— Какие? — насторожился я.
— Например, тело имеет признаки обезвоживания.
— Обезвоживания? Это как? — я удивлённо взглянул на неё. — Прыгал в речку, чтобы воды напиться? Шучу, конечно… Продолжайте, пожалуйста.
Она кивнула — мол, шутки делу не мешают.
— Выявлены признаки: сухость слизистых оболочек глаз и рта, значительное снижение тургора кожи, некоторое западение глазных яблок, специфический цвет кожных покровов. Такие признаки обычно характерны для людей, долгое время пребывавших без воды, в экстремальных условиях. А тут перед нами городской житель. Вот это-то и странно, — пояснила она.
— Мда-а… — протянул я задумчиво. — Что-то ещё?
По глазам медички я понял, что это еще не всё.
— На венах в области локтевых сгибов обнаружены следы инъекций, — продолжила Алиса Вадимовна, аккуратно убирая прядь волос за ухо.
— Наркоманские?
— Нет, не похоже.
— А как вы определили?
— У хронических наркоманов инъекции множественные, следы от них воспалены, вокруг образуется рубцовая ткань, кожа приобретает землистый или сероватый оттенок, отчётливо меняется венозный рисунок.
Перечисляла она это со знанием дела, явно не из учебника.
— Здесь же следы единичные, аккуратные, свежие и сделаны профессионально. Кожа чистая, тонус мышц хороший, внешних характерных признаков токсического поражения организма сильнодействующими веществами нет.
— Интересно, интересно, — протянул я, осматривая тело с новым вниманием. — Что же он себе колол?
— Или ему кололи, — уточнила судмедэкспертша.
Я удивленно вскинул на неё взгляд:
— Думаете, это убийство?
— На вскрытии я смогу сказать точнее, — с некоторой профессиональной гордостью заметила она. — Но предварительно могу сказать, что на теле есть кровоподтёки и синяки, явно старше сегодняшних летальных повреждений. То есть человек, возможно, подвергался насилию за некоторое время до сегодняшнего происшествия.
Я внимательно посмотрел на накрытый простынёй труп и, решившись, подошёл ближе. Присев на корточки, приподнял ткань и глянул на лицо погибшего. Пора было воочию увидеть самого странного самоубийцу за мою практику.
Вот так сюрприз!
— Ба! Какие люди… — вырвалось у меня. Вот уж действительно неожиданно.
Под простынёй лежал человек, которого я совсем не ожидал здесь увидеть. И в голове моментально завертелись десятки вопросов, пока без ответов. Похоже, обычный суицид обещал перерасти в нечто большее… гораздо интереснее и опаснее, чем казалось изначально.
Это был Кабан. Собственной персоной. Мертвой персоной…
В это время ко мне подошёл криминалист Корюшкин. Он вылез из дежурной «Газели». Ваня выглядел похудевшим. Не стройняшка, конечно, но уже не далеко не жирдяй.
— Привет, Ваня, — я улыбнулся и похлопал его по плечу. — Слушай, ты схуднул. Молодец, прямо не узнать.
Ваня слегка смутился, но видно было, что похвала ему приятна:
— Привет, Макс, и спасибо тебе. Я теперь каждый день бегаю. А тебя, кстати, что-то давно не видел.
— Ну, это поправимо, — усмехнулся я. — Давай с завтрашнего дня снова начнём. На том же стадионе, как обычно.
— Договорились! — оживился Корюшкин.
— Значит, завтра, как штык.
Я кивнул на переносной мобильный комплекс с надписью АДИС «ПАПИЛОН» в его руках, похожий на небольшой, технологичный чемоданчик.
— Это что за хреновина?
— Это станция удаленного доступа к дактилоскопической базе данных, — гордо просиял он. — Вот… Выдали. Теперь я прямо на месте происшествия могу пальчики пробивать по всему массиву кримучета.
— А сюда-то чего припер? Станцию свою.
— Ну как же… Труп у нас неопознанный. Был, то есть, неопознанный. Я его пальчики загнал в базу, посидел в «Газельке» — и вот результат.
— Ну, так и что у тебя по трупу?
Он поставил чемодан-станцию, раскрыл блокнот и стал зачитывать:
— Отскочило по пальцам, — чуть торжественно объявил Корюшкин, кивая в сторону тела. — Андрей Владимирович Шустов, тридцать два года. Ничего серьёзного за ним нет, пару раз доставлялся в дежурку за мелкое хулиганство, пьяные драки. Там его и дактилоскопировали.
До чего дошел прогресс. В мое время, чтобы пробить по базе пальцы, это нужно было на поклон к эксперту идти, чтобы он вручную по картотеке все проверил.
Порой неделя уходила.
— Быстро ты сработал, — одобрительно хмыкнул Паук, глядя на эксперта. — Совсем скоро вы, криминалисты, и оперов замените. Один эксперт будет приезжать и сразу давать готовые ответы на все вопросы. Кто убил, зачем, почему… Опера станут не нужны.
Корюшкин слегка смутился, не сразу поняв иронию, и даже смущенно вздохнул. А мы с Пауком только переглянулись и похихикали. Понятно же, что это была шутка.
— Ладно, Евгений Эдуардович, давай, возбуждай дело, — сказал я следаку уже серьёзно.
Паук посмотрел на меня с недоумением:
— Извините, Максим Сергеевич! С какого-такого перепугу? Сам же видишь, самоубийство явное.
— У него следы побоев и инъекций, Жень. Явно тут не всё чисто.
