И это, опять же, Лютый.
Наконец, Владлен Арнольдович явно уже устал от моей спокойной невозмутимости и невозможности подловить меня на чём-то конкретном. Он хмыкнул, глядя на монитор, и произнёс:
— И последний вопрос. В процессе тестирования вы солгали, отвечая хотя бы на один вопрос?
— Нет, — сказал я уверенно.
Он снова посмотрел на экран монитора, что-то отметил себе и с ехидной улыбкой вдруг спросил:
— А на какой из вопросов вы говорили неправду? Прибор показывает, что вы всё-таки соврали хотя бы раз. Как вы думаете, где это произошло?
Ха, развод на дурачка, на лоха. Оперский приём, классика. Дескать, я знаю, что вы сделали прошлым летом. Я сразу решил, что тоже сыграю в его игру. Чтобы выглядело правдоподобнее, даже немного загрустил и тихо, задумчиво произнёс:
— Ну, знаете, есть один вопрос, на который я мог реагировать не совсем верно.
— Какой же? — Репей явно встрепенулся, почти готовый записывать мои показания.
— Ну, про оружие, — я сделал многозначительную паузу.
— Так-так, — он насторожился ещё сильнее, чуть наклонился вперёд, напрягся, — говорите…
— В детстве я однажды убил из оружия, — продолжил я грустно и тяжело.
— Из какого оружия? Кого? — глаза его загорелись каким-то хищным блеском.
— Воробья, — вздохнул я трагически.
— Что? Воробья? Из оружия? Какого ещё оружия?
— Из рогатки, — совершенно серьёзно подтвердил я.
— Из какой ещё рогатки⁈ — он почти взвился. — Я вас спрашивал про оружие!
— Ну так в детстве для нас рогатка и была самым настоящим оружием, — ответил я невозмутимо и грустно. — Попал в воробья, и он умер. Я думаю, след оставило, и вот теперь и видно.
Я со всем уважением повёл рукой в сторону компьютера. На самом деле воробей не умер, я ему крыло перебил. Потом, правда, сам же его и выходил.
— Всё, ясно, понятно, — разочарованно проговорил Репей, резко откинувшись назад в кресле. — Тестирование окончено, вы свободны. Заключение придет в кадры позже.
— А можно будет его почитать?
— Нет, — отрезал тот, будто жаба ядом плюнула, — заключение подшивается в особую часть личного дела, ознакомление с которым вам запрещено.
Ну-ну… Хмыкнул я про себя. Принесу кадровичке тортик и почитаю. Знаю я эти особенные спецчасти личного дела. Проходили уже.
Он достал из кармана мятый платок и вытер им влажную залысину среди жиденьких волос. Я поднялся, улыбнулся и сказал:
— До свидания, Владлен Арнольдович.
— Да-да, до свидания, — пробормотал он невнятно, снова уставившись в монитор, будто пытался найти там в результатах последнюю соломинку, чтобы меня завалить.
— А как я вообще, прошёл, док? Всё нормально?
— А вот за словами бы вам последить и за речью, молодой человек, — язвительно проговорил он, раздражённо поморщившись.
— А вам бы, Владлен Арнольдович, за внешним видом последить.
— Что? — он резко поднял на меня взгляд.
— Я говорю, в парикмахерскую бы сходили, приоделись бы в магазинчике каком, глядишь, и личная жизнь наладилась бы.
— Что вы себе позволяете? — фыркнул он, уже краснея от злости. — Причём тут моя личная жизнь, и откуда вы вообще…
Он чуть не проговорился — мол, откуда вы знаете про меня. Понятное дело, я угадал.
— Ну, просто по вам видно, что женская рука к вам давно не прикасалась. Только своя, — тихо и зло рассмеялся я.
Он что-то гневно пробормотал мне вслед, но я уже не слушал. Вышел из кабинета, чувствуя спиной его злобный и обиженный взгляд.
Пошёл он на ху… тор бабочек ловить. Не завалить ему меня на этой херне. Не срослось. Злился я, конечно, не на него — ну, то есть, в основном. Ведь это кадровик, похоже, его на меня науськал… падла.
Глава 14
Валет сидел в своём кабинете, и настроение у него было скверным донельзя. Утро началось с того, что в соцсетях какой-то идиот написал громкий пост о том, будто родному городу совсем не нужна власть, состоящая из бизнесменов-хапуг, и первым среди них обозначил Германа Валькова. Автор расписывал, что Валет — воротила бизнеса, стремящийся раздербанить город на куски, распродать его условным москвичам под очередные проекты непонятных инвесторов.
Герман Сильвестрович вскипел от злости. Тут же дал команду разобраться с этим горе-блогером, чтобы тот удалил свои пасквили и вообще забыл, как на клавиатуре буквы набирать — пусть для него это будет проблематично, со сломанными пальцами. Нет, убивать не собирался, хватит с него уже трупов, и так вокруг штабелями складываются, это осложняет предвыборную гонку. Но поучить — поучит. Люди Валета умели объяснять такие вещи доходчиво, понятно и не оставляя следов.
Ситуация и так была на грани. Какой-то лейтенантишка чуть не пустил всё псу под хвост. Предвыборная кампания — та ещё черная дыра, и без того уже вложено в неё неприлично много, а тут ещё эти газетчики со своими статьями, едкими заметками, звонками и провокационными вопросами. Последняя публикация, например, была о том, что в девяностые годы, мол, Вальков был неоднократно замечен в сомнительных делах, и даже приводились некие «свидетельства» несуществующих очевидцев. Словно специально кто-то копал под него компромат и вбрасывал всю эту грязь в медийное пространство.
