— Надо же, вот всё-таки нашлись, это хорошо. И как ты вообще различаешь все эти крючочки и завиточки, Ваня? — с наигранным восхищением спросил я. — Как по мне, так они все одинаковые.
— Да как же одинаковые-то! Папиллярные узоры абсолютно у всех разные, Макс, — искренне возмутился Ваня. — Представляешь, даже у близнецов ДНК — одинаковое, а папиллярные узоры — всегда разные. В природе нет двух одинаковых отпечатков.
Я сделал вид, что внимательно слушаю его небольшую лекцию, хотя прекрасно всё это знал и без него. Незаметно я чуть подвинул баночку с кислотой ближе к центру стола. Затем, якобы рассмотрев всё, что хотел, резко распрямился, небрежно и уверенно, будто собираясь уходить. Локтем случайно зацепил баночку, та перевернулась, крышка, заранее ослабленная мной, слетела, и едкая жидкость немедленно залила исследуемые фрагменты скотча со следами.
— Максим! — резко вскрикнул Ваня, вскакивая с места и глядя с ужасом на своё уничтоженное творение. — Ты что наделал⁈
— Ой! Елки, извини, — постаравшись изобразить искреннее сожаление и досаду, развёл я руками, якобы винясь в неловкости. — Что-то сегодня я рассеянный какой-то, не выспался, чесслово.
— Да как же так, Макс? — растерянно пробормотал он, глядя на уничтоженные улики. — Это же были единственные чёткие следы, других-то нет! Я их и отснять не успел, — он махнул рукой в угол кабинета, где лежали разрозненные обрывки полиэтилена и обрезки скотча, явно не содержавшие ничего стоящего.
— Прости, дружище, — снова пожал я плечами. — Неловко вышло, конечно. Ну, надеюсь, найдёшь ещё следы, может, не последние эти были. Да?
— Нет, там больше нет ничего, — чуть не плача, простонал Ваня. — Только эти и были. Теперь что же я в справках напишу?
Ваня уже аккуратно и тщательно стирал следы пролитой кислоты, предварительно нейтрализованную раствором щелочи, найденным на той же полке.
Мне стало даже немного его жаль, но ничего не поделаешь. Переживет. Главное — следов больше нет.
— Напиши правду — что следы непригодны для идентификации, — спокойно предложил я. — Ведь непригодны же.
— Ну… да, так и сделаю, — уже менее расстроенно согласился Корюшкин, успокаиваясь.
Ваня замолчал и продолжил усердно тереть стол, от старания сопя. Потом вдруг неожиданно произнес, видимо, решив сменить тему:
— А кстати, ты же мне номер дал… Ирины этой. Она хоть симпатичная?
Я усмехнулся, увидев, что настроение у него уже улучшилось, и примирительно ответил:
— Сам увидишь. А ты не забудь ей заранее написать. Надо аудиторию прогреть, так сказать.
— Какую аудиторию? — удивлённо переспросил он.
— Да в переносном смысле, Ваня, не тупи, — улыбнулся я, дружески хлопнув его по плечу. — Главное, напиши, а там — всё будет отлично.
Я кивнул ему и вышел из кабинета, чувствуя облегчение от того, что угроза миновала. Вот только надо как-то Ирку убедить, что ей непременно нужно сходить на такое свидание вслепую.
Ну и про Ваню ей рассказать…
Глава 13
На утренней планёрке для руководящего состава Мордюков был явно не в духе. Это было видно уже по тому, как он тяжело опустился на своё привычное место во главе стола и принялся рассеянно слушать дежурного, который бубнил суточную сводку. В другой день он бы сразу начал вставлять ему пистон за плохо отработанные материалы по дежурным суткам, за невнятность доклада и упущенные детали, но сегодня лишь мрачно кивал и даже не стал перебивать.
Дежурный, оттарабанив сводку, поджал губу, тоже уловив что-то неладное, и тревожно взглянул на начальника, ожидая привычного разноса. Но Морда лишь несколько секунд молчал, будто собираясь с мыслями, и потом заговорил тяжело и грустно:
— Доигрались, товарищи. К нам проверка из области едет. И не простая проверка — всё вверх дном перевернут. У всех сейфы прошерстят, все дела достанут, каждую бумажку изучат, ядрён патефон, как под микроскопом. Вещдоки незарегистрированные, если есть — немедленно сдать в камеру хранения. Лишнее — срочно уничтожить или официально оформить. По всем материалам, которые заволокичены, срочно принять процессуальное решение. В кабинетах навести порядок. И чтобы никаких неожиданностей. Никаких незарегистрированных заявлений в столах. Ясно⁈
Он обвел всех тяжелым взглядом, помолчал, дав возможность сотрудникам осознать серьёзность ситуации. В кабинете воцарилась напряжённая тишина. Но это, как оказалось, были еще не все плохие новости на сегодня. Начальник продолжил ещё тише и мрачнее:
— Беда к нам пришла, товарищи. Начальник кадров наш, Владимир Ильич Зуев, оказался совсем не героем. Подробностей я вам пока говорить не стану, но суть такова. Мы-то считали — погиб при исполнении, орден уже посмертно хотели дать, представление в Москву ушло, ждали награждения… А теперь вот, получается, что совсем наоборот. Всё вверх тормашками перевернулось. За нас теперь берётся Следственный комитет, серьёзно берётся. Сегодня будут проводить обыск в кабинете Зуева. Он подозревается в особо тяжком преступлении. Вот так…
Народ зашевелился, зароптал, гулом разнелись по кабинету встревоженные голоса, кто-то тихо выругался, кто-то удивленно охнул. Все были ошарашены такой новостью. Никому и в голову не приходило, что погибший Зуев, которого ещё недавно хоронили с церемониалом: под звуки траурного салюта из автоматов Калашникова, с почётным караулом и с флагом, вдруг окажется преступником.