— Ну и что? — невозмутимо качнул головой Зыков. — Вскрытие, скорее всего, покажет, что причина смерти — падение с высоты. То, что он ширялся где-то или с кем-то подрался накануне — это уже вторично.
— Доведение до самоубийства — есть такая статья, — припомнил я на ходу Уголовный кодекс.
Паук хмыкнул, слегка улыбнувшись:
— Максим Сергеевич, ну ты же знаешь, какая это труднодоказуемая вещь. И потом, кто такого здоровенного бугая мог довести до суицида? Ну ты представь. Обычно жертвы такой статьи — это какие-нибудь кисейные барышни, забитые домохозяйки, студенты-ботаники и прочие слабохарактерные элементы, преимущественно женского пола.
— Уж поверь моей чуйке, — негромко ответил я, — не было здесь самоубийства.
— А что тогда? — Паук прищурился, внимательно глядя на меня. — Чуйку к делу не пришьешь.
— Если бы я знал… — уклончиво ответил я, не рассказывая ему, да ещё при Корюшкине, о своих прежних стычках с Кабаном, то есть Шустовым.
Не настолько мы с Пауком близки, чтобы всё это вываливать. Но как оперативник я намерен разобраться до конца, даже если дело не возбуждено. И хотя материал пойдет в Следственный комитет, никто не запретит мне неофициально, скажем так, провести некоторые оперативно-розыскные мероприятия.
Я задумчиво огляделся вокруг, продумывая план действий, а потом снова повернулся к криминалисту:
— Слушай, Вань, а у тебя-то как на личном фронте, есть какие-то подвижки?
Ваня вдруг покраснел и как-то странно замялся:
— Да… подходил я тут к одной, а она… В общем, обломала…
— Оксана Геннадьевна, что ли? — раскрыл его загадку я с лёгкой улыбкой.
— Ну да. А ты откуда знаешь? — удивлённо глянул на меня криминалист.
— Да весь отдел ржёт, Вань, — я похлопал его по плечу с сочувствием. — Знаешь что, Ваня, я же тебе не зря сразу говорил, тебе другая девушка нужна. Мягкая, добрая. Ментов в жёны не берут. Поверь.
Я, конечно, лукавил. Бывают разные случаи, и сам я не прочь был бы примерить на себя исключение из этого правила. Но для Вани Оксана явно не подходила. Да и самому мне она была симпатична, что уж скрывать.
— И что делать теперь? — с надеждой посмотрел на меня Корюшкин.
— Слушай, есть у меня на примете одна интересная девушка. Добрая, открытая, мягкая. Совсем как ты. Вы бы отлично друг другу подошли. Только…
— Только страшная? — тут же перебил меня Корюшкин.
— Нет, — покачал я головой.
— Тупая?
— Да нет же! — снова отрицательно мотнул я головой.
— Может, ущербная какая-нибудь? — не унимался Ваня.
— Ты что несёшь-то? Что за варианты кидаешь? Нормальная девчонка, отличная даже.
— Ну, ты же сказал «только», — настаивал криминалист.
— Только с прицепом, — пояснил я с лёгкой усмешкой.
— С каким ещё прицепом? — удивился он.
Я хитро подмигнул и усмехнулся:
— С двойным прицепом, Ваня, двойным.
— В смысле? — заморгал Корюшкин, ничего не понимая.
— Ты детей любишь? — уточнил я.
Я вернулся в отдел и сразу направился к Кобре. Оксана сидела у себя, сосредоточенно изучая какие-то бумаги. Когда я вошёл, она быстро отложила ручку и с вниманием посмотрела на меня:
— Ну что там, Макс? Что выяснил? Кофе будешь?
— Ага…
— Падай, щас налью. А ты рассказывай.
— Ты знаешь, Окс, похоже, ты была права, — начал я, усаживаясь на диванчик. — Думаю, это не самоубийство. Потерпевший — это наш старый знакомый.
— Кто именно? — сразу насторожилась Кобра.
— Кабан, он же Андрей Владимирович Шустов, — сказал я и, заметив её удивлённое выражение лица, продолжил: — Ты понимаешь, он совсем не похож на несчастного, затравленного жизнью человека, который вдруг решил прыгнуть с моста, чтобы свести счёты с этим самым миром. Тут что-то другое, это точно.
— То есть ты думаешь, его могли довести или как-то ещё? — Оксана внимательно прищурилась. — Есть же свидетели, он всё сам. Правда, вел себя не очень адекватно при этом. Раскидал даже всех, кто стоял у него на пути. Там два обращения в травмпункт.
— Я пока не знаю, но странно всё это. Не бывает таких самоубийств. Если ты не против, я займусь этим случаем. Покопаюсь немного. Есть у меня кое-какие мысли.
Кобра задумалась, наливая кофе, принесла чашечки, одну протянула мне, села рядом и проговорила:
— Осмотр кто делал?
— Паук.
— Он что говорит?
— Отказной хочет состряпать.
— Ты, получается, так сказать, по своей инициативе копать будешь?
— Ну да… Нам не привыкать.
— Макс, работы и так хватает. Но ладно, я даю добро. Только имей в виду: если что, я была не в курсе. Как ты говоришь, Паук дело возбуждать не собирается, никаких запросов и поручений официальных в УГРО он делать не будет. Так что давай, по-тихому все сделай.
Я хмыкнул. Ну, начальник — он и есть начальник, даже если, вроде, все на мази у нас. Сама отправила — и сама же не в курсе.