Как будто испугался чего-то — или того, что я там мог увидеть.
— Да я рюкзак просто хотел положить, — спокойно ответил я, не подавая виду и не выказывая подозрений.
— В салон его положишь! — буркнул кадровик, стараясь скрыть раздражение.
— Хорошо, хорошо, — крикнул я ему в ответ, захлопывая крышку, как будто и не успев её толком распахнуть.
Но про себя уже отметил и чётко запомнил то, что мельком увидел в багажнике машины. Портфель из дорогой кожи. Пухлый, будто набитый слитками золота или пачками денег.
А рядом с ним — пластиковые стяжки и рулон скотча. С таким комплектом явно не на физподготовку ездят.
Теперь стало ясно, что день сегодняшний приготовил мне не только норматив по бегу, но и куда более рискованные испытания.
Я спокойно сел на переднее сиденье рядом с Зуевым, а он всё нервно барабанил пальцами по рулю. Машина тронулась с места, направляясь в сторону заброшенного стадиона, а я мысленно уже готовился к схватке. Но кто же противник? Зуев — трус и очень хитрый, если он что и задумал, то в открытую против меня не пойдет….
Стадион находился в старой части города. Когда-то здесь кипела жизнь, которую строили комсомольцы и комсомолки, теперь же всё было иначе. Старая швейная фабрика давно закрылась, и её территория выглядела уныло и безжизненно. Стадион зарос бурьяном, дорожки для бега были из старой, раскрошенной шлаковой смеси. В стороне — покосившиеся турники, сваренные из советских железных труб, чуть дальше торчали вкопанные в землю старые автомобильные шины, через которые когда-то скакали спортсмены и физкультурники. Среди травы одиноко торчал рукоход, за ним бегательный лабиринт из труб.
Снаряды, вроде бы, и есть, что им сделается, но покрыты ржавчиной и с пятнами облезшей окаменелой краски — и в таком виде навевают тоску. Ощущение запустения и разрухи было почти физическим. И вот этот нежилой, почти могильный дух живо напоминал мне другую заброшку.
Небо висело тяжёлым серым покрывалом, казалось, вот-вот хлынет дождь. Но для сдачи нормативов погода была вполне подходящая — не вспотеешь и голову не напечёт.
Ограждения вокруг почти не было, и мы подъехали практически к самому беговому кругу протяженностью в четыреста метров.
Выйдя из машины, я огляделся. Бурьян и деревья плотно сдавили стадион со всех сторон, делая его плохо просматриваемым с улиц. Дальше начинались жилые кварталы, но их отделяла густая стена из высоких тополей и разросшегося кустарника, надёжно укрывая это место от лишних взглядов.
— Вот, — коротко сказал Зуев, доставая электронный секундомер. — Здесь никто не помешает. Норматив знаешь?
— Так точно, — ответил я спокойно, уже мысленно подготовившись.
И вдруг отметил, что у турников чуть поодаль стоял какой-то странный долговязый субъект в чёрном спортивном костюме. Он как-то неуклюже и показушно делал растяжку, явно изображая опытного физкультурника. Зуев его словно не замечал. Я отметил, что кроссовки у него были совершенно новыми и ещё даже не испачканными шлаковой крошкой. Странно: обычно растяжку делают после пробежки, а тут он, словно специально, корячился напоказ.
«Ладно, придурков-то нынче полно», — подумал я про себя, но эту деталь запомнил.
— Ну что, Яровой! Готов? На старт! Внимание! Марш! — крикнул Зуев, запуская секундомер.
Я побежал неторопливо, привычным, уверенным шагом, не собираясь надрываться. Силы свои я знал отлично — легко уложусь в норматив. Но думал не об этом. Я не мог взять и отмахнуться от чувства, что-то не так — слишком много случайностей, слишком много странностей и совпадений. Потому в этот момент я был готов уже не только к бегу.
Отмотав пару кругов, я продолжал внимательно следить боковым зрением за обстановкой, не спуская взгляда с Зуева, который стоял с секундомером у кромки дорожки, и с того долговязого субъекта в чёрном спортивном костюме, который подозрительно топтался возле турников. Предчувствие подсказывало мне, что всё происходящее попахивает странной постановой, и в любой момент надо быть готовым к худшему. На ходу незаметно расстегнул хлястик скрытой кобуры под олимпийкой, чтобы можно было в любую секунду выхватить пистолет.
Мысленно я это сделал уже несколько раз. Руки действовали автоматически, мышцы напряглись, адреналин входил в кровь, заставляя тело быть максимально собранным и готовым.
Когда я заходил на третий круг, то заметил, что тот долговязый тип неспешно вышел теперь на беговую дорожку и лениво затрусил за мной. Я сразу уловил шорох его шагов по шлаковой крошке, чётко слышал и даже ощущал их, как будто органы чувств были обострены до предела. Облака, наконец, расступились, выглянуло солнце, и тени побежали передо мной, ясно вырисовывая всё, что происходило позади.
Долговязый бежал странно и слегка нелепо, будто не бегун, а какой-то нескладный журавль, который впервые вышел на беговую дорожку. Движения его были угловатые и резкие, как у оглобли, и он явно не привык к длительным пробежкам. Но при этом почему-то старательно держался на моей дистанции, будто выжидая момент, чтобы сблизиться.
Я, изображая сдачу норматива, уверенно продолжал бег. Но внимание моё полностью было приковано к нему и к кадровику, который топтался неподалёку.