Заявление Мордюкова выглядело совершенно дико и нелепо.
Полковник тем временем поднял руку, призывая к тишине, и невесело продолжил:
— В общем, так, товарищи. Если у кого-то с ним были какие-либо делишки — личные, а не служебные, или ещё какие особые, рекомендую вам прямо сейчас садиться и писать рапорт по собственному. Лучше сейчас уйти по-тихому, чем потом долго оправдываться. Завтра уже будет поздно. Проверяющие настроены очень серьёзно. Да и Сметанин, следователь из Москвы, свое дело знает.
И снова тягостная тишина. Сотрудники угрюмо переглядывались, словно пытаясь определить, у кого рыльце в пушку и кому теперь не позавидуешь. Зуев был для всех авторитетом, строгим и дотошным руководителем. Не знали, кто он на самом деле. Новость эта всех ошарашила.
Я сидел и внимательно смотрел на реакцию присутствующих, пытаясь понять главное: был ли с оборотнем еще кто-то заодно? И какие последствия это принесёт лично мне. В голове вертелась назойливая мысль: «Неужели этот кадровик потянет за собой ещё кого-то? Неужели зацепят и меня?»
Вскоре в здании ОВД появился Бульдог. С оперативниками из ОСБ, прибывшими из области, они начали обыск в кабинете начальника кадров. Ничего существенного там не нашли, только бумаги какие-то переложили с места на место, шкафчики перерыли, всё изучили внимательно и с понятыми, но пока без результата. Ясен пень, Замполит всё-таки не дурак, компромат на себя в служебном кабинете не хранил. Не зря же но получил такое прозвище — Замполит. Хитрый был гад.
Мордюков, как руководитель территориального органа, лично присутствовал на обыске и повторял, словно молитву:
— Кто бы мог подумать, кто бы мог подумать… Ну, Владимир Ильич, мать твою за ногу… Ох, чую, не дадут мне спокойно на пенсию уйти.
— Не волнуйтесь, Семён Алексеевич, — холодно улыбнулся Бульдог, оторвавшись от заполнения протокола обыска. — Работа наша такая. Оборотней в погонах выявлять.
— Да что ж тут выявлять-то? — дёрнул он плечами. — Он уже на том свете… Гори он в аду…
— Всё понимаю, но дело Валькова у меня, а это — один из эпизодов пособничества. Ваш зам, он же начальник кадров, был с ним связан и получал прямые указания от Валькова. В ходе совместной преступной деятельности.
— Ничего такого мне не было известно, — оправдывающимся голосом проговорил Мордюков.
— Допустим. Мы работаем по этим обстоятельствам… Это подтверждается показаниями свидетелей, распечатками телефонных звонков и некоторыми любопытными документами.
Мордюков сглотнул.
— Какими ещё документами? — с тревогой спросил полковник.
А вот Сметанин не кивал, не глотал, не водил плечами — кажется, даже не моргал никогда, только смотрел на собеседника в упор.
— Этого я пока сказать не могу. Неизвестно, кого еще кадровик потянет за собой.
— Типун вам на язык. В моем отделе была крыса, но крыса эта была одна! — сдавленно воскликнул начальник отдела.
— Ну, посмотрим. А, да, вот ещё… Что вы можете сказать про Ярового?
— А что Яровой?
— Нам нужно знать, он близко взаимодействал с Зуевым?
Мордюков развёл руками:
— Да все мы близко взаимодействовали с Зуевым. Это же начальник кадров.
Но Сметанин, кажется, не посчитал это за ответ.
— Найдите мне его, — бросил он даже не ответ, а указание. — У меня появились вопросы.
— Вопросы? По поводу? — хмуро сдвинул брови Мордюков.
— Извините, Семен Алексеевич. Это я уже с ним буду разговаривать. И кстати, где мне можно будет с ним побеседовать? Чтобы нам никто не мешал?
— Можете разместиться в моём кабинете. Я позову Максима, Яровой скоро придёт.
Мордюков явно направился сначала ко мне в кабинет, но там, очевидно, не нашёл. А после заглянул в кабинет Кобры. Мы с Оксаной сидели, как всегда, после планёрки, шутили, пили кофе, обсуждали планы на день.
— Прохлаждаетесь, — мрачно пробурчал начальник. — У нас тут такое творится, а вам всё хихоньки-хахоньки!
— Мы работаем, обсуждаем планы оперативных мероприятий, — невозмутимо ответила Кобра.
— У нас проверка! — поморщился Морда, глядя на часы. — Через час будут в отделе.
— Да пускай хоть запроверяются. Вы же знаете, как с ними управляться. Как бы мы ни работали, найдут до чего докопаться. Ублажать их надо, и всё.
— Да знаю я! — повысил голос шеф. — Но сейчас не тот случай. Баня, сауна, выпивка и бабы не прокатят. У них прямое указание всё тут наизнанку вывернуть. ЧП какое на органы! Зуев наш, сука, подставил… Ох, моя это недоработка. Пригрел змею, а я ему так доверял… так доверял…