— Видно, что я похудел?
— Конечно, — немного преувеличил я, но эксперт и вправду уже не выглядел таким рыхлым.
Пожали друг другу руки и разошлись: я — в кадры, он с кримчемоданом — на очередной выезд.
Вот и нужный кабинет.
— Разрешите? — я постучал в дверь начальника кадров и сразу же, не дожидаясь ответа, вошёл внутрь.
Владимир Ильич сидел за столом в форменном кителе, уставившись в монитор компьютера. Он не сразу заметил меня, только когда дверь хлопнула, вздрогнул и поднял глаза. Лицо его при виде меня невольно перекосилось, словно в него брызнули лимонным соком. Впрочем, он тут же взял себя в руки, поспешно стёр эту кислую гримасу и натянул на физиономию выражение серьёзное и деловое. Но я прекрасно всё заметил.
— А, Яровой, это ты? — проговорил он подчеркнуто важно, одёргивая китель и чуть откидываясь назад в офисном кресле. — Говорят, ты с больничного уже вышел? Почему в кадрах не отметился, не доложился, как положено?
Он проговорил это с явным неодобрением, будто с этим опозданием на пять минут я совершил серьёзный служебный проступок. Кадры — такие кадры…
Я невозмутимо стоял и слушал его нравоучения, но краем глаза успел заметить, что монитор его компьютера повёрнут так, что с моего места его содержимое прекрасно видно. На экране была какая-то игра, что-то вроде пасьянса «Косынки» или ещё каких-нибудь «трёх в ряд», а вовсе не служебная переписка или приказ по личному составу. Зуев тоже это заметил, нервно щёлкнул мышкой и свернул окно игры, бросив на меня быстрый и недовольный взгляд.
— Так я как раз к вам и шёл, — ответил я ему спокойно и уверенно. — Сегодня последний день на больничном, а завтра уже на работу, с утра выйду.
— Много болеешь, Яровой, — наставительно и сухо проскрипел он, глядя на меня чуть исподлобья. — Не с того службу начинаешь. Вот где твои тетради по служебной подготовке, а? Я тебя предупреждал, не будет занятий записанных, законспектированных — рапорт на тебя накатаю. Инициирую проведение служебной проверки со всеми вытекающими…
Но договорить ему не удалось. Я невозмутимо достал из папки две тетрадки и положил их прямо перед ним на стол. Зуев осёкся, с недоверием и удивлением глянул сначала на меня, потом на тетради, нацепил очки, придвинул поближе листок с распечатанным планом занятий и начал быстро и сосредоточенно листать страницы. Он явно надеялся найти хотя бы какой-нибудь недочёт или ошибку, хоть что-то, к чему можно придраться.
Но ничего не нашёл. Тетради были заполнены аккуратно, безукоризненно и полностью соответствовали его распечатанному плану занятий, которые скинул нам главк. Он с раздражением потёр нос, словно эта безупречность моих конспектов была личным оскорблением для него.
— Это точно твои тетради? — проговорил он неохотно, явно не зная уже, к чему бы ещё прикопаться. — Больно уж почерк у тебя ровный и складный.
— Конечно, мои, — ответил я с невинной улыбкой, показывая ему на прошивку листов. — Вот прошитые, пронумерованные, подписи мои везде стоят. И на обложке написано: «Лейтенант внутренней службы Яровой Максим Сергеевич». Просто я старался, товарищ подполковник. Выводил каждую буковку, аккуратно. Я же знаю, что конспекты по теоретической подготовке — это самая важная часть нашей службы.
— Ёрничаешь? — проговорил он, но уже без особой уверенности, скорее по привычке.
— Да нет, Владимир Ильич, просто стараюсь, — снова ответил я спокойно. — Кстати, мне тут сказали, можно уже рапорт писать на перевод в розыск.
— Завтра выйдешь и напишешь, — недовольно проговорил подполковник.
— А можно сегодня? А то Семен Алексеевич спросит — ну что Яровой, написал рапорт? А я тогда что отвечу?
Он посмотрел на меня задумчиво и недоверчиво, как-то оценивающе, словно пытался просчитать последствия моего перевода в уголовный розыск. Затем неохотно пошарил по столу, протянул мне чистый лист бумаги и пробурчал:
— Завтра ты на работу выходишь, а сейчас ещё больничный у тебя. Какой тебе перевод прямо сейчас?
— Так я завтрашним числом и напишу, — пожал я плечами, уже доставая ручку и придвигая листок ближе.
Он нехотя махнул рукой и указал на бумагу:
— Ну, пиши тогда. Пиши на имя полковника Мордюкова, 'с предложенной должностью старшего оперуполномоченного отдела уголовного розыска ОМВД России по Заводскому району согласен. Дата, подпись.
Я быстро и аккуратно заполнил рапорт, подписал его и отодвинул обратно к Зуеву. Он взглянул на листок без особой радости, словно уже представлял, как этот рапорт ляжет к нему на стол, и он, хочешь — не хочешь, вынужден будет дать делу о моем переводе ход. Но спорить с Мордой он явно не собирался.
Потом я, как бы вспомнив ещё что-то, почесал ухо и задумчиво добавил:
— А ещё мне там Оксана Геннадьевна сказала, вроде, на полиграф надо записаться заранее. Говорят, не сразу всё это делается, а по графику.