И тут я припустил, набрал скорость. Долговязый явно за мной не поспевал. Я сначала оторвался, а потом набрал ещё скорости и, делая очередной круг, теперь постепенно приближался к нему уже со спины.
Так как он плёлся по внутренней части дорожки, чтобы его обогнать, мне пришлось слегка сместиться вправо, чуть удлинив свой маршрут.
Обгон. Тело — как сжатая пружина.
Лишь только я обогнал долговязого, в этот самый момент отчётливо увидел на земле его тень. Его силуэт резко качнулся, рука что-то выхватила из кармана, и он мгновенно рванулся ко мне со спины.
Но я был готов.
Резко развернувшись и одновременно уходя в сторону, я перехватил его руку. Используя инерцию его же движения, я провернул его тело, резко и жёстко выкручивая ему кисть и локоть, пытаясь с ходу уложить его рылом в землю или хотя бы поставить на колени. Но долговязый оказался ловким — он каким-то чудесным образом вывернулся из моего захвата и, отскочив назад, упал на одно колено. При этом он выронил тот самый предмет, с которым бросался на меня.
Сначала я подумал, что это заточка, но когда разглядел, в груди ёкнуло — это был медицинский шприц. Причём не обычный пластиковый одноразовый, а стеклянный, старого образца, будто советский, с блеснувшими на солнце металлическими элементами из нержавейки и какой-то белёсой жидкостью внутри. У меня сразу всё сложилось в голове: вот и второй киллер, который должен был вывести меня из игры.
Мысли мелькнули в голове быстро, словно вспышка молнии, и так же быстро рука моя выхватила пистолет. Но долговязый оказался гораздо быстрее, чем можно было предположить по его нескладному бегу. Он выбросил вперёд длинную руку и мощным ударом ребра ладони попал по моему предплечью, по руке с пистолетом. Боль пронзила руку мгновенно, как электрический разряд, пальцы непроизвольно разжались, пистолет выпал на землю.
Только адреналин помог мне мгновенно справиться с болью, и через мгновение я уже был готов продолжать схватку.
Я увидел, как долговязый быстро потянулся рукой под олимпийку, выхватывая оттуда что-то увесистое.
«Пистолет!» — мелькнула тревожная мысль. Я резко рванулся вперёд, блокируя его руку, прижимая к его корпусу. Мы вместе рухнули на землю, и я моментально набросил на него захват, стараясь задушить. Но долговязый, отчаянно и яростно сопротивляясь, всё же сумел выхватить оружие. Направить дуло на меня я ему не дал. Сдавил сильнее захват, а второй рукой блокировал его руку. Отвел в сторону. Он хрипел, сопел, но в остальном не проронил ни звука.
Сдавив ему горло, я вынудил его отпустить пистолет. Мы покатились по земле, словно два сцепившихся намертво бультерьера, обмениваясь короткими ударами кулаков и локтей. Несмотря на бешеный темп действий, я боковым зрением увидел, как испуганный кадровик Зуев подкрадывается к месту нашей схватки, явно собираясь подобрать упавший шприц с неизвестной белёсой жидкостью.
Но и отвлечься я не мог. Мы боролись, еще чуть-чуть — и я одержу верх.
Тут я почувствовал, как противник резко ослабил хватку, потянувшись куда-то в сторону, пытаясь что-то схватить с земли.
Сука! Пистолет хочет поднять, — сразу пронеслось в голове. Не выйдет, гадёныш.
Используя момент, я сгреб в ладонь горсть шлаковой крошки с дорожки и со всей силы швырнул, а точнее, вдавил ему в лицо, почти в упор. Долговязый даже не вскрикнул, только глухо, хрипло промычал, словно был немым. Зажмурился и, прижавшись ко мне, вдруг вцепился зубами мне в плечо. С силой и ожесточением загнанного зверя.
Вот сука!
В смертельной драке все средства хороши, но такой подлости я не ожидал даже от этого отморозка. Он урчал, как хищник, тянул шею, пытаясь разорвать меня зубами, одновременно длинные цепкие пальцы сдавливали мне горло, стремясь придушить. Я даже не чувствовал боли от его укуса, лишь ощутил, как что-то тёплое и липкое потекло по плечу……
Моя собственная кровь.
Но в тот самый момент противник допустил ошибку, пытаясь задушить меня прямым захватом за горло. Подставился под мой излюбленный приём.
Я мгновенно перехватил его запястье обеими руками, вцепившись так крепко, будто от этого зависела вся моя жизнь. Резко и сильно выкрутил его внутрь, выворачивая кисть и локоть под неестественным углом. Противник болезненно скривился, зашипел сквозь зубы от боли, тело его инстинктивно поддалось за суставом, и я сбросил его с себя, удерживая захват.
Не отпуская кисть, я встал. Прижал его плечом к земле, доворачивая руку и быстро загибая её за спину. Теперь он точно не вырвется, теперь он мой, подумал я, с облегчением чувствуя, что захват удался.
Но долговязый вдруг сделал невозможное. Каким-то невероятным финтом, гибким и молниеносным перекатом он перевернулся через собственную руку и выскользнул из моего захвата, как скользкий угорь. Я даже не смог ещё понять, как он это провернул, а он уже схватил лежавший на земле пистолет, который я сам снял с предохранителя, с патроном в патроннике. В глазах его сверкнуло торжество, и я понял — ещё мгновение, и он разрядит его в меня.