.
– Не знаю, – честно признался Андрей. – Свежий ветер перемен, похоже, оказался чересчур свежим – сдул на хрен все декорации времён развитого социализма вместе с самой страной. Моё НИИ не сегодня завтра прикажет долго жить, а насчёт поэзии… Разве что идти с гитарой в подземный переход – нынче это модно. Не кооператив же организовывать по продаже польских и турецких шмоток – не наша это с тобой стезя.
– НЭП возвращается, – коротко уронил Вадим. – Деньги нужны. Есть тут у меня один вариант – недавно проклюнулся.
– И какой же? – без особого энтузиазма поинтересовался Андрей, разгрызая сухарик.
– Завербоваться на Дальний Восток – на три года.
– И что там делать?
– Рыбу ловить.
– Какую? Вот такую? – Андрей ткнул пальцем в кусок копчёной ставриды, лежавший на металлическом продолговатом блюде полагавшегося к пиву закусочного набора.
– А неважно какую – лишь бы за неё деньги платили. Нормальная работа для молодых здоровых мужиков. Или ты предпочитаешь ждать, пока тебя здесь выкинут на улицу по сокращению штатов?
Андрей не ответил, и Вадим развил свою мысль:
– Я уже узнавал: по подписании договора тебе компенсируют стоимость авиабилета и выплачивают подъёмные в размере двух месячных окладов. А потом садись на пароход – и в море. Кинул невод, вытянул рыбку…
– …золотую, – закончил за него Северцев, помешивая пиво соломкой, облепленной кристалликами соли.
– Любую, Андрюха. Три года отбарабанил, приподнялся, а там видно будет.
– Не, Вадик. Как-то это… У тебя хоть морская специальность есть подходящая, а я-то с какого боку припёка?
– Есть такая должность на рыбаках, – пояснил Костомаров, – матрос-обработчик называется. Берёшь большой шкерочный нож и пластаешь дары моря вдоль и поперёк. Всё очень просто – любая домохозяйка справится. И платят за это, заметь, и неплохо платят.
Северцев задумался, но в это время к их столику подошёл с кружкой в руке плотный синеглазый парень в джинсовой куртке с коротким меховым воротником.
– Ребята, у вас свободно?
– Садись, – Вадим оглядел незнакомца, – гостем будешь. Стакан нальёшь – хозяином станешь.
– Стакан? – парень усмехнулся – странновато усмехнулся, одними уголками губ. – Не похожи вы на алкашей-синюх, которым стакан спозаранку требуется.
– Стакан – это дело такое, – философски заметил Андрей. – Ни академик, ни герой, ни мореплаватель, ни плотник-краснодеревщик его не чурались. Меня Андреем зовут.
– Сергей, – представился синеглазый и быстро ощупал взглядом разномастную толпу, роящуюся между стойкой и столиками. Взгляд у него был насторожённый, словно Сергей чего-то – или кого-то – опасался.
– А я Вадим, – завершил процедуру знакомства Костомаров. – Вот думу думаем, куда пойти, куда податься.
– В смысле? – Сергей перевёл взгляд на приятелей. – Кого найти, и с кем набраться? Это не актуально – дело надо делать.
– Так мы дело и обмозговываем, – чуть обиженно произнёс Северцев. – Мы ведь, как ты абсолютно правильно заметил, не пьянь подзаборная.
– И что намозговали?
– Да вот друг мой Вадька зовёт на Дикий Восток – рыбу ловить для удовлетворения всёвозрастающих потребностей советского народа.
– Нет больше советского, – буркнул Вадим, – а народ рад-радёшенек, если сумеет талоны на мясо отоварить. Ты по специальности кто? – спросил он Сергея.
– Вообще-то химик – химфак универа закончил. А сейчас – на вольных хлебах.
– И как они, хлеба? – с ехидцей поинтересовался Андрей. – Сытные?
– По-разному, – уклончиво ответил их новый знакомый и снова осмотрел зал.
«С горчинкой хлебец твой, парень, – подумал Костомаров, перехватив взгляд Сергея. – Озираешься, как загнанный. Ну-ну…».
Тем не менее, он изложил этому странноватому парню свою идею, и тот неожиданно проявил неподдельный интерес – это было заметно по тем вопросам, которые Сергей задавал Вадиму.
– Сахалин, говоришь? Райский остров – лежит почти что на широте Крыма. Пальмы, море, женщины…
– …в телогрейках, – вставил Андрей. Он откровенно приуныл – вчера они с Вадимом начинали вместе, однако Северцев, судя по всему, нанёс куда более серьёзный урон своему здоровью и теперь никак не мог «придти в меридиан». – Слушайте, джентльмены, пивом душу не обманешь! Вы как хотите, а я сбегаю в лабаз за пузырём – уже дают.
– Возьми, – Сергей протянул ему крупную купюру. – Бери две бутылки – нас трое, а я на халяву хлебать не привык.
– Вот это по-нашему, по-бразильски, – уважительно произнёс Северцев, взял деньги и бодрым шагом направился к выходу.
– Знаешь, Вадим, – решительно сказал Сергей, проводив глазами уходящего гонца, – я вписываюсь. И край земли меня устраивает – питерский климат вреден для моего здоровья. Сыро тут, понимаешь, – он снова усмехнулся своей странной улыбкой. – Если ты, конечно, всерьёз намерен ехать.
– Я – всерьёз. Время сейчас такое – не до шуток.
