— Открываем дверь, граждане! У нас жалоба на шум от соседей! Будем разбираться, открываем быстро!
На этот раз голос звучал сухо и резко, как положено для представителя власти, пришедшего навести порядок.
Мужик присмирел. Им ничего не оставалось, как открыть мне дверь. Ирка щёлкнула замком и приоткрыла створку. Я быстро переступил порог, внимательно осмотревшись.
Комната выглядела так, будто по ней прошёл маленький, но ураган. На столе перевёрнутая кружка, лужица чая, полиэтиленовый пакет, порванный, лежит на полу, какая-то детская игрушка валяется у порога. Сама Ирка отсупила в глубь комнаты, растерянная, заплаканная, спешно вытирая мокрое от слёз лицо.
— Макс? Это ты? — пробормотала она, явно не ожидая меня здесь увидеть.
На диване вольготно расположился мужик лет сорока, невысокий, но коренастый и крепкий, словно вырубленный из цельного дубового чурбака. Усы были похожи на проволочную щётку, которой чистят ржавые трубы. Мужик с недоумением и явной неприязнью уставился на меня. Во взгляде его читалось неприкрытое раздражение, недовольство и немой вопрос: «Какого хрена ты сюда приперся, пацан? Тебе больше заняться нечем?»
Я легко улыбнулся Ирке, стараясь выглядеть максимально непринуждённо, будто и правда просто сосед по общаге, случайно забежавший за бытовой мелочью:
— Привет, Ир. Тут такое дело… я вообще-то за солью заскочил, а слышу, у вас, вроде, какой-то непорядок. Решил уточнить, что за дела.
Пока не стал давить, дал ей самой выговориться. Нужно было спокойно понять ситуацию, не нагнетая с порога. А уж потом решать, как действовать дальше.
Она нервно потёрла глаза, с облегчением глядя на меня:
— Ой, Макс… Как хорошо, что ты пришёл. А то вот Серёжа, — она кивнула на мужика, — никак уходить не хочет…
Я снова окинул взглядом комнату. Кроме этих двоих, здесь никого не было. Видимо, дети уже отправились в садик, и сейчас Ирка осталась с этим незваным гостем наедине.
— Сколько тебе соли-то насыпать? Могу хоть всю пачку отдать, — проговорила Ирка, стараясь улыбнуться и одновременно успокоиться.
Я хмыкнул, пожав плечами:
— Да ладно, Ир. Обойдусь пока без соли. Я, наверное, просто Серёжу заберу. Ему ведь всё равно пора.
От такого заявления мужик, до этого молчаливо изучавший меня, вдруг резко вытянул шею, вытаращив глаза. Он явно не ожидал, что разговор примет такой оборот. Несколько секунд он соображал, пытаясь переварить услышанное. Было заметно, как со скрипом поворачиваются шестерёнки его, очевидно, не особо шустрых мозгов.
— Ты сейчас что сказал? — глухо и зло пробасил он, медленно поднимаясь с дивана.
Ростом он был невысок, но зато в ширину раза в два превосходил любого нормального человека. Приземистый, широкий, этакий бычок-переросток, явно не привыкший к разговорам без обиняков.
Судя по его помятому и трикошно-маечному виду, пришёл мужик вовсе не с улицы, а откуда-то с соседнего этажа или комнаты поблизости. Видимо, коренастый считал общежитие местом с широкими возможностями для межкомнатного туризма.
— Ира, — спокойно сказал я, не сводя глаз с усатого гостя, — если гражданин тебя напрягает, я могу предложить ему прямо сейчас выйти на свежий воздух.
Ирка молча посмотрела на меня, словно колеблясь, потом нервно покачала головой и робко попросила:
— Макс, он меня уже замучил. Давай лучше коменданта позовём? Любовь Марковну, она точно справится… Я тебя очень прошу.
Медсестра явно сомневалась в моих силах — или боялась, что ситуация перерастёт во что-то более серьёзное. Но я лишь усмехнулся, покачал головой и ответил как можно увереннее, чтобы успокоить её:
— Зачем нам напрягать Любовь Марковну по пустякам? Я думаю, мы с гражданином прекрасно договоримся сами. Правда?
И я уже не шутливо, а вполне жёстко обратился к мужику:
— Давай-ка на выход… И тапочки свои прихвати.
С этими словами я пнул в его сторону стоптанные тапки сорок четвёртого размера, стоявшие прямо у порога. Один тапок удачно стукнул его по ноге, второй же, предательски вывернувшись, улетел куда-то под Иркин холодильник.
— Эх, — вздохнул я с наигранным сожалением, — ну, извини, похоже придётся идти тебе в одном. Ничего страшного. Пошли уже, провожу.
— Охренел?
— По лицу роса, я к тебе босая, — пропел я фразу из какой-то прилипчивой песенки, которую слышал недавно, уже в этом времени.
— Молись, молокосос! — выдавил мужик, он зло пнул свой единственный тапок и двинулся ко мне, явно намереваясь показать, кто здесь главный.
Устраивать махач в комнате я не собирался. Во-первых, Ирка могла перепугаться, во-вторых, телевизор жалко. Мало ли чего случайно сломаем в этой коммунальной тесноте. Я спокойно вышел за дверь, оглянулся через плечо и бросил с наигранной дружелюбностью:
— Ну ты чего тормозишь? Догоняй. Провожу тебя до выхода, чтобы ты не заблудился.
Это, видимо, окончательно разозлило моего нового знакомого. Он выскочил вслед за мной в коридор быстрым, нервным шагом, явно не подозревая, что его ждёт небольшой воспитательный сюрприз.
