Не успел я ответить, как дверь соседней комнаты распахнулась, и на пороге возникла Ирка. Она сначала с любопытством уставилась на Альку, затем на меня и вдруг небрежно бросила:
— Максим, слушай, соли одолжи немного.
Я нахмурился, понимая её уловку:
— Ир, я вчера сам у тебя соль брал. У тебя полная банка была. Куда дела?
Ирка пропустила мою реплику мимо ушей, уставившись на бутылку в руках Альки:
— Ой, вино! Какое классное, мускат! Прямо такое же, Макс, как мы с тобой недавно пили! — она хитро покосилась на Альку, не скрывая торжества.
Алька смерила её злым взглядом, тут же нахмурившись. Ирка же, чувствуя себя победительницей, ехидно спросила:
— А вы вообще кто? Сестра, наверное? Хороший у вас брат.
— Оценила уже? — прошипела на это Алька.
— Уважаемая соседка, не лезь не в своё дело, пожалуйста, — осадил я её, пропуская Альку внутрь комнаты.
Ирка осталась стоять на пороге, вытягивая шею, чтобы заглянуть внутрь, но я решительно захлопнул дверь, отсекая её от происходящего.
Алька поставила бутылку на стол, взглянула на меня с лёгким укором и улыбнулась:
— А ты, я смотрю, времени даром не терял. Совсем освоился тут, да?
— Ну… — начал я, не зная, как ответить, но она тут же прервала меня:
— Ладно, ничего не говори. Господи, Макс, как я соскучилась…
Она приблизилась вплотную, неотрывно глядя на меня, и начала медленно снимать платье, едва заметно покачиваясь в такт тихо звучащей виниловой музыке. Одним лёгким движением она скинула с плеча тонкую бретельку, затем вторую, и платье разом соскользнуло вниз, оголив её идеальное тело. Алька стояла передо мной, полуобнаженная и прекрасная, с вызывающей и одновременно нежной улыбкой, а в её зелёных глазах отражался закат.
Я выдохнул и почувствовал, как всё напряжение прошедшего дня моментально растворилось.
Глава 11
Я зашел в кабинет к Кобре и с ходу наткнулся на сцену её очередной телефонной баталии. Она стояла у окна, раздражённо прижимая трубку к уху, и явно едва сдерживалась, чтобы не перейти на совсем уж повышенные тона.
— Вот ему и звони тогда! Что ты мне названиваешь постоянно? — с раздражением крикнула она в телефон. — Номер тебе его дать? А вот, он сам как раз и зашел. Хочешь, трубку дам, поговори с ним лично.
Кобра выразительно глянула на меня, словно собеседник на том конце провода мог увидеть её раздражение и меня заодно.
— Не хочешь? Ой, Антоша, всегда ты был ссыклом. Всё, не звони больше, давай, пока, — она быстро положила трубку и облегченно выдохнула.
— Антоша, значит? — с холодком спросил я. — Соколов, что ли, твой бывший?
— А кто ещё, Макс? Много у меня Антошенек, что ли, было? Ой! Что-то не то ляпнула…
— И чего ему опять понадобилось? — будто бы равнодушно уточнил я.
— Да опять про твою «Ниву» начал ныть, — отмахнулась Кобра. — Говорит, переоформи уже на себя эту машину, задолбался штрафы твои оплачивать с камер фиксации.
Я злорадно ухмыльнулся и пожал плечами:
— Ну пусть платит. Когда-нибудь оформлю, когда будет время.
— Кстати, а чего ты её до сих пор не оформил? — поинтересовалась Оксана.
— Да шифровался, пока Валет живой был, сама же понимаешь, — усмехнулся я. — А сейчас вот специально назло Антошеньке ещё пару недель не буду ничего делать.
— Он там грозился обратно забрать машину, если не оформишь, — предупредила она, слегка нахмурившись.
— Кишка у него тонка, — отмахнулся я. — Договор купли-продажи подписан, не дёрнется.
— Как хочешь, ваши дела, — Кобра пожала плечами. — Мне вообще эта «Нива» не нравится.
— Ну да, конечно, у тебя марковник, — одобрительно кивнул я. — Слушай, я чего к тебе вообще зашёл. Тут Паук мне мысль подкинул. Проконсультироваться с одним профессором психологии. Может, он подскажет, можно ли человека так обработать, чтобы заставить с моста прыгнуть? Гипнозом там или каким-то ещё внушением. Подскажет, куда копать.
— Сомнительно, конечно.
— Но попробовать стоит.
— И как его зовут, этого профессора? — спросила Кобра.
Я достал из кармана сложенный листок и прочитал:
— Карл Рудольфович Ландер.
— Ландер? — неожиданно вскинулась она. — Что-то знакомое…
Оксана подошла к сейфу, открыла его и достала оттуда стопку бумаг. Немного полистав, она протянула мне распечатку звонков. Возле одного из номеров карандашом было написано: «Ландер».
— Когда Валет был в розыске, мы все его звонки пробивали. Вот этот профессор и всплыл, видишь? — она ткнула пальцем в листок. — Часто они созванивались вообще-то, так что интересно, какие дела у них могли быть общие?
— Вот и узнаем, — задумчиво произнёс я. — Заодно и выясню, что за человек этот Ландер.
Кобра снова села за стол и подняла глаза на меня:
— Кофе будешь?
— А коньяка нет? — усмехнулся я.
— Ты офигел, Макс? Рабочий день только начался!