– Тогда договорились. Вот мои телефоны, – синеглазый достал шариковую ручку и черкнул на треугольничке обёрточной бумаги, заменявшем здесь салфетку, два номера. – По рабочему спросишь Алексеева, а живу я один – сменные девушки не в счёт.
– А ты что, уже уходишь? Торопишься куда?
– Да нет, не тороплюсь. Посидим, расслабимся, выпьем за знакомство и …за удачу. Просто сначала дело – пока не заболтались, – а потом уже всё остальное.
– Это верно, – согласился Вадим. – Запиши и мои координаты.
Сергей записал. Они помолчали. Потом закурили – Костомаров свою привычную «беломорину», Алексеев сигарету из яркой пачки, какие в изобилии появились с недавних пор в разнокалиберных ларьках, поганками выросших вокруг всех станций метро. Взяли ещё по кружке пива и набор – в преддверии грядущего возлияния стоило позаботиться о закуске. Наконец Вадим собрался продолжить разговор – надо же узнать побольше об этом парне, свалившемся ему как снег на голову, – но тут за жёлтыми кругляшами толстого волнистого стекла, украшавшими окна заведения, мелькнула щуплая фигура Андрея.
– А вот и наш конь – золотые копыта, – приветствовал гонца Сергей. – Проворно ты обернулся.
– Два портвейна, – доложил Северцев, похлопав себя по оттопыренной на груди куртке, – напиток пролетариев и безвестных ударников умственного труда. Водка утяжеляет мыслительные процессы, а портвешок ласковый их облегчает и при этом способствует непринуждённому общению.
– Да мы вроде как уже всё домыслили, – заметил Костомаров, но Андрей, всецело поглощённый ритуалом скальпирования бутылки, не обратил на него внимания.
Налитый в кружки «ласковый» почти не отличался по цвету от пива, что тоже было немаловажно. В этом баре никто никого никогда не гонял за употребление принесённого с собой, однако неписаные правила местного питейного этикета следовало соблюдать.
– Вот и захорошело, – Северцев откинулся на спинку скамеечного сидения и закинул в рот истекающий жирком шматочек рыбки, – совсем другое дело. Знаешь, Вадим, я тут пока бегал, подумал – нет, не поеду. Я уж как-нибудь здесь попробую застолбить себе место под солнцем. Я ведь всё-таки поэт, бард, а не резчик рыбы.
– Поэт – это не профессия, – холодно изрёк Сергей.
– Ты прав, – невозмутимо парировал Андрей, – это состояние души.
– Слова это, – Алексеев поморщился. – Неужели ты по ходу не понимаешь, что надо бабки зашибать, а всё остальное – суета беспонтовая? Ты глянь вокруг – все стоят на ушах, вся страна встала дыбом, а ты… Кому она сегодня нужна, эта твоя поэзия? И вообще… – он махнул рукой.
Северцев хотел было возразить, но передумал и молча разлил на троих оставшуюся половину первой бутылки.
– Ладно, братцы-кролики под маской алкоголиков, – примиряюще сказал Вадим, – каждому своё. Будущее покажет. Ну, за неё – за удачу!
Чайка покосилась жёлтым глазом на двоих людей, повела клювом и пошла дальше, с изяществом фотомодели переступая тонкими лапками и брезгливо обходя жирные мазутные кляксы, испятнавшие прибрежные камни. Солнце над головой было ярким, но не жарким; на вяло шевелящейся воде танцевали бесчисленные светлые зайчики. Хрипло простонал гудком возвращавшийся с моря сейнер, негромко плеснула и откатилась невысокая волна. И густо пахло рыбной мукой, отработанным дизельным топливом, деревом, впитавшим в себя едкий аромат свежей рыбы, – сложным и неповторимым запахом морского порта, где отдыхают пришедшие с промысла рыболовецкие суда.
– Ну, корефан, – сказал Сергей, посматривая на неспешно бредущую вдоль кромки воды чайку, – пора восвояси? Завтра обещали дать расчёт. На доллары поменяем в Южном?
– Нет, – покачал головой Вадим, – рискованно. В Южном пасут – можно нарваться прямо в аэропорту. Положим на аккредитивы, а поменяем уже в Питере. Немного потеряем – курс меняется каждый день, – зато без осложнений. Джентльмен не должен быть скрягой.
Приятели сидели на бревне, выбеленном солёной водой и выброшенном на берег прибоем. Перед ними стояла початая бутылка коньяка, а на плоском камне была развёрнута бумага с немудрёной закусью – жареной навагой, закупленной в не блещущем изобилием магазинчике. Большинство их соплавателей, получив вожделенные деньги, уже пустились в разгул, торопливо вознаграждая себя за многомесячный тяжёлый труд в тесной железной коробке, скачущей среди волн. И ведь знали рыболовы, что результатом длительного запоя и примитивных ласк местных жриц эрзац-любви, обитающих в именуемых «фанзами» убогих строениях, будет пустой карман и вибрирующий от ударной дозы алкоголя организм, но тем не менее…
Поставившие перед собой чёткую цель и державшиеся друг за друга Вадим и Сергей не относились к числу таких бедолаг. Минувшие три года связали их накрепко, тем более что за это время было всякое, от злых кулачных стычек с местными богодулами[1] до смертного штормового танца неподалёку от оскалившихся каменными клыками Курильских островов. У них тогда заглох двигатель, и весь экипаж молился – как умел – на механика Костомарова. И Вадим сумел запустить дизель, и поэтому они сидят сейчас здесь, на теплом бережку и потягивают коньяк, а не кормят крабов на дне Охотского моря.