Зуев снова выдохнул раздражённо, взял какой-то толстый журнал, полистал страницы и задумчиво посмотрел в свои записи, явно ища свободные даты и время. Полиграф надо было проходить в медико-санитарной части главка, это была обычная процедура при переводе сотрудников, особенно если речь шла о вышестоящих должностях или предполагающих доступ к гостайне.
— Ладно, завтра с утра и пройдёшь полиграф, — с явной неохотой проговорил он наконец. — С утра в медсанчасть, там в кабинете психолога и спросишь, где полиграфолог. На десять утра у тебя будет тестирование. Быть как штык, понял?
Он вдруг заговорил со мной уже более охотно, без привычного своего раздражения, словно я, наконец, сделал что-то правильное и перестал ему мешать. Может, мне это и показалось, но в его голосе и поведении теперь сквозило какое-то облегчение, будто ему только что сняли с шеи тяжкий груз.
Я даже задумался, почему в нём произошла такая перемена. Но здесь, конечно, уже ничего не выяснишь.
— Ясно, Владимир Ильич, — сказал я, взяв папку со стола. — Разрешите идти?
— Иди уже, — коротко буркнул он, отмахиваясь от меня рукой и снова глядя в свой монитор.
Я вышел из кабинета, захлопнув за собой дверь. В голове мелькнула мысль, что Зуев явно не в восторге от моего перевода в розыск. Но это были уже его проблемы, а не мои.
Дверь кабинета кадров глухо хлопнула, отрезав Ярового от подполковника Зуева, и наступила тишина. Владимир Ильич раздражённо посмотрел на дверь, словно сквозь неё можно было увидеть уходящую спину наглого и непонятно почему ему не нравившегося лейтенанта. Нервно побарабанил пальцами по столешнице, щёлкнул мышкой в компьютере и открыл вкладку справочника МВД региона. Нужный раздел нашёл быстро, по памяти — он знал многие из этих номеров уже чуть ли не наизусть, хоть звонил туда нечасто, только по особым случаям.
Подполковник поднял трубку телефона, медленно и неторопливо набрал нужный номер и вслушался в длинные, протяжные гудки. Наконец на том конце ответили, и Зуев сразу заговорил бодро и наигранно весело, будто у него было хорошее настроение, и звонил он вовсе не по делам:
— Алло, это я! Привет-привет, дорогой. Да всё потихоньку, помаленьку. А как ты хотел? — хрипло хохотнул он в ответ, отвечая на какую-то шутку собеседника. — Ха, не дождётесь! Полковника получу? Ага, сейчас прямо. У меня должность подполковничья, тут пока не светит, дружище.
Он замолчал, выслушивая реплики на той стороне провода, улыбаясь и кивая, словно собеседник мог его видеть через телефонный аппарат.
— Слушай, я же тебе по делу звоню, — наконец перешёл он к сути вопроса, сбавляя голос до доверительно-тихого. — Там к вам завтра одного кандидата на полиграф и тестирование отправляют от нас. Ну, ПФЛ проходить и всё прочее. Ярового… Да нет, не Вова. Я-ро-во-го. Фамилия такая. Слышишь? Яровой, Максим Сергеевич. Молодой лейтенант, после школы милиции. Не, ничего особенного, штабной клерк, только вот вдруг резко на повышение идёт.
Зуев поморщился и чуть понизил голос, словно собирался выдать страшную тайну:
— Ты уж по старой дружбе, прошу, проверь-ка его с особым пристрастием. Ну, знаешь, как это бывает. Не наш он человек, не по духу, с гнильцой какой-то внутри. Не место таким в органах.
Он замолчал на секунду, прислушиваясь к словам собеседника. Тот явно был человеком прямым и грубоватым, потому что Зуев вдруг недовольно поморщился и почти резко перебил:
— Ну зачем сразу «завалить на ПФЛ»? Ты так грубо-то не выражайся. Просто отнеситесь с должным рвением при тестировании. Он на должность старшего опера в розыск претендует, понимаешь, а у меня чуйка, что он не того сорта человек. Поставь на него полиграфолога самого лютого своего. Пусть из него всю душу вытянет. Ну, может, и зарубят по полиграфу, кто его знает. Не нужен он нам, поверь мне. Такой человек всем нам аукнется.
Он помолчал, выслушивая высказывания, и снова встрепенулся, чувствуя, что собеседник колеблется:
— Да я-то что могу? Это не моё решение. Тут сам Мордюков за него вписался, непонятно вообще, почему. Нет, не блатной. Обычный лейтенантишка. Говорю же, после школы милиции. Да, штабник, а теперь вдруг в опера лезет, в розыск, понимаешь?
Снова пауза, затем Зуев выдохнул облегчённо и кивнул:
— Ну всё, договорились, дружище. Спасибо тебе огромное, выручишь — я тебя потом на рыбалочку с шашлычком приглашу, с меня причитается. Ну, давай, счастливо.
Он положил трубку на место и с глубоким, удовлетворённым кряхтением откинулся на спинку своего кресла. Несколько секунд он молча смотрел в потолок, с довольной, даже хитрой улыбкой потирая руки, будто только что удачно провернул какую-то серьёзную и выгодную сделку.
Потом подполковник снова щёлкнул мышкой, открыл свою любимую «Косынку» и принялся раскладывать карты, теперь уже с ещё большим удовольствием и азартом. И хотя он не выиграл ни разу за следующие полчаса, настроение у него от этого ничуть не испортилось.
Потому что важную игру он уже сегодня для себя думал, что выиграл.