Яровой? Быть может…. слава богу, он не нашел материал того убитого блогера Харитонова…. никто его еще не нашел…
Валет морщился, вспоминая, как на днях его, как кандидата, вызвали на какую-то идиотскую встречу с народом, где нужно будет отвечать на острые вопросы горожан в прямом эфире. А он понимал, что вопросы теперь уже будут непростые. Среди горожан было немало тех, кого он в своё время «подвинул» с выгодных земельных участков, лишил работы или попросту кинул по мелочи. Теперь все они с нетерпением ждали удобного случая публично его унизить и облить грязью, тем более, что информационный фон вокруг него пошаливал. Ничего, свиньи… — размышлял Валет с легкой улыбкой. — Лишь только я сяду в кресло….
Однако Валет вложился не зря. Привлёк столичных пиарщиков, которые красиво оформили его биографию, сделали её такой, какая нравится простым людям. Он даже сам посмеивался, читая свою анкету на предвыборных листовках: «Герман Вальков, начал трудовой путь простым слесарем…» Слесарь, ухмылялся он про себя. Знали бы эти наивные людишки, кем я был на самом деле и какие дела воротил. Но народ это любит, они всегда уважают тех, кто поднимается с самых низов. Не зря у всех партийных деятелей, особенно у прежних, непременно была в биографии строка о трудовом стаже на заводе, фабрике или на колхозных полях.
От размышлений Валета отвлёк осторожный стук в дверь. Она тихо приоткрылась, и в проёме показалась Жанночка, его грудасто-губастая секретарша. Но даже и она сегодня его раздражала, и даже на нее ничего не поднималось.
— Герман Сильвестрович, к вам посетитель, — осторожно, почти шёпотом проговорила она.
— Кто ещё там? — раздражённо буркнул Валет, надеясь в глубине души, что это те самые спецы, которых ему порекомендовал верный партнёр из Новознаменска, с кем они мутили дела еще в девяностых. Это по его наводке он убил тогда Лютого. А от спецов уже давно не было никаких вестей, а значит — всё ближе к часу «икс». Так что он с нетерпением ждал хороших новостей — например, что с Яровым покончено, что его больше нет. Исчез, испарился, как плохой сон.
— Доктор Киреев из «МедВектора», — проговорила Жанночка, явно чувствуя настроение босса и опасаясь вызвать его раздражение. И размышляя, что зря сегодня надела новое сексуальное белье.
— А, этот… врач, — поморщился Валет. — Ну ладно, зови.
Жанночка исчезла, а через секунду в кабинет вошёл Леонид Киреев — нервный, вечно дёрганый докторишка, с которым у Валета были кое-какие щекотливые дела. Валет его никогда особо не любил, хотя и держал близко, так как доктор умел хранить тайны и выполнять деликатные поручения.
— Добрый день, Герман Сильвестрович, — чуть кланяясь, сказал Киреев и тут же нервно поправил очки. — Извините, что беспокою. Есть разговор.
— Давай короче, — недовольно отмахнулся Валет. — Время дорого.
Доктор закрыл за собой дверь и осторожно приблизился к столу. Было видно, что он сильно нервничает, потирая тонкие, влажные пальцы.
— Дело в Артуре, — почти шёпотом проговорил Киреев. — С ним возникли… осложнения.
Валет почувствовал, как внутри нехорошо похолодело. Опять Савченко. Как будто мало было проблем с газетами, интернетом и народом. Снова Артур. Что-то тенью мелькнуло в голове Валета, словно бы на секунду заслоняя вид его же собственного кабинета, и он понял, что сегодняшний день явно не сулит ему ничего доброго.
— Говори уже, — резко бросил Валет, пристально и тяжело глядя на доктора. — Савченко уже не в твоей клинике, так какого хера ты вообще его вспоминаешь, да ещё по имени? Ты должен был держать язык за зубами. Этот пациент лежал под чужой фамилией, тебе это напоминать надо?
Валет зло выплюнул последние слова и резко поднялся, так что Леонид Абросимович инстинктивно отступил назад, испуганно и нелепо упёршись спиной в шкаф. Герман Сильвестрович подошёл к бару, резко распахнул дверцу, вытащил оттуда два бокала и дорогой коньяк. В один бокал налил себе щедрую порцию, на секунду завис над вторым, но вдруг передумал и вернул бокал обратно в шкаф. Потом тяжело плюхнулся обратно в кресло и начал медленно, с раздражением цедить янтарную жидкость, словно это могло хоть как-то успокоить его взвинченные нервы.
— Да, да, Герман Сильвестрович, — быстро и испуганно проговорил Киреев, снова нервно поправляя очки на вспотевшем носу. — Но тут дело такое… Меня затаскали по Следственному комитету, постоянно вызывают на допросы. Сотрудников моих уже всех опросили, документацию изъяли полностью. Меня могут отстранить от работы, бог знает ещё какие санкции… Понимаете? Это ведь всё из-за того, что я покрывал ваши дела… И этот Савченко… Он убил моего врача, теперь он в розыске. Они установили его личность, наверное, пробили пальчики. Я не знаю как, но теперь всё выяснилось.