— Эх. Тогда кофе, — с деланной грустью вздохнул я. — Только с сахаром, а не ту горькую бурду, которую ты хлебаешь.
— Ой! Какие мы нежные! Настоящий кофе без сахара пьют.
— Настоящий кофе — это «три в одном», из пакетика, — усмехнулся я, — и под «Доширак», желательно.
— Когда это ты на «Доширак» успел подсесть? — удивилась Кобра, доставая кофе и сахар.
— Было дело… — туманно ответил я.
Я вошёл в приёмную профессора Ландера, и в тишине помещения тревожно звякнул подвешенный над дверью колокольчик. За стойкой сидела женщина средних лет. Она приветливо подняла на меня глаза и улыбнулась профессионально и сдержанно, как умеют улыбаться только в дорогих заведениях, связанных с работой с клиентами.
— Здравствуйте! На какое время вы записаны? — спросила она, привычно листая страницы журнала.
— Я не записан, — ответил я, сразу подходя ближе.
— Тогда вам нужно записаться, у нас прием строго по записи, — секретарша слегка нахмурилась и придвинула к себе журнал с расписанием приёма.
— Нет, вы не поняли, я не пациент. Я хуже, — улыбнулся я и достал удостоверение.
Женщина замерла на мгновение, словно в ступоре, широко раскрыла глаза, недоверчиво уставившись на меня. Наверняка скрывать ей было нечего, но сама ситуация явно выбивала её из привычной колеи: готов поспорить, что полиция здесь была нечастым гостем.
— Мне нужно переговорить с Карлом Рудольфовичем, — твёрдо произнёс я.
— Ой, знаете, — начала она смущённо листать журнал, растерянно пробегая глазами по страницам, — у него сегодня всё расписано, пациенты один за другим. Может быть, завтра найдётся окно, если…
— Нет, вы снова не поняли. Мы окошки ваши искать не будем. Уголовный розыск. Позовите профессора, пожалуйста, прямо сейчас, — повторил я более настойчиво.
Она растерянно заморгала, не зная, как поступить в такой ситуации. Но я уже не стал ждать. Кинув взгляд на шикарную массивную дверь кабинета, я шагнул к ней.
— Подождите! Там же пациент сейчас! Ой, мне же влетит потом! — всполошилась она, беспомощно привстав со стула.
— Ничего страшного, скажете, что вас запугали, — отмахнулся я и уверенно постучал в дверь кабинета.
Но ответа ждать не стал, тут же открыл и вошел.
Внутри кабинета было полутемно и тихо. Пожилой профессор Ландер сидел на небольшом диванчике, а напротив, в глубоком мягком кресле, устроился худощавый, нервный пациент молодого послепрыщавого возраста, который вздрагивал и жаловался профессору на тревожность, панические атаки и прочие непонятные мне казусы. Я невольно подумал: «Мне бы твои проблемы…».
В моё время, когда кругом был один беспросветный бардак, ни о каких психологах никто и не слыхивал. Если бы кто-то в девяностых пришёл и сказал, что ему непременно нужен психолог, его бы тут же на смех подняли и отправили бы либо в вытрезвитель, либо прямиком на психиатрическое освидетельствование, чтобы лишний раз не морочил голову людям. Тогда ведь из простых людей никто не знал, что такое панические атаки и выгорание. Для нас терапия существовала другая, в чем-то проще и надёжнее: стакан водки, налитый щедрой рукой товарища. И хоть ненадолго, но после такого сеанса проблем на душе становилось гораздо меньше.
Правда, к ней тоже лучше не привыкать.
Впрочем, и сама страна тогда обзавелась своими всенародными «колдунами-психологами», вроде Чумака, который молча и загадочно махал руками с экранов телевизоров, заряжая воду и кремы. А ещё был взгляд Кашпировского, пристальный и гипнотический, пронизывающий насквозь, обещающий избавление от всех недугов и несчастий. И шрамы, якобы, рассасывались. Вот была психотерапия, так психотерапия, причём коллективная, на миллионы человек сразу. Без всяких успокоительных и снотворных.
Из медикаментов у нас вообще был простейший набор: подорожник на разбитую коленку и плевок бабы Клавы на ячмень на глазу. Ячмень, кстати, и вправду проходил через пару дней. Так и лечились, особо не заморачиваясь. Зачем кому-то был психолог, если есть столько проверенных временем народных методов?
А теперь психологов, как грязи, и все люди лечатся, прорабатываются, копаются в своих головах, будто в чуланах, пытаясь избавиться от хлама и паутины в мозгах. С одной стороны, это, наверное, и неплохо, а с другой — куда-то исчезла та самая простота и твёрдость духа, с которыми жили раньше. Тогда мы как-то проще переносили трудности и неудачи, меньше жаловались и меньше ныли. Возможно, стакан водки и плевок Бабы Клавы не решали наших проблем, но жизнь казалась проще, яснее и понятнее. А может, просто молодость была, и море по колено.
— Что происходит? Вы кто? — возмущённо проговорил профессор, резко повернувшись в мою сторону. — Процесс консультации нельзя вот так…
— Здравствуйте. Лейтенант полиции Яровой Максим Сергеевич. Нам нужно переговорить, — произнёс я сухо, сверкнув ксивой.
— Что-то случилось? — Ландер слегка нахмурился и вопросительно посмотрел на меня поверх очков.
— Желательно наедине, — я многозначительно покосился на пациента, который от моего появления ещё сильнее сжался в кресле, будто пытаясь стать незаметным.