Почему-то многие считают, что если я доброжелательно улыбаюсь и внешне не похож на вышибалу весом за центнер, то меня легко можно стереть в порошок. Ошибочное мнение, которое я при случае всегда с удовольствием исправляю.
На этот раз я решил не дожидаться классической прелюдии к драке — всех этих пафосных реплик вроде: «Ты кто такой?» или «Я тебя сейчас…» — и просто дождался, когда мужик выйдет в коридор. Затем резко и точно схватил его за правую кисть и вывернул её рычагом наружу, заставляя моего оппонента буквально рухнуть на колени, чтобы избежать перелома в запястье.
— А-а-а! — неожиданно и жалко ухнул он, застывая в унизительной позе передо мной.
Я чуть усилил нажим — не для того, чтобы причинить боль, а исключительно для ясности происходящего, — и заговорил с ним голосом строгого воспитателя, которого почему-то сразу мысленно сравнил с Макаренко:
— Послушай, уважаемый, чтобы я тебя возле Ирки больше не видел. Если надо будет по иным делам мимо её двери пройти — обходи, хоть по пожарной лестнице, хоть через подвал. Усёк?
— Ты кто вообще такой, мать твою? — прохрипел он, с трудом сдерживая завывания от боли и унижения. — Тебе ж хана будет…
— Похоже, ты меня не понял, — сухо и спокойно повторил я, снова усиливая давление на сустав и не давая ему встать. — Говорю еще раз…
Но в этот момент в дальнем конце коридора раздался громкий, командный голос бабы Любы, нашей боевой комендантши:
— А ну-ка! Это что тут за разборки такие⁈
Она решительно двинулась в нашу сторону, тяжело топая по бетонному полу старыми туфлями-лодочками.
Вот ведь чёрт, подумал я. Не вовремя сорвался воспитательный процесс.
Я отпустил кисть гостя, но при этом сразу сделал шаг назад и чуть приподнял руки, заранее приготовив ему добрую двоечку на случай, если тот снова решит включить быка. Но тот, увидев грозную фигуру комендантши, мигом сник и явно утратил боевой настрой. Встал и отряхнулся, будто измарался.
— Яровой! — властно и громко воскликнула Любовь Марковна, приближаясь к нам широким шагом. — Ты это чего тут устраиваешь? Почему Сидоренко по полу валяешь?
Потом она строго повернулась к самому Сидоренко, который угрюмо смотрел исподлобья, потирая ноющее от слегка растянутого сустава запястье.
— А ты чего глазищи пялишь, оболтус? — рявкнула комендантша на него. — Опять барагозил? Ты вообще чего на этом этаже забыл? Опять к Ирке заглядывал? Марш отсюда, немедленно, а то Светке твоей я лично все расскажу.
— Да не надо, Любовь Марковна… — неожиданно жалобно пробасил Сидоренко — я даже не ожидал от него таких телячьих нот. — Только ей ничего не говорите, я же просто за солью заходил.
Он послушно поплёлся по коридору, шаркая ногами, как провинившийся школьник, только в самом конце, уже возле выхода на лестницу, резко обернулся, волком глянул на меня, зло, недвусмысленно и незаметно для комендантши погрозил мне кулаком. Мол, общежитие-то круглое, встретимся ещё, молодой.
— А ты, Максим, — строго уперла руки в боки комендантша, грозно взглянув на меня, — не успел ещё толком заселиться, а уже драки тут устраиваешь! Выселю!
Из-за её спины осторожно высунулась Ирка. Она растерянно моргнула и робко коснулась плеча Любови Марковны:
— Ой, да не ругайте вы его, Любовь Марковна. Это я виновата, честно… Это ко мне Сидоренко приставал, а Максим просто заступился. Я уж сама никак не могла его выгнать.
— Что-о-о⁈ — вскинулась комендантша, поворачиваясь к ней всем корпусом. — Сидоренко приставал? Ну всё, пойду сейчас его Светке доложу! Она его быстренько взбодрит!
— Да не надо! — Ирка испуганно замахала руками. — Если она узнает, то точно его выставит. У них же ребятишки, вы сами знаете…
— Ох, добрая ты слишком, Ирка, — Любовь Марковна с досадой махнула рукой. — Учить таких кобелей надо. Ну да ладно, сама решай. Только, если ещё раз заявится, сразу ко мне беги. Поняла?
— Конечно, конечно, — поспешно закивала Ирка, виновато опустив глаза.
Комендантша ещё раз строго глянула на меня, покачала головой и отправилась дальше по своим общежитским делам, громко шлёпая по коридору лодочками и бормоча себе что-то недовольное под нос.
Мы с Иркой вернулись к ней в комнату. Она неловко поправила прядь волос, села на край дивана и благодарно улыбнулась:
— Макс, спасибо тебе огромное. Правда. Если бы ты не появился, я уж не знаю…
— Да ладно, Ир, — махнул я рукой, усаживаясь на табурет напротив. — Ты сама-то осторожнее будь. Не пускай в комнату кого попало.
Она тяжело вздохнула, задумчиво рассматривая ладони:
— Да я знаю. Был у нас с ним небольшой романчик… глупо получилось. Серёжа тогда сказал, что они с женой окончательно разошлись, ну, я и поверила. А оказалось, что Светка просто уехала на месяц к матери, в деревню, а потом вернулась. Я его сразу отшила, а он, видишь, сегодня после смены выпил немного пива — и снова за своё… Потянуло его приключений искать.